Куда запропастился чертов Старик?

В следующий миг пыль рассеивается, и в тусклом свете могу видеть, что здание сверху вниз сразу от портала, рассекла гигантская щель. И тут же слышу громкий крик:

— Там наверху висит койка!

Я напрягаю глаза, пытаясь проникнуть во мрак, но вижу не много. Затем, наконец, загораются два или три сильных фонаря. Теперь ясно вижу: К стене, напоминая ласточкино гнездо, прилипает двухъярусная кровать. Только эта одна стена еще стоит, остальные три словно испарились. В углу застрял треугольный кусок пола комнаты, а на нем кровать. Бомба разорвалась почти вплотную к ней, балдахином свисают лохмотья обоев. А в кровати кто-то лежит и не двигается. Не могу понять, неужели он все еще лежит в своей помятой кровати и спит.

— Он мертв? — слышу я вопрос.

— Не-а, — дрыхнет!

— Да ты чё?…

— Приглядись!

— Чудо природы…

— Так точно! Ну, дает парень…!

Наконец доносится подтверждающий голос Старика:

— Прекратите орать! Он скатится прямо к нам в руки, когда проснется!

Старик ведет с десяток парней непосредственно под «ласточкино гнездо». Они должны подхватить этого человека, если будет необходимо. В темноте они бродят по развалинам, держа друг друга в пределах видимости, и то и дело доносятся их проклятия и ругательства, когда спотыкаясь, они стараются удержать равновесие.

— Давай, ищите стремянки! Здесь должно быть несколько стремянок! — Это был снова Старик.

— Вот, отлично! — Я слышу это сразу же после этого, потому что два человека уже нашли стремянки.

Две стремянки достаточно длинные, чтобы добраться до человека на койке.

— Этот придурок и не думает просыпаться!

— В полном отрубе!

— Ему придется прыгать на парусину! — кричит кто-то сверху.

В эту минуту лежащий на койке пошевелился. Но в этом его состоянии мы не сможем отбуксировать его с койки на лестницу. Найти бы линь! Но где его здесь найдешь? Выясняется, что в нашем омнибусе есть расчаленный конец, вероятно, швартов, к тому же еще и третью стремянку нашли. Между тем выясняется, кто этот человек, что завис на треугольнике пола: Этот везунчик — второй помощник командира с одной из лодок, которая послезавтра должна идти в море. С лодки Любаха?

— Он утопил свой испуг в коньяке — долетает до меня. — Мертвецки пьян!

— …Напоминает скорее состояние комы!

Тут кто-то поднимает вопрос о том, а не было ли рядом со вторым помощником еще и дамы. Не лежит ли она где-нибудь в щебне? Все спрашивают зампотылу: — Были две кровати в этой комнате или только одна? — Тот не знает. Может, раскопаем кого-нибудь в щебне? Как-то сразу вокруг высящейся горы щебня начинается суматоха. Пропал ли кто-то еще? Дамы, слышу, в полном комплекте. Теперь весь личный состав наших людей должен построиться на въезде, так чтобы зампотылу смог их всех пересчитать. В царящих сумерках личный состав строится по нескольку раз. После третьей попытки, наконец, устанавливаем, что пропал один человек. Интересно, а не мог ли он просто сбежать, говорю свою догадку Старику. Он так не считает, и приказывает какому-то обер-лейтенанту срочно начать уборку мусора:

— Если потребуется, то руками. И быстро!

Вскоре раздаются крики: — Мы нашли его! Человек мертв. Это унтер-офицер, писарь флотилии. Убит одной из упавших на него тяжеленных балок, да еще и каменистой щебенкой засыпан. Крови нет. Его снова и снова заваливает пылью, как если бы на него сыпался дождь из пепла. У поднимающих его много трудностей: он буквально ускользает от них. У него перебиты все кости! Постепенно светлеет: заросли рододендрона уже не такие черные, но стали черно-зеленые.

— Когда нужен врач, никогда его не найдешь! — жалуется зампотылу, и это звучит так, как если бы доктор смог вернуть этого погибшего к жизни.

В одном углу зала делают завтрак. Настоящий кофе — что за благодать! Бутерброды с колбасой вызывают аппетит.

