Теперь Кирилл знал, какая армейская группировка проследовала восемь дней назад, какая и куда. Не об этих ли крупных воинских частях говорил генерал в Москве? Хорошая у Эрнста память! Он помнил даже номера некоторых историй болезни офицеров из этой группировки, заболевших в пути и направленных в госпиталь. Офицеры, бывает, кое о чем проговариваются, особенно в госпитале и при своих.
«Ай, Эрнст. Здорово же ты нам подвернулся. Здорово подвернулась Зося Христофоровна». Кирилл с удовольствием думал о домике на окраине.
Дорога с разгона влетела в березовую аллею и, зажатая с обеих сторон, потеряла свободу. Березы с шумом стряхнули стремительную стаю воробьев, точно кучу камней, которые никак не могли упасть на землю.
«Есть что сообщить Москве…» Пусть засекут там, что в семи километрах южнее города аэродром «липовый». А бомбить тот, что за рекой, прикрытый лесом, — это, братцы, и есть настоящий аэродром бомбардировщиков. Это он сам высмотрел, и это точно. Уж поездил он по окраинам… Никогда еще, смеялся Алесь, не возил он мясо на аэродром такой длинной дорогой. Можно было подумать, что заблудился и кружит…
У развилки Алесь повел баранку влево и свернул на изрезанный колеями мокрый проселок. Проселок вел в низину.
«А ресторан!..» — вспоминал Кирилл. Он даже залюбовался двухэтажным зданием на перекрестке шумных улиц. На стенах, выкрашенных в охристый цвет, изображены головы бизонов, хвостатые драконы, пантеры, медведи, точь-в-точь как на кузовах немецких автомашин, стоявших на мостовой вдоль тротуара. Вывеска — по-немецки и по-русски: ресторан «Шпрее». Присмотревшись к зданию, можно было заметить, что еще недавно было оно разрушено — пробоины на фасаде выложены свежим кирпичом. Федор, знал Кирилл, явился в городскую управу: так и так, хочет попытать счастья на предпринимательском поприще. Он принес расчеты, выкладки, убеждавшие, что дело стоящее и нужное — в городе же нет еще ни одного ресторана. В управе рассудили — предложение дельное, да и будущий хозяин ресторана внушает доверие: при большевиках сидел в тюрьме. Правда, состоял двадцать лет в коммунистической партии, но сама же партия отвергла его, — объявила врагом народа. «Начинайте», — сказали ему. Кирилл посмотрел в большое овальное окно: за столиками сидели немцы, должно быть, шоферы, ефрейторы и солдаты, проезжавшие через город, и, судя по их виду, служащие, работавшие в городских оккупационных учреждениях. Официантки разносили на подносах блюда. Кирилл вошел в ресторан, пробрался в угол, сел за свободный столик. Перед ним вырос Федор. Он бы и не узнал его, если б не басовитый голос, запомнившийся ему, если б не приплюснутый нос и шрам на щеке. Подтянутый, в черном костюме, в белой рубашке с бабочкой, чисто выбритый. «А мы, что ли, немцев не кусали?..» Неужели тот самый голос, произнесший тогда, в обкоме, эти слова, сейчас спросил его: «Вам что угодно, пан?» Сделал вид, что не узнал Кирилла. Или в самом деле не узнал. Пан так пан. «Так что?» — повторил Федор. «Бифштекс. Не очень прожаренный, с кровью». — «Хорошо, пан. На сладкое?» — «Ананас…» — «Пан шутит, конечно. Консервированную вишню не угодно?» Вот и пароль. Бифштекс с кровью… Ананас… И отзыв: консервированная вишня… На всякий случай, сказал Лещев, пусть Кирилл запомнит пароль и отзыв, мало ли что… Кирилл видел, как обрадовался Федор, когда сказал ему, чтоб слал в Снежницы машину за мясом. Хмурое лицо его посветлело. «Ох и ресторан же!..» — опять подумалось. А пообедал как!..
Кирилл проглотил слюну.
— Алесь, ничего не осталось пожевать? Есть, братец, хочется.
— В правом кармане. Хлеб с колбасой. Достаньте. Девчата из того «Шпрее» сунули.
Кирилл вынул из кармана Алеся завернутые в газету бутерброды, один ткнул Алесю в руку, другой сам стал есть.
— Жми, Алесь. Дотемна бы добраться к месту.
— Жму. — Алесь дожевывал бутерброд.
Дорога бежала уже посреди поля, оно все шире распахивалось перед ними.
