Серебрянопогонники, сидящие рядом с ним, немедленно втягивают головы: как черепахи. Они уже хорошо усвоили урок! Боцман — это парень, который не будет долго рассуждать. То, как он мечет глазами молнии, не оставляет сомнения в том, что он изобьет первого, кто дернется или посмеет ляпнуть хоть слово.

Пять взрывов в быстрой череде следуют друг за другом сотрясая лодку. Все пять звучат равномерно глухо.

Командир закрывает глаза. Быстрым движением инжмех поднимает голову и всматривается в него сбоку. Он ждет приказа. Однако командир молчит. Он стоит с таким видом, словно внезапно оглох и ослеп.

Бог мой, опять старый цирк!

Некоторое время, в пространстве лодки, кроме зуммера моторов, лишь падение капель воды сквозь сварные швы является единственным шумом. Тон падающих капель различается тремя простыми тонами: кап-кааап-каап! Снова и снова: кап-кааап-каап!

Уж не знаю, где прочитал, что такими же, как в этом случае, каплями удавалось принудить к признанию самых упрямых преступников, в то время как их перевязывали, словно мумию, сковывали по рукам и ногам и более не причиняли затем никакой боли, лишь устроив так, чтобы капли воды падали в ритме секунды им на лоб, в точку над переносицей: кап-кааап-каап…

Громкий взрыв! И снова — и снова. Плитки коридора грохочут.

Эти взрывы гораздо ближе, чем раньше.

Зарегистрировал ли оберштурман тоже их все? Не могу видеть его: Чья-то широкая спина заслоняет мне точку обзора.

Томми и в самом деле организовали для нас весь этот «комитет встречи»: Дерьмо в кубе! На нас, нескольких моряков, чуть не пол британского флота охотится! Да еще и Air Force, конечно, скоро присоединится.

А может быть, наши преследователи предполагают, что мы имеем на борту высших нацистских бонз? Им, конечно же, неизвестно, что Старик испытывает сильную антипатию к высшим нацистским заправилам…

Словно гвоздь забили в грудь! И руки стали слегка трястись от вздымающейся в груди паники. Выдержка, парень! Они, конечно же, не знают нашего местоположения точно. И бросают бомбы наобум. Нецеленаправленно…

Сохраняй ясной голову!

Сильно сглатываю. Задерживаю дыхание и морщу лицо, чтобы не застывали мимические мышцы. Нажимаю с силой костяшками пальцев на глазные яблоки так, что вижу зеленые звезды. Затем говорю себе: А уверен ли ты в том, что именно мы находимся в розыске? Разве не может быть так, что здесь и другие лодки пробираются? Кто-то из Saint-Nazaire или из Lorient. Мне словно молния пронзает голову: Уж если наше командование следует таким же образом своей сумасшедшей идее перегнать нашу лодку в La Pallice, то оно, пожалуй, может также захотеть собрать и другие лодки на юге. Для чего — это только дьявол знает!

Внезапно я словно глохну, поэтому указательными пальцами пытаюсь поковыряться в ушах. Полагаю, что так освобожусь от давления в голове — но тут же слышу совершенно отчетливо новые ритмичные удары. Опускаю веки, как будто этим могу устранить шум, но он не смолкает. Теперь различаю еще и слабые свистящие звуки.

Этот свист — что-то новенькое. Неужели очередная новинка у господ с другого факультета? Какая-либо особенно злодейская чертовщина?

Брожу взглядом вокруг, возвращая себя в реальность! Там вот распределительные клапана, пульт с картами… Делаю судорожные усилия, чтобы заслонить себя от этих проклятых шумов.

Но мне не удается справиться со своими мыслями. Ими нельзя управлять так, как я этого хочу, они вырываются и бегут зигзагом: Ведь, я знал, знал, что так и будет! Господи, Боже мой: Это же было ясно, как палец обоссать! Иначе и быть не могло! Значит, этой банде свиней только и оставалось, что ждать. Закинуть невод и ждать… Я знал это! Знал! Я просто предвидел, что так и будет!

Два новых жестких взрыва: последовательно, один за другим!

Лодка делает несколько сильных качков в обе стороны. Затем приподнимается, снова останавливается, приподнимается снова — вода снаружи должно быть напоминает кипящий котел.

