Я еще никогда не видел такого ухоженного сельского ландшафта как здесь: Широкие поля, кустистые леса и рощи, группы каштанов, луга, виноградники. Между тем, время от времени появляются и старые, благородные господские дома высокой архитектуры. И всюду роскошное цветение природы.

Внезапно и только на какой-то миг нашего неспешного проезда, в пробеле живых изгородей, как в кинетоскопе, видится аллея, нацеленная прямо: на башенки и ворота маленького замка. Другие замки на холмах кажутся более распростертыми со зданиями по соседству. Иногда глаз выхватывает только коньки крыш, балюстрады — выветренные до грязно-серого цвета строения в стиле эпохи Возрождения.

Прелесть этого ландшафта, его спокойствие, прежде всего, не подходит к моему расположению духа: Я сильно нервничаю.

Любой толстый древесный ствол, любая колонна у ворот может быть укрытием для франтирёров. Донжоны, широкие балюстрады — повсюду может таиться масса опасностей. Кроме того, изгибы реки постоянно делают дорогу совершенно запутанной: Взгляд часто не идет дальше ста метров.

В нашем медленном движении вижу прачек на реке — картина, настолько мирная, будто взята из какой-то оперетты! У них нет мыла, и они отбивают свое серое белье на больших плоских, округлых камнях с помощью деревянных вальков. Стучащие удары то бьют в унисон, то снова теряют его, а мы тем временем уже проезжаем мимо…

На плоском вытоптанном прибрежном лугу стоят двухколесные тележки с сырыми серыми тюками белья, напоминающими сваренные потроха. Скоро должен бы появиться мост…

Но он тоже взорван.

Качественная работа: Лишь средняя опора высотой в два метра все еще торчит из реки. Если так и дальше будет… Но где-нибудь мы же должны переправиться через реку!

В Loire сейчас немного воды, однако, достаточно, чтобы утопить наш «ковчег». Словно кракелюрами усеянный тиной берег видится как почти двухметровой ширины темная лента. Переваливаясь с боку на бок, важно топают гуси. Группа солдат на велосипедах с тугими переметными сумками едет нам навстречу. Приветственно машут руками.

Почти не видно скотины. Крестьяне держат ее в своих сараях, или благоразумно спрятали в рощах. За жизнь гусей я не дам и гроша.

Обнаруживаю полевой амбар недалеко от дороги и даю знак остановки. «Кучер» так резко жмет на тормоз, что я на крыше слышу, как груз в машине скользит вперед.

Бартль уже стоит на шоссе и смотрит на меня задрав голову.

— Ну, как насчет небольшого привала? Выглядит неплохо.

Бартль помогает мне спуститься, и пока «кучер» шерудит кочергой в печке, мы осматриваем довольно большой амбар. Обе створки ворот только полувисят на своих петлях. В полумраке различаю несколько старых, странных сельскохозяйственных машин. От наших шагов пыль высоко взметается, кружится и мерцает в косой светлой полосе. И здесь тоже есть солома — груда спрессованных тюков у стены.

Осмотревшись, обхожу амбар вокруг. Земля вполне твердая: Мы могли бы поставить «ковчег» на теневой стороне, почти вплотную к деревянной стене. Там были бы в полной безопасности от самолетов.

Бартль открывает обе створки ворот. При этом раздается такой резкий скрип, что «кучер» испуганно вздрагивает. А затем Бартль с таким энтузиазмом разбрасывает вокруг солому, что мы оба заходимся в кашле от взмывшей вверх пыли, как туберкулезные больные.

— Счас уляжится, — изрекает, наконец, Бартль каркая будто ворона.

— Было бы неплохо перекусить — но только когда все это дерьмо уляжется, — отвечаю ему и вдруг сильно пугаюсь, потому что по лицу у меня что-то ползет. Оказывается, я вляпался в покрытую густой пылью, огромную паутину. Охренеть!

Внезапно внутрь этой чудной идиллии проникают далекие звуки боя: Артиллерия?

Шум боя… Почти рядом! У самого уха жужжит шмель, да так, что совершенно заглушает далекое грохотание. Так, наверное, зарождаются стихи в стиле хокку!

— Не очень-то гостеприимное местечко, — говорю Бартлю.

— Что Вы имеете в виду?