— Хорошо, что они не подожгли своей стрельбой весь замок, — говорит Старик скрипучим голосом — здесь повсюду более чем достаточно дерева, и тогда наши дела были бы совсем фиговыми!

Шутки в духе Старика, чтобы забыть о случившемся: Могло бы быть гораздо хуже! Но свое дело делает: — Наверное, косоглазый стрелял. Один человек погиб и один ранен, странно при таком разрушении — слышу его бормотание. На обратном пути в Брест в автобусе меньше людей, чем когда ехали в замок: Старик оставил одну группу для разбора завалов. Поездка назад кажется мне в десять раз длинней, чем в замок. Хочу, чтобы водитель дал больше газа. Но зачем ему это надо: Старик ему не приказывает, а лишь сидит так, как если бы был сделан не из плоти и крови, а вырезан из дерева или камня. Я должен предположить аналогичную картину разрушений и в других местах. Странная тупость и пустота овладевают мной. Мысли путаются. Какую тему ни подниму в своих мыслях, она тут же исчезает. Второй помощник командира лодки Любаха лежит в автобусе вытянувшись в полный рост. Теперь он в надежном месте. Пока придет в себя, возможно, это займет много времени. Раненый тоже с нами в автобусе. Ему санитар унтер-офицер вколол обезболивающее и он уснул. Если это были самолеты союзников, то теперь они будут возвращаться назад как раз над нами. Но мы проезжаем через городок Даула — ничего не происходит. Какая разница на обратном пути: никто не поет, не шутит, вообще не говорит ни слова. Все лица серо — пепельного цвета. И теперь я постоянно думаю: Как же нам повезло! Но, наверное, то, что случилось, может иметь и неприятные последствия. Замок был полон людей — два полных экипажа. Один покойник — that has to be accepted — фраза, которую я помню из какой-то английской газеты, из текста о потере эсминца. Мыслями возвращаюсь к погибшему: унтер-офицер, писарь флотилии. Довольно нелепо! По иронии судьбы, убит тот, кто писал письма семьям погибших. «Убит в бою», слова, что с трудом подходят к этому жеребцу отсидевшего войну за письменным столом. Ну, Старик наверняка, что-нибудь другое сможет придумать. То, что так отбомбился летчик Томми — я в это не верю! Организация, которая за этим стоит, должна быть суперпервоклассной. Пробую произвести измерения того, как далеко от южных английских портов до этого Cheteauneuf. У Старика в его кабинете надо посмотреть карту… Должно быть, у летчика было какое-то странное чувство, получив это задание низко лететь над Францией в темноте ночи, и искать какой-то дурацкий замок. Радиопеленгация? Световые сигналы? Как, ради всего святого, можно все это организовать? Может ему помогла нарастающая луна — ярко осветила замок — но ее света было явно недостаточно. Небо было сплошь в облаках. Как же они смогли это сделать? Если, допустим, один самолет полетел вперед и вывесил осветительную бомбу… Но этот бешеный пес, по-видимому, пришел один, и долго крутиться он там не мог — если он вообще был над замком. Старик хотел сделать эту поездку для изменения настроений…. Изменил! Ему это удалось как нельзя лучше. — Боже мой, как я часто я желал, чтобы вся суета унеслась одним махом! Бабах! и я опять вернусь в Фельдафинг: летний пейзаж, коричнево-пятнистые коровы, стрекозы в постоянном полете над болотной грязью, и появившиеся вскоре первые грибы… Но что черт не делает, пока Бог спит…. Эти проклятые прожекторные позиции! Стоят, затаившись в засаде: Почему бы там также не затаиться и моему домишке? Затаившийся — потаенный — самый потаенный из всех…. Во флотилии все восхищаются человеком, лежавшим на кровати на куске стены. Ему приходится снова и снова поднимать бокал за свой второй день рождения. А насколько реально весело ему в преддверии нового выхода в море, в чем вопрос. Старший полковой врач никак не возьмет в толк, как такое могло произойти: почти попасть под прямое попадание авиабомбы и спать как ребенок.

— Вам просто надо было с нами поехать, вот и увидели бы все своими глазами!

— Ну, Вы-то хоть сфотографировали все, что произошло, по крайней мере? — спрашивают меня то и дело.

— Света было недостаточно! — отвечаю раздраженно.