— Привык, — неохотно ответил Петр Петрович, но, не удержавшись, прибавил: — Всякие проявления их самостоятельности я действительно люблю. Никогда и не вмешиваюсь. Сами всё организуют и сделают — лучше не надо.

Машины въехали в лес. Иногда разлапистая ветка задевала за крышу кабины и обдавала сидевших в кузове мягким рассыпчатым серебром.

По лесу ехали больше получаса, и Маня Заморозова начала жаловаться, что озябла.

— Эх, Заморозова замерзла, а Моргунова только подмаргивает!

— А Соколов смотрит соколом!

— А Рогальский в рогульку обратился!

— Сейчас всем жарко будет, — сказал Мухамет, — и рогулькам и моргулькам. Вот наша делянка. Стоп, машина!

— Лесины-то какие здоровые! — удивился Александр Матвеевич. — Вы не ошиблись, Мухамет, это наша делянка? Такой лес жалко на дрова.

— Э, нет! Здесь сухостоя много. Да и поляну эту надо расчищать. Тут собираются лесопилку новую ставить.

— Помните порядок, ребята! — кричал Илларион, когда, проваливаясь в рыхлые сугробы, все вышли на середину делянки. — Одной партией руководит Петр Петрович, другой — Мухамет-Нур, третьей — Александр Матвеевич, четвертой — Андрей Мохов, потомственный почетный лесоруб. Получайте инструменты!

— Девочки, которые понежней — Женя, Нина, Маня, — будете сучья обрубать. А ты, Тоня, забирай остальных девчат, и берите пилы, — распорядился Андрей.

— Андрюша, я тоже нежная, поставь меня на обрубку, — просила Лиза.

— С твоей нежностью как раз сосны валить, — определил Андрей.

Высокие голоса пил зазвенели равномерно и настойчиво. С ветвей посыпался искристый снег. Раздалось дребезжащее карканье кедровки.

Анатолий работал в паре с Мухамет-Нуром. Не привыкшему к такой работе Соколову казалось, что они до вечера не перепилят толстую лиственницу. Он напрягал все силы и наконец взмолился:

— Подожди, Мухамет, что-то плохо пила пошла.

— Пила хорошо идет, — сказал Мухамет, — это ты устал маленько. Отдыхай.

Толя выпрямился, обтер платком лицо, огляделся. Недалеко от него Тоня тоже остановилась передохнуть. В платке и полушубке, смеющаяся, белозубая, под большим заснеженным деревом, она показалась ему не то Снегурочкой, не то девушкой, к которой с дерева спускается Морозко: «Тепло ли тебе, девица, тепло ли, красавица?» Какие-то детские сказочные образы толпились в мыслях юноши, но он не дал им овладеть собой.

— Ну, давай, Мухамет.

— Отдыхай еще.

— Нет-нет, я отдохнул.

Когда Толя снова взялся за пилу и она, как в первый раз, сначала пошла рывками, а потом наладилась, юношей овладел строгий ритм работы. Тело послушно двигалось вперед и назад, рука крепко держала ручку пилы, мыслей не было. Ему казалось, что он работает уже очень долго и не устает. А когда он со страхом опять почувствовал первые признаки усталости, огромное дерево качнулось и звук пилы изменился.

— Берегись! — крикнул Мухамет и, схватив Толю за руку, отбежал с ним в сторону.

Шумя ветвями, лиственница рухнула на снег, и это падение было так величественно, что юноша загляделся.

К упавшему дереву сейчас же привел свою бригаду Мохов, и стук топоров присоединился к пению пил.

— Постой, не так топор держишь!

Андрей подошел к Мане и заметил, что на ней легкие вязаные перчатки.

— А рукавицы где?

— Да, понимаешь…

— Забыла, что ли? Ты, кажется, не из эвакуированных, здесь выросла. Знаешь, что в лесу без рукавиц работать нельзя.

— Да я знаю… Просто утром не нашла, а опоздать боялась… — вяло оправдывалась Маня.

— Эх, ты! «Под шкафом с левой стороны»! Подожди, нет ли у Мухамета запасных…

Рукавицы у Мухамета нашлись, и, принеся их Мане, Андрей язвительно сказал:

— Ничего не поделаешь, Манечка, придется поработать!

