— Хорошая девушка, — сказал Сабуровой секретарь. — Самолюбива только очень и мнительна… Ничего, это все обомнется. Но вы-то знали, что она не уедет?

Глаза Сабуровой смеялись.

— А вы хитрая… — сказал секретарь. — У-у, политик! Ну, ведите свою линию. Вы молодежь понимаете. И позвольте вас поблагодарить, — продолжал он серьезно, — за прекрасный вечер, за хороших ребят. Мне нужно уезжать, к сожалению. Будьте здоровы, Надежда Георгиевна!

Выпускники не заметили, как уехали их гости.

Часа в три ночи преподаватели и родители разошлись. Уходя, Надежда Георгиевна сказала, что школа в полном распоряжении ребят и они могут веселиться сколько им угодно.

Тоня тихо беседовала с подругами, когда к ней подошел Соколов:

— Будешь танцевать со мной?

— Буду. А ты что так запыхался?

— Маму провожал… Спешил обратно. Боялся, что вы уйдете.

«Что ты уйдешь…» — поняла Тоня и положила руку на его плечо.

Они были под рост друг другу и долго плавно кружились по залу. Глядя на серьезное, даже торжественное, как ей показалось, лицо Анатолия, Тоня тоже примолкла.

Когда она устала, Толя подвел ее к окну. Они стояли, глядя на тающие звезды, пока Тоня не подумала, что молчание длится уж очень долго.

— Ты что-то хочешь сказать? — спросила она.

— Знаешь, — ответил Анатолий, все так же строго глядя на нее, — сейчас, пока мы танцевали, я все тебе сказал… Все, о чем ты не хотела слышать… Ты поняла, да?

— Солнце всходит, ребята! Идемте встречать! — крикнула Лиза.

И Тоня, мигом стряхнув с себя овладевшее было ею мечтательное настроение, быстро подала руку Соколову и подбежала с ним к Жене:

— Идем, Женечка, встречать утро!

Все высыпали на крыльцо. Над тусклой землей теплилось и дышало еще сонное розоватое небо. Во всем была просветленная сосредоточенность утра, когда горы, деревья и вода ждут солнца.

Первый чистый луч пробился из-за гор, упал на поселок, заиграл в траве, покрытой матовым холодком росы, на крышах домов и стволах деревьев.

Он осветил побледневшие лица юношей и девушек, заглянул в их немного запавшие от бессонной ночи глаза.

— Ребята, милые, хорошие… — в волнении говорила Тоня, умоляюще глядя на друзей, — я вижу, вы все устали. Только погодите еще, успеете отдохнуть. Ведь больше у нас никогда в жизни не будет такого утра! Может быть, никогда я не скажу вам того, что хочу сказать…

— А что ты хочешь сказать, Тосенька? — Глаза Жени обратились к Тоне.

— Говори, Кулагина! — закричали мальчики.

— Вот что. Я хочу спросить: вы чувствуете, какие мы счастливые? Очень счастливые, по-настоящему… Я это всегда, всегда знаю. Помнишь, Анатолий, я тебе еще зимой говорила?

— Помню, Тоня.

Не потому, что у нас чудесные преподаватели, школа, что мы ее кончили… То-есть не только потому… И не только потому, что все мы здоровы, молоды, дружны. Это нам дано в придачу. А вот просто знать, что мы — молодые люди нашей страны, нашего времени… Ведь это большая честь… Знать, что нас ждет работа, не тупая, бессмысленная, как у молодежи в буржуазных странах, а…

— …живая, творческая работа, — подсказал очень серьезно Илларион.

— Так вот: я хочу, чтобы каждый, каждый из нас, кому потом когда-нибудь будет грустно или трудно, вспоминал эту минуту и знал, что мы все равно счастливые, что бы ни случилось с нами.

— Будем вспоминать и знать, — тихо сказал Соколов. — Ручаюсь за всех, как староста класса.

— Нет, пусть каждый поднимет руку и скажет: «Обещаю».

Они так и сделали.

Петр Петрович, умытый и бодрый, войдя в школьный двор, остановился, увидев взметнувшиеся кверху руки и услышав взволнованное обещание.

— Принимаете пополнение? — громко спросил завуч, зная, что сейчас любому из выпускников трудно будет заговорить о пустяках и непременно затянется неловкое молчание.

Действительно, обрадованные неожиданной выручкой, мальчики встретили его преувеличенно радостно:

— Петр Петрович! Ура!

— Как хорошо, что вы пришли!

— Вы уже отдохнули, Петр Петрович?

