В годы, последовавшие за поражением первой российской революции, Ленин еще сильнее подчеркивал своеобразие развития российского капитализма.[307] Поражение революции побудило его еще более основательно изучить изменение роли и характера (самодержавного) государства, его относительную самостоятельность, «бонапартистское» отделение от господствующих классов (что, по мнению Ленина, сделало невозможным для рабочего класса любое серьезное сотрудничество с буржуазией), сильную концентрацию промышленного капитализма, сопровождавшуюся концентрацией основных политических сил, а также возможные альтернативы аграрного развития. В 1909–1911 гг. Ленин и в споре со своими идейными единомышленниками подчеркивал, что царская монархия добилась определенной самостоятельности по отношению к господствующим классам, и хотя под влиянием событий 1905 г. царизм сделал шаг вперед в сторону превращения в буржуазную монархию, бюрократический аппарат сохранил собственную систему интересов, относительно независимую от интересов крупнопоместной аристократии и — в еще большей степени — буржуазии. В 1905 г. царизм, который в начале XX в. попытался продлить свое существование и сохранить конкурентоспособность на международной арене путем «заманивая» в страну иностранных капиталов, вынужден был принять во внимание тот факт, что он потерял свою социальную базу, крестьянство, и должен вести борьбу с порожденным российскими условиями бунтарским, не поддающимся интеграции промышленным и, главным образом, сельскохозяйственным пролетариатом, которому действительно «нечего терять, кроме своих цепей».[308]

В мышлении Ленина понятие своеобразия было итогом сопоставления России не только с Востоком, но и с Западом. Теоретическое осмысление Лениным отношений между центром и периферией (между передовыми и отсталыми капиталистическими странами) имело свои предпосылки. Первый вариант такого осмысления был намечен в 1899 г. в предисловии к «Развитию капитализма в России», в котором подчеркивалась тождественность основных черт капиталистического развития в Западной Европе и в России, «несмотря на громадные особенности последней как в экономическом, так и во внеэкономическом отношении».[309] Ленин ссылался здесь на распространение наемной работы в сельском хозяйстве и других областях экономики, на употребление машин и прогрессирующее разделение труда, что не противоречило упомянутому своеобразию российского развития, а лишь намечало мировую систему координат этого своеобразия. В то же время «разделение» экономического и социального развития в литературе того времени оказывало дезориентирующее влияние на выработку политической стратегии, достаточно вспомнить, насколько неверно понимали природу революционного процесса представители определенных течений меньшевизма и либералы, интерпретировавшие экономическое развитие России по западноевропейской схеме.[310]

Гораздо позже, в 1915–1916 гг., после начала Первой мировой войны, Ленин в своей знаменитой книге об империализме вернулся к систематическому исследованию мировой системы капитализма,[311] о некоторых аспектах которого, несколько забегая вперед, здесь нужно кратко упомянуть. Ленин еще до войны обратил внимание на ряд впечатляющих моментов «нового капитализма», «империализма», о которых он обобщенно писал в статье «Система Тейлора — порабощение человека машиной».[312]

Во время первой мировой войны, когда Ленин разработал свою теорию империализма,[313] он в некоторых аспектах предвосхитил сформулированные позже вопросы иерархизации мировой системы, поставив в центр своего исследования ее экономические и политические характеристики.[314] В эпоху слияния банкового капитала с промышленным Ленин подчеркнул значение вывоза капитала в отличие от вывоза товаров, поскольку вывоз капитала именно в силу неравномерного развития сделал возможным накопление сверхприбыли в западных странах или, как мы сказали бы сегодня, в странах центра. Ленин указал на систему зависимости, опирающуюся на существование государств-должников, когда Великобританию, которая, например, «дает взаймы Египту, Японии, Китаю, Южной Америке», оберегает «от возмущения должников» ее военно-политическая мощь, больше того, «ее военный флот играет роль, в случае крайности, судебного пристава».[315] При этом он пришел к важной для его представлений о революции идее, что на новом уровне концентрации капитала всемирное распространение финансового капитала охватывает все экономические и политические институты современного буржуазного общества густой сетью отношений зависимости.[316] Это явление выражалось и в монополизации колониальной политики.[317] В конце концов особенности империализма как экономической и политической мировой системы однозначно проявились во всех отношениях во время Первой мировой войны. Основополагающее значение для оценки перспектив революции 1905 г. и революции вообще имело то, что Ленин осознал необычайно возросшую экономическую роль государства и значение его сращивания с частным, конкретнее, с финансовым капиталом, которое приобрело необычайную важность в процессе иерархизации мировой системы капитализма и глобальной борьбе за колониальную периферию.[318] По его мнению, там, где усиливается финансовый капитал, усиливается и государство. Рассматривая количество ценных бумаг, которыми владели разные страны, Ленин увидел иерархию, породившую цепь взаимной зависимости: по сравнению с Англией, США, Францией и Германией (Ленин изучал данные за 1910 г.) «почти весь остальной мир, так или иначе, играет роль должника и данника… Особенно следует остановиться на той роли, которую играет в создании международной сети зависимостей и связей финансового капитала вывоз капитала».[319] В своей статье «Капитализм и иммиграция рабочих», опубликованной в октябре 1913 г., Ленин обратил внимание на явление эмиграции, глобального переселения рабочей силы, которое изображалось им в качестве новой формы эксплуатации. Опираясь прежде всего на американские источники, он обрисовал основные особенности растущей «эмиграции» или, как говорят ныне, международной миграции. В центре этого явления находилась Америка, куда в 1905–1909 гг. прибывало ежегодно более миллиона человек, но это пополнение рабочей силы поступало уже не из крупных европейских стран, а прежде всего из России. Российские иммигранты (немалую часть которых составляли евреи), «пережившие всякие стачки в России, внесли и в Америку дух более смелых, наступательных, массовых стачек». Ленин уже тогда по существу видел в этом процессе главное стремление капитала к снижению, минимализации стоимости рабочей силы в странах периферии и «перекачиванию» рабочей силы в центр: «Капитализм создал особый вид переселения народов. Быстро развивающиеся в промышленном отношении страны, вводя больше машин, вытесняя отсталые страны с мирового рынка, поднимают заработную плату выше среднего и привлекают наемных рабочих из отсталых стран». Тем самым обострялась конкуренция между наемными рабочими в различных регионах мировой системы («классические» проявления которой очень хорошо видны на нынешней степени глобализации). В то же время в этом процессе вынужденного оставления родной земли, сопровождавшимся страданиями миллионов людей, Ленин разглядел и нечто обнадеживающее, он придавал «новому переселению народов» определенное «прогрессивное значение»: «Избавления от гнета капитала нет и быть не может вне дальнейшего развития капитализма, вне классовой борьбы на почве его. А к этой борьбе именно и привлекает капитализм трудящиеся массы всего мира, ломая затхлость и заскорузлость местной жизни, разрушая национальные перегородки и предрассудки, соединяя вместе рабочих всех стран на крупнейших фабриках и рудниках Америки, Германии и т. д. Америка стоит во главе стран, ввозящих рабочих».[320]