6.4.3. Сепаратизм или ассимиляция?
В период от поражения революции до начала Первой мировой войны, взгляды Ленина по еврейскому вопросу практически не изменились. Идеологически и теоретически он всегда решал данную проблему под знаком тезиса о «демократической и добровольной ассимиляции», хотя его ответы всегда вырастали из таких вопросов, которые скореее указывали на невозможность ассимиляции. «Средневековая» Россия и «сепаратистский» Бунд, которые, собственно говоря, предполагали существование друг друга, не поддавались рациональным и революционным аргументам Ленина, что в его понимании говорило не против, а как раз за революцию. Хорошо зная экономическую и социальную историю современной ему России, он понимал и то, что социальный фон деятельности Бунда образовывали «объективно» изолированные еврейские рабочие с их мелкопроизводственными корнями и своеобразной психологией.[904]
Известно, что национальный сепаратизм был в определенном смысле «слабым местом» всего восточноевропейского рабочего движения. С одной стороны, противостоявшие монархиям национально-освободительные движения находились еще под контролем старой интеллигенции, духовенства, дворянства или складывающейся буржуазии — в зависимости от того, о какой восточноевропейской стране идет речь. С другой стороны, было непросто согласовать устремления этих движений с социально-политическими целями рабочего движения, так как они сильно отличались по своему руководству, идеологии и социальной базе, вследствие чего конкуренция между ними обычно была сильнее солидарности.[905]
В этом смысле российская социал-демократия никогда не отодвигала на задний план организационные и политические цели рабочего движения, причем наиболее последовательным в этом плане был, по всей вероятности, именно Ленин. Однако он скоро понял особую политическую роль национализма и поэтому, как уже было показано в одной из предыдущих глав, придерживался идеи политического сплочения угнетенного населения, крайне неоднородного по своему этническому составу.[906] В 1913 г. внимание Ленина сосредоточилось на различиях в подходе к еврейскому вопросу в России и Западной Европе. В этой связи он подчеркивал деструктивное влияние системы образования, разграниченной по религиозно-национальному признаку. «Крайнее проявление современного национализма, — писал Ленин, — это — проект национализации еврейской школы… В чем же состоит эта национализация? В том, что евреев хотят выделить в особые еврейские учебные заведения (средние). Во все же остальные учебные заведения, и частные, и правительственные, двери для евреев хотят закрыть совершенно. В довершение этого “гениального” плана предполагается ограничить число учащихся в еврейских гимназиях знаменитой “процентной нормой”! Во всех европейских странах подобные меры и законы против евреев существовали только в мрачную эпоху средних веков, инквизиции, сожжения еретиков и прочих прелестей. В Европе евреи давно получили полное равноправие и все больше сливаются с тем народом, среди которого они живут… Интересы рабочего класса — как и вообще интересы политической свободы — требуют, наоборот, самого полного равноправия всех без исключения национальностей данного государства и устранения всяческих перегородок между нациями… Пример передовых стран всего мира — хотя бы Швейцарии в Западной Европе или Финляндии в Восточной Европе — показывает нам, что только последовательно-демократические общегосударственные учреждения обеспечивают наиболее мирное и человеческое (а не зверское) сожительство разных национальностей без искусственного и вредного разделения школьного дела по национальностям».[907]