— Часочек, — ответил завуч. — Потом зашел ко мне Александр Матвеевич, и мы с ним отправились проведать вас. А по дороге нагнали Татьяну Борисовну. Вот они идут.

Александр Матвеевич, видно, только что выкупался. Он был свеж и весел, выглядел настоящим здоровяком и так понравился мальчикам, что они опять закричали «ура».

Татьяна Борисовна спросила, улыбаясь:

— Товарищи, у вас, наверно, можно напиться чаю? Такая рань… хозяйки спят еще… а пить очень хочется.

Мальчики побежали ставить самовар, и Александр Матвеевич с ними.

— Славный человек, — сказала Новикова, глядя, как физкультурник ловко перепрыгнул через скамейку. — Чем-то он очень привлекателен для молодежи.

— Красивый, веселый… — ответил Петр Петрович, медленно разжигая трубку. — Сила есть, бесстрашие, физическая привлекательность… Это ведь тоже на людей действует, помимо внутренних качеств. А у него и внутренние качества хороши.

Татьяна Борисовна вспомнила озабоченную доброту на лице Александра Матвеевича, когда весной он ожидал у школьных ворот первоклашек, чтобы перенести их через большую лужу. А как он работал зимой в лесу и в ледоход у канавы!.. Все получалось у него ловко и красиво.

Она посмотрела на Петра Петровича. Этот человек неловок и некрасив. Может быть, он немного завидует своему молодому товарищу…

— Пойдемте чай пить, Петр Петрович, — сказала она. — Хорошо с утра напиться чаю не в одиночестве, а в веселой, дружной компании. Весь день будет удачный.

— Хм!.. Вы так полагаете? — спросил Петр Петрович и послушно пошел за Новиковой.

Около шести часов мимо школы прошел голубой автобус из Шуги, уже выгрузивший пассажиров и отправлявшийся в обратный рейс. Милиционер Миша сменился с поста и, уходя спать, крикнул ребятам: «Привет, товарищи!» Закричали гудки, в шахту отправилась дневная смена. Несмотря на ранний час, было жарко, и Петр Петрович уверял, что соберется гроза.

Выпускники, перед тем как разойтись окончательно, играли во дворе в горелки. Горел Андрей Мохов. Подняв голову, он медленно, нарочито растягивая слова, выкрикивал:

Г ори, гори ясно,

Чтобы не погасло!

Г лянь-ка на небо — Птички летят,

Коло-коль-чи-ки зве-нят!

Лиза и Илларион пронеслись мимо Мохова и перед самым его носом схватились за руки.

— Зеванул, брат! — заметил Коля Белов.

Следующую пару — Александра Матвеевича и Стешу Сухих — Андрею тоже не удалось разлучить. Стешу он почти настиг. Девушка заметалась около крыльца, не зная, в какую сторону податься, но Александр Матвеевич обежал большой круг и протянул ей руку в тот момент, когда она уже взвизгнула, считая себя пойманной.

Не успел Андрей в третий раз закончить свое заклинание, как Тоня и Петя, быстро поменявшись местами, выбежали далеко вперед. Андрей устремился за Тоней, но она бегала очень быстро. Мохов несколько раз протягивал руку, уверенный, что «запятнает» Тоню, однако девушка увертывалась. Гонясь за ней, Андрей почти наскочил на Петра, пролетел мимо, вернулся и, споткнувшись, растянулся на земле.

Пока он поднимался, хохочущая Тоня взбежала на крыльцо и оттуда протянула руку Пете.

Мохов поднялся с земли и погрозил Таштыпаеву кулаком. Тоня взглянула на него и снова захохотала: кончик носа у Андрея был выпачкан.

— Умру сейчас! — вопила Тоня, повалившись на перила. — Ребята, поглядите на Андрюшку! Чистый клоун!

Товарищи ее тоже смеялись, но вдруг она услышала серьезный и отрывистый голос Петра Петровича. Пять минут назад он говорил совсем иначе.

Тоня сбежала с крыльца. Выпускники окружили двух мальчишек: Степу Моргунова и Митхата.

— Ну, и что же? Что? Говори! — кричала Лиза, тряся Степу за плечи.

— Да пусти ты меня! Думает, если школу кончила, так можно измываться! — сердито сказал Степа, дернув плечом и высвобождаясь. — Ну, и мама сказала, чтобы ты шла домой.

— Вот наказанье! Неумный парень! — горячилась Лиза. — Я тебя спрашиваю не что мама сказала, а где он, куда девался?