Кирилл стал думать об Ивашкевиче. Возможно, и он к ночи вернется. Если б тоже удача! Он поймает Сариновича, этого прохвоста, помощника бургомистра. Кирилл почему-то уверен, что поймает. Припугнет его как следует, и тот сдастся. Саринович — правая рука бургомистра, тоже начальник. Он может многое сообщить о своем районе. Особенно о перевозках войск, о базах и складах… Важный район. Кирилл и Ивашкевич уже знали, что представляет собой Саринович. Трус. В свой хутор наезжает редко, утром прибывает, а к вечеру, засветло, возвращается в Лесное: приспособил в управе закуток — кровать, столик. Еще ни одной ночи не провел он дома: ночь же — партизанский день… А партизан он боится. Кирилл усмехнулся, вспомнив, как сказал Ивашкевичу: «Возьми и Петрушко. Посмотрим, есть ли соль в этом мужике…»
«Только бы все обошлось», — беспокоился Кирилл. Усталость уже не так сказывалась, и все, что приходило в голову, было успокаивающим, удачливым…
Впереди, далеко за полем, горбился холм. Дорога влезла на холм, потом торопливым зигзагом скатилась с него и, выпрямившись, вползла в деревню.
Деревня открывалась по-осеннему нелюдимая, занятая своими невидными делами. Показались длинные ряды коровников с множеством окошек в одну линию, с силосными башнями в конце, издали они походили на железнодорожные составы с высокими и толстыми паровозными трубами. Навстречу двигалась подвода с молочными бидонами. Дорога поблескивала рытвинами, в которых стояла вода, и подвода вгрузала в них то передними, то задними колесами. Расстояние между грузовиком и подводой быстро сокращалось, в переднем стекле, как на экране, уже хорошо виделась молодая женщина в поддевке и тупоносых сапогах с широкими голенищами. Вожжами понукала она тощую ребристую лошадь. Лошадь напряженно выбрасывала вперед ноги, судорожно цепляясь за землю, и мотала головой — вверх-вниз, будто иначе ей и с места не сдвинуться.
Алесь высунулся из кабины.
— Оксана! — окликнул он женщину, когда та поравнялась с грузовиком. Алесь остановил машину. — Здравствуй.
Женщина тоже остановилась.
— Здравствуй, — сказала она.
— Как живешь, Оксана?
Она усмехнулась:
— Как все…
— Значит, плохо.
Алесь достал из кузова мятое ведро.
— Все туда возишь?.. — на ходу ткнул он пальцем через плечо.
— А куда ж…
Наискось лежала серая тень, длинно повторявшая грузовик. Скорым шагом направился Алесь к пруду, хмуро блестевшему поодаль. Женщина смущенно взглянула на Кирилла, потом перевела глаза на пруд, где Алесь, присев на корточки, опустил в спокойную, замершую воду ведро. Вода дрогнула у берега и взломалась. Женщина повернула голову, и взгляд ее снова скользнул по лицу Кирилла. Он уловил в широко расставленных под длинными темными бровями глазах женщины затаенное любопытство.
— Далеко бидоны возишь? — нарушил Кирилл молчание.
— Та, — уклончиво махнула женщина рукой.
Алесь вернулся, залил дымившийся радиатор, привязал в кузове ведро, чтоб не гремело, пнул сапогом скаты.
— Бывай, Оксана! — Он тронул руль.
— Счастливо, — отозвалась женщина.
Машина двинулась.
— Кто такая? — посмотрел Кирилл на Алеся.
— А вдова. Муж колхозным животноводом был. Расстреляли немцы. Трое у нее мальков, один другого не понесет.
Начался спуск, Алесь сбросил скорость.
Пошли домики, домики, обшитые тесом, и с длинными трещинами на потемневших от времени и непогоды, будто закопченных, бревнах, домики с почти одинаковыми крылечками, слуховыми окошками, светелками, палисадниками. Длинная улица пустынна и тиха. Где-то на дворе со скрипом развертывалась колодезная цепь. Вдалеке возникла колокольня, она венчала, казалось, не церковь, а спрятавшие ее высокие липы, потом Кирилл увидел сад, который осень опустошила, и старые облетелые яблони теснились, раскинув ветвистые рога, будто сбилось оленье стадо, и, не будь ограды, сад вышагнул бы на дорогу. Над садом еще стоял свежий запах яблок, ветер донес его в кабину, и Кирилл жадно глотнул этот острый возбуждающий воздух. Грузовик катил мимо колхозных построек. Белые стены, заштрихованные голыми сучьями прижавшихся к ним деревьев, выступили почти на самую дорогу. Кирилл повернул голову: вслед бежал табунок ребят. Что-то дрогнуло в нем. «Светланка!» — Кириллу показалось, что громко позвал, но он только подумал о ней. В эти дни он часто вспоминал о доме на набережной Москвы-реки. Мысль о дочери, о жене приходила, когда ему было трудно или очень уставал. Несколько минут следил он, как сзади бежали ребята. Дорога круто повернула и скрыла их, Кирилл поймал себя на том, что с волнением вглядывался в эту деревню, точно узнавал хорошо знакомые места. «Просто порабощенный кусочек Родины…» — вздохнул он.
