Послышался шорох гравия под лёгкими стремительными шагами. Он всегда отличал её шаги от любых других, может быть потому, что с самого первого года в Хогвартсе она занимала огромное место в его жизни, а может потому, что в последнее время он стал чувствовать её на расстоянии — изменения настроения, просто её приближение мгновенно отзывались лучистым теплом во всём теле…
Гермиона, поддавшись непреодолимому желанию дотронуться до Гарри, взлохматила его и без того взъерошенные волосы и опустилась рядом на скамью:
— Решил ото всех спрятаться? — голос звучал чуть насмешливо и очень нежно.
— Нет, просто погода отличная, захотелось подышать свежим воздухом, я же тебя звал, — улыбнулся ей Гарри, — да и стоны Невилла по поводу его бабушки достали.
— А у меня ничего не получается с древними рунами, — тяжело вздохнула девушка. — Как обидно! Я же смогла прочесть большой отрывок, а потом — как отрезало — ничего не понимаю! Впервые со мной такое, — горестно посетовала Гермиона. — Да и устала я что-то: в гостиной первоклашки устроили погром, едва их утихомирила. Потом меня вызвала МакГонагалл и долго объясняла, как важно для учеников любого курса не пропускать занятия, и как я должна обеспечивать явку. Далее профессор Снейп имел удовольствие напомнить мне, что программа изучения Зелий всеми без исключения учениками была продлена на два года в виду напряжённой обстановки, а не для его личного развлечения. Так же он язвительно сообщил, что некоторые шестикурсники совершенно определённо не сдадут годовой экзамен и не будут допущены к ТРИТОН в будущем году, если немедленно не возьмутся за ум, — Гермиона прижалась к Гарри, опершись на него, положила голову ему на плечо и прикрыла глаза.
— Давай не будем думать ни о древних рунах, ни о Снейпе с МакГонагалл, а просто погреемся на солнышке, — Гарри отложил книгу и обнял Гермиону за талию, прижав к себе покрепче. Запах её волос кружил ему голову, он ощущал её всем своим существом, и от этого его тело начинало жить самостоятельной жизнью, а в голову лезли очень странные и глупые мысли.
Перед сном в мальчишеской спальне частенько возникали спонтанные разговоры, влекущие за собой волнующие рассказы, в которых было гораздо больше безудержной фантазии и откровенного вымысла, чем реальности. В последнее время чаще всех рассказчиком выступал Симус Финниган — этим летом у них гостила двадцатипятилетняя племянница миссис Финниган, комната которой чудесным образом оказалась рядом с комнатой Симуса. Мисс Лора по причине своего преклонного возраста с Симусом не церемонилась, даже наоборот — частенько приглашала его заглянуть к ней в комнату, чтобы оказать экстренную помощью. То у неё не закрывался ящик, то ломалась расчёска, то босоножки не хотели застёгиваться без умелых пальцев Симуса, то вредная молния на спине грозила немедленно сломаться… Симус словно купался во всех этих пуговках-замочках-штучках, странный туман застилал ему глаза, дыхание сбивалось, но при этом он успевал заметить кучу разнообразных подробностей, воспоминаний о которых с лихвой хватило на весь длинный учебный год. Особенно запал в мальчишескую душу процесс застёгивания босоножек, когда мисс Лора ставила ногу на маленькую табуреточку, а Симус, присев на корточки возился с замочком. Стоило в этот миг невзначай посмотреть вверх, и взгляду открывались какие-то умопомрачительные кружевные штучки, настолько красивые и интригующие, что было просто преступно прятать их под короткую, но всё же вполне чопорную юбку. Рассказ о кружевных штучках мисс Лоры с каждым разом обрастал всё новымиволнующими деталями, и обитатели спальни шестого курса потом долго ворочались в кроватях, каждый по-своему переживая неизгладимые впечатления. Гарри мучился от любопытства, какие же штучки носит Гермиона, и, вообще… как она выглядит без… гм… мантии. Он страшно сердился на себя за эти глупые мысли, считая, что таким образом обижает подругу, но поделать ничего не мог и, засыпая, долго ещё видел замечательные сны, при воспоминании о которых по утрам заливался краской.