В этой связи примером для Ленина была Западная Европа, во всяком случае некоторые западные страны, так как в политической жизни России все еще применялись «средневековые» приемы: «На востоке Европы есть страна, где до сих пор возможны дела вроде дела Бейлиса, где евреи осуждены гг. Пуришкевичами на положение хуже негров. В этой стране возник недавно в министерстве проект национализации еврейской школы. К счастью, эта реакционная утопия едва ли осуществится…. В Австрии культурно-национальная автономия осталась в значительной степени литературной выдумкой, которую не взяли всерьез сами австрийские с.-д. Зато в России ее приняли в программу все буржуазные партии еврейства и несколько мещанских, оппортунистических элементов разных наций…».[908] За делом Бейлиса стояла вся «черносотенная культура», фанатичным сторонником черносотенцев был и сам царь, как показывают его дневниковые записи. Царь считал «Протоколы сионских мудрецов» блестящей книгой, пока Столыпин не сообщил ему, что речь идет об обыкновенной подделке. Между прочим, и сам министр внутренних дел Макаров во время процесса Бейлиса поддерживал черносотенную партию «Союз российского народа».[909]
Как мы видели в одной из предыдущих глав, Ленин проанализировал и явление углубления «этнического сепаратизма» в России и за ее пределами в результате военных конфликтов. Позиция Ленина по вопросу национального сепаратизма основывалась на сделанном из анализа капиталистических отношений выводе о том, что международный капитал, всегда достигающий экономических соглашений, в то же время на рынке рабочей силы и в повседневной жизни противопоставляет друг другу представителей труда, рабочих, по национально-этническому признаку. «Остается, — писал Ленин в “Критических заметках”, - та всемирно-историческая тенденция капитализма к ломке национальных перегородок, к стиранию национальных различий, к ассимилированию наций, которая с каждым десятилетием проявляется все могущественнее, которая составляет один из величайших двигателей, превращающих капитализм в социализм».[910]
В соответствии с этим Ленин горячо нападал на скрывавшиеся за лозунгом «национальной культуры» романтические, устремленные в прошлое взгляды, проявившиеся в стремлении к еврейскому сепаратизму и разрушавшие революционный потенциал, заложенный в еврействе благодаря его социальному положению и культуре: «Но есть другие элементы в еврейской культуре и во всей истории еврейства. Из 10,5 миллионов евреев на всем свете немного более половины живет в Галиции и России, отсталых, полудиких странах, держащих евреев насилием в положении касты. Другая половина живет в цивилизованном мире, и там нет кастовой обособленности евреев… Кто прямо или косвенно ставит лозунг еврейской “национальной культуры”, тот (каковы бы ни были его благие намерения) — враг пролетариата, сторонник старого и кастового в еврействе, пособник раввинов и буржуа. Наоборот, те евреи-марксисты, которые сливаются в интернациональные марксистские организации с русскими, литовскими, украинскими и пр. рабочими, внося свою лепту (и по-русски и по-еврейски) в создание интернациональной культуры рабочего движения, те евреи — вопреки сепаратизму Бунда — продолжают лучшие традиции еврейства, борясь против лозунга “национальной культуры”».[911]
Когда Ленин в своем знаменитом докладе о революции 1905 г., сделанном 9 (22) января в цюрихском Народном доме на собрании швейцарской рабочей молодежи, говорил о России рубежа столетий, ему самому, видимо, бросилась в глаза именно неизменность позиции самодержавия по еврейскому вопросу, ухудшение положения дел в стране. В то же время он обрисовал видившееся ему будущее, когда антисемитская, погромная политика царизма бросит значительные массы еврейства в объятия революционных левых сил: «…Ненависть царизма направилась в особенности против евреев. С одной стороны, евреи доставляли особенно высокий процент (по сравнению с общей численностью еврейского населения) вождей революционного движения. И теперь евреи имеют, кстати сказать, ту заслугу, что они дают относительно высокий процент представителей интернационалистического течения по сравнению с другими народами… С другой стороны, царизм умел отлично использовать гнуснейшие предрассудки самых невежественных слоев населения против евреев. Так возникли погромы, в большинстве случаев поддержанные полицией, если не руководимые ею непосредственно, — в 100 городах за это время насчитывается более 4000 убитых, более 10 000 изувеченных, — эти чудовищные избиения мирных евреев, их жен и детей, вызвавшие такое отвращение во всем цивилизованном мире. Я имею в виду, конечно, отвращение действительно демократических элементов цивилизованного мира, а такими являются исключительно социалистические рабочие, пролетарии».[912]