Пытаюсь вытащить свои бумаги. Так как делаю все поспешно, то никак не могу этого сделать.

Безмолвная игра. Бартль не приходит мне на помощь, а стоит как статуя.

Этот тупой гауптман тоже мог бы помочь мне, но он и вовсе не думает об этом. Он тоже разыгрывает паноптикум. Чтобы как-то оправдать задержку, говорю, указывая на своих бойцов ладонью:

— Я ручаюсь за этих двоих! Так, а вот также и мой приказ на командировку!

«Гауптман — ночной горшок» изучает его с такой тщательностью, как будто в приказе содержится некое чудо, достойное особо внимательного прочтения.

— А где Вы провели промежуток времени до сего момента, господин лейтенант?

— Обер-лейтенант, — бычится Бартль и этим заметно выбивает гауптмана из равновесия. И в самом деле, Бартль, после этих слов, в тот же миг удостаивается строгого проверяющего взгляда, а затем и я.

«Гауптман — ночной горшок» должен был действительно быть носителем судейской мантии, чтобы иметь опыт в таком взгляде. Если бы только Бартль удержал язык за зубами! Но теперь гауптман уже закусил удила.

— Промежуток времени? — спрашиваю, чтобы быстрой болтовней отвлечь внимание гауптмана на себя.

— Однако, я сначала охотно бы ознакомился с Вашим званием…

— Обер-лейтенант, господин гауптман.

— А почему Вы не носите соответствующие знаки различия?

— Потому что не смог найти соответствующие погоны, господин гауптман! Мы движемся, если объяснить в общих чертах, прямо с войны, а приказ был доставлен относительно недавно.

Замечаю, что мои руки дрожат. Никаких нервов уже нет! Губы тоже дрожат.

— И теперь мы думали, что наконец-то можем спокойно перекусить. Нам это совершенно необходимо, господин гауптман!

Гауптман посылает нам проверяющие взгляды от одного к другому через пенсне. Проклятье! хочу воскликнуть, но при этом понимаю: обер-лейтенант, фельдфебель и рядовой солдат никак не могут сидеть сообща за одним столом. Не только в одной общей сраной колымаге, но и тем более в таком роскошном заведении. Но вот теперь мы здесь сидим, все вместе. И поэтому едим тоже вместе. Сдерживаюсь изо всех сил, и не могу подавить дрожь губ.

Бартль и «кучер» стоят вплотную рядом со мной.

С тоской думаю: Вот козел драный! Неужели хочет придраться к нам?

Но что же меня все-таки отвращает в нем? Что ему не подходит?

— Где Вы задержались в этом промежутке времени? — спрашивает гауптман, и в его голосе звучат одновременно упрек и выговор.

Пока еще могу совладать с собой, но мне противно до возмущения его лицо, и я отвечаю:

— В море, господин гауптман — и на шоссе.

Остаюсь вежливым, скрипя зубами.

— Пожалуйста, прошу великодушно, господин гауптман, обратить внимание, — говорю дальше, — что за последнее время произошли определенные события, которые здесь, очевидно, еще не известны…

— Вы следуете в качестве курьера?

— В соответствии с моим приказом на марш, господин гауптман!

— Ваш зольдбух, пожалуйста.

«Гауптман — ночной горшок» листает ее, сравнивая мои имя и фамилию в приказе на марш с данными в удостоверении — смех!

— Вы ранены?

То, что мое левое предплечье лежит в повязке, этот парень, кажется, вовсе не принимает в расчет.

— Очевидно, недавно? — продолжает гауптман. — Но в госпитале Вы не были?

Бог мой! Как он меня уже достал! Как долго будет еще продолжаться этот цирк?!

— Никак нет, господин гауптман. Я даже не мог предвидеть, что это даст Вам основание подозревать меня в преступлении! — отвечаю ему так, словно рот набит кашей.

— И?

Что должно значить это его придурковатое «И»? Что вообще здесь происходит?

Фельдфебель положил свою лапу на черную кобуру. Теперь она лежит там как на молитвеннике.

— Мы ведь торопимся, господин гауптман. Я еду, как Вы уже знаете, в качестве курьера. В этой сумке находится секретный материал, господин гауптман!

— И Вы, так вот запросто, отправляетесь в ресторан, господин обер-лейтенант…

Мое самообладание находится на пределе. Но я должен показать обоим моим бойцам, что я выдержу.