…Руки Гарри непроизвольно сжались на талии девушки, он подивился, что пальцы почти сомкнулись, и зарылся лицом в её волосы, сдерживая рвущийся наружу полукрик — полустон. Гермиона вздрогнула с ног до головы и зажмурилась. От той властной силы, с которой его пальцы сжимали её талию, по всему телу разливался жидкий огонь, она готова была рвануться навстречу чему-то, чего страстно желала, в чём хотела раствориться и утонуть, не сознавая даже, что это. Девушка вдруг испугалась — испугалась тех странных образов, которые замелькали под плотно закрытыми веками, испугалась сама себя, и, задыхаясь, вскочила на ноги:
— Гарри! — он поднял на неё глаза, она сбилась с мысли и молча схватила его за руку. Потребовалась ещё минута, чтобы, справившись с голосом, она произнесла:
— Пойдём… прогуляемся… — он послушно встал, машинально прихватив книги и не выпуская её руки, пальцы их переплелись, и они медленно побрели через внутренний двор к квиддичной площадке, потом вдоль озера, и дальше — в сторону сторожки Хагрида. Солнце клонилось к закату, неуловимо окрашивая всё вокруг в розовато-золотые тона, которые вскоре должны были перетечь в красные, алым крещендо завершающие этот славный денёк. Ребята шли молча, наслаждаясь последними солнечными лучами и близостью друг друга. Гермиона время от времени искоса бросала на Гарри быстрые взгляды, и то, что мелькало в них, наполняло его странной радостью и непонятной дрожью. У хижины Хагрида они остановились, как по команде, и уставились на закрытую дверь.
— Хагрида нет, — задумчиво протянула Гермиона.
— Он с Чарли и драконами, — в тон ей ответил Гарри.
— Наверно, они прибудут совсем скоро…
— Не думаю, — у Гарри вдруг пересохло во рту, и он с трудом протолкнул слова через сжавшееся горло, — может, зайдём, Клыка проведаем? — словно услышав юношу, из хижины раздался гулкий басовитый лай, перемежаемый весёлым повизгиванием — пёс был бы явно рад гостям…
— Клык такой большой и шумный… — невпопад ответила Гермиона, — наверно, лучше будет зайти в другой раз…
Они дружно оторвались от созерцания сторожки лесничего, и странной походкой лунатиков отправились по тропинке вдоль кромки Запретного леса. Огибая домик Хагрида, тропинка вновь выходила к квиддичному полю и замку, но немного с другой стороны. Из забытья их вывел шорох в кустах на краю леса. Глаза Гермионы мгновенно стали огромными и тревожными, искристое дразнящее выражение исчезло из них:
— Что-то случилось, ужасное… Кому-то очень плохо, я чувствую, — девушка рванулась с тропинки прямо в лес, и оттуда ей навстречу, припадая на передние ноги, и еле двигаясь, вышел золотой жеребёнок, совсем ещё маленький детёныш единорога.
Вскрикнув, Гермиона бросилась к нему. Гарри топтался немного поодаль, он ещё с третьего курса помнил, что единороги предпочитают подпускать к себе девушек.
— Гарри, иди скорей! — окликнула его Гермиона.
— Жеребёнок испугается, — отозвался юноша.
— Не испугается! — нетерпеливо тряхнув кудрями, позвала его Гермиона, в голосе дрожали нетерпение и тревога, — Гарри, он ранен, у него кровь!
Юноша безотчётно вздрогнул: Запретный лес и кровь единорога — как давно это было… Но как живо вспоминается… Тогда, на первом курсе, именно в Запретном Лесу Гарри, недавно обретший волшебный мир и друзей, почувствовал направленную на него такую безграничную ненависть, которая не оставляла сомнений — у него есть ещё и смертельный враг, мечтающий убить. Ощущение было жутким и очень ярким. И за пять лет не притупилось… Юноша, усмехнувшись, приказал себе не думать об этом, и подошёл к склонившейся над жеребёнком Гермионе.
Маленький единорожек казался отлитым из чистого золота, он весь сиял — от точёной изящной головки до стройных ножек и раздвоенных копытцев. Грива и хвост золотымпереливчатым шёлкомструились Гермионенаруки, когда она, поддерживая жеребёнка, пыталась рассмотреть его рану. Большие миндалевидные золотисто-коричневые глаза пристально изучали лицо девушки. Видимо удовлетворившись осмотром, единорожек довольно фыркнул и ткнулась ей головой в плечо, словно здороваясь. Гермиона улыбнулась, и быстро осмотрела жеребенка… её чуткие пальцы пробежали по спине и замерли на правом боку у длинного кровоточащего пореза, явно магического происхождения — ни один нож не мог оставить такой тонкий и, вместе с тем, глубокий след. Единорожек испуганно поводил боками, капли серебряной крови падали на тёмную землю. Девушка нахмурилась и убрала руку, взглянув в глаза детёныша — в них отражалась боль, маленький единорог явно ждал помощи.