Зато Ниной и Женей Мохов был доволен. Обе работали старательно и быстро. Надо бы еще двух человек на обрубку поставить. Пильщики наддают жару, трудно поспеть за ними. А что, если снять с пилки Ваню Пасынкова? Он тоже не бог весть какой силач. Да из девушек кого-нибудь…

Отправившись искать Рогальского, чтобы договориться с ним насчет Пасынкова, Мохов вдруг заметил Новикову. Она стояла под елкой, сдвинув брови, и, видимо озябнув, переступала с ноги на ногу. Андрей подумал и, выбрав топор полегче, подошел к ней:

— Татьяна Борисовна, согреться не желаете? Топорик — игрушечка!

Новикова улыбнулась Мохову и взяла топор.

— Дубинская, Нинуша! — кричал Андрей. — Принимай пополнение! Проинструктируй Татьяну Борисовну!

Нина приветливо обернулась к Новиковой и подвела ее к срубленному дереву. Новикова с ожесточением стала обрубать ветви.

— Вы столько, сил не тратьте, Татьяна Борисовна, — спокойно говорила Нина, — не размахивайтесь так… Вот-вот… Теперь у вас пойдет.

После полудня к Тоне и Лизе, работавшим вместе, подошел Петр Петрович:

— Вы обе, говорят, хорошие хозяйки. В дежурствах по столовой всегда отличались… Идите кашу варить.

— Какую кашу? Что вы, Петр Петрович! У каждого с собой кусок хлеба. Пожуем — и ладно.

— Нет, Надежда Георгиевна распорядилась, чтобы все поели горячего.

Подруги оставили работу и направились в сторону от делянки, где меж прямых могучих стволов поднимался кудрявый столб дыма.

— Смотри, Антонина, Мухамет какую кухню устроил!

На вытоптанной площадке полыхал костер. К таежному таганку, связанному из трех палок, был привешен внушительных размеров котелок.

— Ну, где крупа?

— Пожалуйста, товарищ главный кашевар.

— Да что это такое? — возмутилась Лиза. — Мороженое пшено?

— Мокрая крупа была, — объяснил Мухамет. — Мыли его в школе. А здесь мыть нельзя — воды нет. Грязная каша — плохая.

Кое-как отодрали ком замороженной крупы от мешка и опустили в котел.

Тоня и Лиза помешивали кашу, пробовали, солили. У обеих было очень хорошо на душе.

— Чудесно, Лиза, да? — спросила Тоня.

— Хорошо!

Мухамет принес стопку алюминиевых мисочек и деревянных ложек.

— Целое хозяйство! Мухамет, а чайную посуду не забыл?

Но Мухамет шуток не любил и отвечал серьезно:

— Чаю не будет. Дома вечером напьешься.

Лесорубы с мисочками в руках разместились на поваленных деревьях. Все достали хлеб и торопились проглотить кашу, пока она не остыла.

— А здорово! — восхищенно сказал Александр Матвеевич. Укутанные плотным, слежавшимся снегом деревья тесно стояли вокруг поляны. Ветви их касались друг друга, точно деревья взялись за руки и неразрывной цепью окружили людей.

Это первая горячая пища, которую получили строители после тяжелого перехода по тайге в поисках площадки для нового города. Потому-то и едят ребята с такой жадностью. Жить им пока что придется в землянках и наскоро сколоченных бараках. Домов еще нет. Но они будут! Расступятся вековые деревья, дадут место широким улицам, светлым зданиям, веселым стадионам…

Петя Таштыпаев неожиданно налетел на Мохова с криком: «Держись, Андрюха!» С мальчишеским хохотом ребята повалились в сугроб. Тоня очнулась.

— Кончай отдыхать! За работу! — крикнул Петр Петрович.

— Две пилы в длину берите, когда распиливаете дерево, — советовал Александр Матвеевич, — иначе трудно будет носить.

Он работал в одном свитере и без шапки. Его огненная шевелюра, оттененная снегом, лежащим на ветвях, казалась совсем красной. Мальчики с восхищением посматривали на Александра Матвеевича. Всегда веселый, ловкий, он нравился им здесь, в лесу, на работе, не меньше, чем на уроках физкультуры.

— Вы того… покройтесь, Александр Матвеевич, — тихо посоветовал ему Петр Петрович, — а то начнут подражать вам — простудятся.

— За работой не простудятся, — возразил Александр Матвеевич, но все-таки послушался и надел шапку.

Петр Петрович ходил по делянке, направлял работу, советовал, указывал, сменял уставших, и, несмотря на крайнюю озабоченность, глаза его под кустистыми бровями светились теплом.