— Значит, Вы спешите, и у Вас в сумке находятся секретные материалы, а Вы сидите здесь и обедаете — совершенно непринужденно, как я вижу? Вас могли бы здесь также, в конце концов…

Тут уж я выпаливаю в лицо гауптману и яростнее, чем хотел:

— В конце концов, мы вооружены, господин гауптман!

Этими словами я словно сигнал подал своим бойцам. Потому что внезапно они оба делают резкое движение: Бартль ставит автомат почти в живот гауптману. Бог мой: Бартль поступил необдуманно! Он может легко нажать на курок, если я его сейчас же не остановлю. Contenance! Не сделать ошибку!

Гауптман сделал ошибку: Выбрал себе в провожатые идиота, который никак не отреагировал на выпад Бартля — вот уж пример ужасной ошибки!

Гауптман дрожащим от возмущения голосом начинает:

— Вашего фельдфебеля…

— Боцмана! — перебиваю его я. — В Морфлоте он называется портупей-унтер-офицер в звании фельдфебеля, или боцман, господин гауптман.

А Бартль уже вырывает бумаги из руки гауптмана. Вот дьявол! Это может действительно стоить ему виселицы!

Дважды резко встряхиваю головой, так, словно хочу прогнать увиденное.

И тут только замечаю, что «кучер» вжал свой Вальтер в спину фельдфебеля. Никогда не поверил бы что наш «кучер» способен на такое. Я ошеломлен — и тут он взводит курок пистолета.

— Только шевельнись — пристрелю! — рычит фельдфебелю.

Одно мгновение, я это отчетливо вижу, оба патрульных не знают, следует ли им поднять руки вверх.

— Невероятно! — хрипит гауптман. — За это Вам придется нести дисциплинарную ответственность!

— Или Вам, господин гауптман! — я, наконец, могу снова твердо говорить. — Я мог бы теперь Вас просто обезоружить, господин гауптман. Наша огневая мощь, конечно, немного сильнее, чем Ваша. Но я оставлю Вам Ваше оружие…

Гауптман совершенно подавлен. Он явно старается сказать хоть что-нибудь.

И когда, наконец, открывает рот, то произносит лишь:

— Какая наглость! — и затем добавляет: — Арестовать!

— Нет, этого Вы не сделаете!

Но затем мне приходит на ум другое:

— Честное слово, господин гауптман, мы совершенно не расположены к шуткам в стиле дикого запада. Но не можем позволить себе также разрешить, кому бы то ни было угрожать нашему поручению. По правилам, я должен был бы обезоружить Вас, поскольку Ваш фельдфебель, судя по его виду, намеревался похитить мою курьерскую сумку с документами. Он всем своим видом отчетливо дал нам это понять. Если бы Фюрер и Верховный Главнокомандующий Вермахта узнал, что Вы здесь устраиваете…

А в глубине души я буквально готов взорваться от смеха: Чистая комедия!

— В этой сумке находится секретный материал. Мы должны защищать его, в крайнем случае, с оружием в руках — а именно от любой попытки завладеть им. Приказ — есть приказ!

Я несу вздор, словно с цепи сорвался:

— И, кроме того, мне, конечно, не понятно, почему Вы, армейский капитан, все еще не знаете, что больше нет никакой прямой связи между прекрасным городом Нанси и Брестом, и уже с давнего времени. И также того, докуда уже дошли Союзники за это время?! Господин гауптман полагает, очевидно, что мы вовсю веселились в Париже! Так вот это является тяжким оскорблением с Вашей стороны! Не усугубляйте, пожалуйста, Ваше и так излишне трудное положение, господин гауптман.

Если бы только Бартль опустил все же автомат, а «кучер» свой Вальтер!

А где же «кучер»? Парень внезапно исчез — как сквозь землю провалился. Теперь ситуация становится еще более дурацкой.

— Ваш патрульный явно тянулся к сумке, — начинаю снова. — Это было видно невооруженным глазом… Господин гауптман все прочел абсолютно правильно в нашем приказе на марш… А теперь мы вынуждены спешить: И прошу Вас помочь нам в этом.

Что этот парень теперь там бормочет раздраженным тоном несговорчивого человека? Ничего не было в сумке? Сумка не производит вид саквояжа для секретных документов?