— Слишком уж здесь грязно!

Бартль понял, что по мне лучше бы отправиться дальше.

Короче, ни поесть, ни хокку написать. Что за жизнь!

Уже рано утром достигаем Orleans.

С одного взгляда понимаю: Мост разрушен — также и здесь. Несколько густых облаков расстилаются над городом. Кучевые облака или дымный чад разрушений?

Останавливаемся.

На жалкие остатки опоры моста перед нами в русле реки трачу кадры моей последней пленки.

В тот самый миг, когда как раз прицеливаюсь видоискателем на опору моста, к нам подходит лейтенант. Он командует противотанковым рубежом, который нам стоит осмотреть. То, что мы прошли досюда без потерь, радует лейтенанта. И он тоже удивляется тому, что мы хотим с «ковчегом» добраться до Парижа.

— Как мы здесь должны удерживать позицию — если однажды придется — в общем, только сам дьявол наверное знает, — жалуется лейтенант. — Теперь переход имеется только у Briare. Но для него ваше транспортное средство, думаю, слишком тяжелое. Это, скорее, рабочий мост-акведук. У Вас есть карта?

И затем еще добавляет, что это должно быть самый длинный мост-водовод в Европе. Там вода идет над рекой, вместо того чтобы вливаться в Loire.

— Ну, Вы сами увидите!.. В любом случае стоит попробовать!

— Премного благодарен!

— Семь футов под килем, как говорится у вас моряков! — добавляет еще лейтенант и при этом слегка вскидывает правую руку как для прощания.

Когда проезжаем некоторое расстояние, даю команду остановиться и показываю Бартлю карту:

— Здесь находится мост-акведук.

— Мост-акведук? — недоумевает Бартль.

— Да, по нему направляются водой через Луару.

— В самом деле, что ли?

— Ну да! — отвечаю возбуждено. — Я, правда, не могу понять на этой карте, куда вода должна течь — но полагаю, что этот мост-акведук, пожалуй, исправен.

Бартль смотрит на меня как на душевнобольного. Так как мне больше нечего ему объяснять, говорю:

— Мы обязаны взглянуть на него!

Снова едем по дамбе. Справа небольшие сады, лежат груды мусора. Непосредственно за дамбой стоят какие-то подразделения. Солдаты исходят из того, что янки не имеют гаубиц и не могут стрелять за дамбу.

Спустя немного времени, прибываем к оплетенной плющом вилле, штабу пехотной части. Радушный гауптман с готовностью делится со мной информацией.

Перед большой, утыканной флажками картой он объясняет мне:

— 3-я американская Армия атакует — а именно на севере Луары на линии Laval-LeMans-Sens-Troyes. Очевидно, нацелившись непосредственно на Рейн. К югу от Луары стоят лишь части нашей 1-й и 19-й Армии.

Интересуюсь:

— Скажите, а где же они точно стоят?

— Где точно — мы этого не знаем. Изменения происходят слишком быстро. Большая часть нашей 1-й Армии стоит здесь, на востоке Сены…

— А как мне лучше всего добраться до Парижа?

— Лучше всего…? Противник уже должен был здесь, вот эту линию: Dreux-Chartres-Orleans на восток, перерезать. А где и как проявят себя Maquis, мы не знаем. Но в любом случае, область от Луары до Фонтенбло и Melun небезопасна.

Капитан думает, что 90 километров далее по течению Луары, у Gien, должен быть еще один мост через Луару — на отрезке Bourges — Париж. Он ничего не знает о мосте-акведуке у Briare… А чуть позже у нас почти не будет шанса — там Loire делает большую дугу, и мы поехали бы на юг вместо севера.

— Нужно быть чертовски внимательными еще и вот почему, — добавляет гауптман, — здесь шатаются даже советские боевые группы.

— Как это?

— Сбежавшие из плена советские военнопленные, присоединившиеся к французам.

— Это мы по-умному сделали, — говорю с сарказмом, — оттянули на себя русских…

— Можно пожалуй и так сказать, — возражает капитан. — Русских должно быть где-то минимум пять тысяч человек, и сверх этого к ним еще примкнули и беглецы из Польши…

Трясу голову, так красноречиво, как только могу. Затем мне приходит на ум:

— Я даже слышал что-то об индийских частях.