И тут же снова этот трижды проклятый звук постукивающих камешков по корпусу: Гидролокатор! Звуки так плотно прощупывают корпус лодки, что звук их напоминает стук града по жестяной крыше. То, что после этого немедленно снова начнется бомбометание, это уж как пить дать.

Только не дергайся! Не хватало еще, чтобы ты еще в конце и опозорился — незадолго до потопления! А где-то в глубине сознания бьется крохотная мыслишка: Пока все идет неплохо! Что предначертано судьбой — от того не уйдешь. Было же очевидно, что нас берут в клещи.

Они хотели partout завершить свою игру в кошки-мышки. Они все рассчитали. И были уверены — нам от них не уйти. И теперь знают, что у нас уже отсутствует третье измерение. Не могу увидеть, как здесь глубоко, но уверен, не более 60 метров.

Неосознанно открываю рот как артиллерист перед выстрелом тяжелого орудия. И почти в тот же миг следует новый, громкий удар и резкий треск пронзает меня насквозь. Затем наступает тишина. Я оглох? Мой открытый рот не помог? Но тут вся лодка снова гремит, напоминая огромные литавры. Где-то что-то дребезжит со странным серебристым звоном, а снаружи слышится сильный шум разорванных бомбами глубинных вихрей.

И вновь начинается круговерть бомбежки: Три, четыре последовательных взрыва лупят по лодке, словно огромные цепы. Затем снова щелчки как от кузнечных молотов, бьющих по жестянке. Свихнуться можно! Безумие! Этот адский шум превосходит человеческие возможности…

Чертовы свиньи! Лежат здесь в засаде и топят нас на мелководье! Они знают, насколько глубока здесь вода, и что мы не можем зарыться в песок.

Всплывать? В конце концов, все же всплывать?

И опять слышен шум. Определенно, это только один из многих, но это как предвосхищающий последний аккорд шум — и он особенно пронзительный!

Внезапно из кормы сдавленным голосом поступает доклад: «Возгорание кабеля… Двигатели!»

В долю секунды могу взглянуть между двумя тенями и через переборку насквозь до самой кормы — непосредственно в желтое пламя. Инжмех быстро обходит меня и стремится в корму.

«Возгорание кабеля» — для меня это всегда имело одно значение: То, что можно легко потушить подручными средствами — но здесь я вижу настоящий, полыхающий во всю огонь!

Должны ли мы надеть ИСП? Чадящий дым уже дополз до ЦП. Царапающий горло кашель бьет меня так сильно, что я едва могу подавить его. Затем снова возникает инжмех. Из его доклада узнаю, что ему удалось сбить пламя своими кожаными перчатками. Инжмех должен получить орден за присутствие духа!

Воздуха в обрез, но инжмех, судя по всему, не хочет расходовать запас кислорода. Не потому ли, что слишком много забот и трудов стоило ему раздобыть его?

Кислородные баллоны сейчас — это огромный дефицит для нас.

Шумы винтов снаружи никак не хотят удаляться. Теперь они звучат, правда, глуше, не с таким высоким, звенящим визгом издыхающей свиньи, но достаточно отчетливо.

Некоторое время мне удается настроить себя таким образом, будто шумы винтов больше не вонзаются в меня, словно штопор. Затем, однако, вновь начинается мучительное самокопание: Если шумы винтов остаются такими же постоянными как сейчас, то это значит, что они целенаправленно ищут именно нас!

Что эти падлы еще замыслили? Ведь, в конце концов, они не дилетанты в своем деле. Они точно хотят знать. Они хотят видеть доказательства нашей смерти, и с этим мы до сих пор не смогли ничего поделать. Самое плохое одно: У них есть время. Им не нужно по возможности быстро уходить на свои позиции, чтобы защитить какую-либо группу кораблей.

Командир делает вид, что не слышит шумы. Он пару раз шумно втягивает воздух носом, затем дважды подергивает правым плечом, будто бы желая освободиться от давящего груза. Но лицо при этом держит так сильно отвернутым, что не могу разглядеть его выражения.

И вновь спрашиваю себя: Когда же наступит наш конец? Почему эти падлы не сделают из нас, наконец, мясной фарш? Неужели им не хватает уверенности?

Присаживаюсь в кольце переборки и пытаюсь разобраться в своих мыслях. При этом думаю так же, как говаривал Старик: «Э, что за дела! Томми, они же стрелять не умеют! А если и стреляют, то не попадают в цель!»