— Ну, это можно было бы уладить, — в конце концов сказал он. — Пусть заполнит анкету, напишет биографию, предоставит рекомендации и тому подобное, отработает три дня испытательного срока, а там посмотрим.

«Душегуб! — подумал про себя Матиас. — Три дня испытательного срока — это как минимум тридцать часов самой тяжелой работы, к тому же бесплатно!» Никто никогда не получал за это ни цента. Некоторые рестораны даже экономили таким образом место в штатном расписании, постоянно приглашая на испытательный срок поваров, чтобы после его окончания со лживой улыбкой сожаления им отказать.

— Это очень мило с вашей стороны, — сладким голосом сказал Матиас. — Когда ему зайти к вам?

— Пусть приходит завтра в три часа дня. Наряду с работой по расписанию у нас предварительный заказ на восемьдесят человек. А это усложняет дело, как вы сами понимаете.

Матиасу хотелось сказать, что Алекс может прийти, к сожалению, только послезавтра, но он не решился — не хотел захлопывать дверь, которая только что чуть приоткрылась. И он любезно ответил:

— Хорошо, я передам ему. Завтра в пятнадцать часов. Большое спасибо, господин Маевски.

Шеф-повар молча протянул Матиасу мясистую руку и отправился назад в кухню.

В последующие дни у Матиаса было полным-полно работы, так что вообще не было времени печалиться о Джанни и скучать по нему. На вилле на берегу озера Ваннзее нужно было модернизировать отопление, и доктор Герсфельд попросил Матиаса взять организацию этого на себя, поскольку именно сейчас проводил много времени за рубежом. Матиасу приходилось столько звонить по телефону, что даже пальцы разболелись, пока он нашел фирму, которая могла взяться за выполнение работ сразу же, а не принимала заказы на полгода вперед.

Но в основном его забота посвящалась матери. Он приходил к ней каждый день, и она делала удивительные успехи. За это время она уже стала узнавать его и улыбалась, когда он входил в комнату. И каждый день она произносила на пару слов больше. Беседа с ней была хотя и утомительной, но возможной. Генриетта старалась и даже отвечала на его вопросы.

Поэтапное улучшение ее здоровья приводило Матиаса в восторг. Он все время думал о том, что бы хорошего сделать: что-нибудь такое, что хоть немного скрасило бы ее безрадостное, скучное существование. И однажды утром у него появилась идея.

Он исполнит ее самую большую и страстную мечту!

Пока еще не поздно.

Три дня спустя, в полчетвертого вечера, Матиас позвонил доктору Герсфельду. На вилле у Ваннзее никто не брал трубку, поэтому он попытался дозвониться ему на мобильный телефон. Гудки шли очень долго, и Матиас уже хотел отключиться, когда доктор наконец взял трубку.

Связь была плохая, шум и треск громче, чем голос доктора Герсфельда, и, судя по слышимости, было ясно, что он никак не в Берлине.

— Я звоню по поводу модернизации отопления и теплоизоляции трубопровода! — кричал Матиас в телефон. — Я нашел компетентную фирму, которая берется за заказ по очень приличной цене. Когда мы сможем договориться о встрече с фирмой? Было бы хорошо на этой неделе, потому что на следующей меня, вероятно, не будет в Берлине.

Звуки, которые доносились из трубки, скорее напоминали икоту.

— Я на конгрессе в Бангкоке и приеду только двадцать шестого! — прокричал доктор в ответ. — Придется отложить все это до моего возвращения.

— Но ведь речь идет лишь о том, чтобы подписать заказ. Может быть, ваша жена сделает это?

— Моя жена тоже здесь, в Бангкоке, дочь заканчивает учебный год в Англии, а в Германии только сын, который присматривает за домом. Но мне не хотелось бы поручать ему подписание заказа, поскольку проект стоит не так уж дешево.

— Да, тут вы правы. Тогда подождем до вашего возвращения.

— Всего хорошего, — пропел, словно флейта, доктор Герсфельд в трубку и отключился.

«В Германии только сын, который присматривает за домом».

Эта фраза звучала у Матиаса в ушах, словно музыка.

В своих воспоминаниях он видел восемнадцатилетнего блондина за обедом, на который его пригласил доктор Герсфельд, решив, что будет покупать виллу: как он ковырял вилкой в лазанье, время от времени смущенно улыбался, однако в разговоре участия не принимал. Ему было все равно, купит отец эту виллу или нет. Важным было только то, чтобы его оставили в покое.

А он его в покое не оставит.

Поздний летний вечер был теплым, воздух — мягким и бархатным. Возможно, это один из последних прекрасных вечеров в этом году. Идеальный, чтобы насладиться закатом солнца у Ваннзее или даже совершить маленькую прогулку на весельной лодке.

Матиас уже предвкушал удовольствие.

В четыре пополудни он сложил в спортивную сумку вещи, прихватил куртку на случай, если ночь у воды все же будет холодной, и в четверть пятого отправился в Шваненвердер.

Через тридцать семь минут Матиас уже звонил в дверь виллы. Он подождал, но ничего не произошло. Потом приложил ухо к двери, однако не смог разобрать ни звука. Не было слышно и музыки из дальних комнат.

Разочарование привело Матиаса в ярость, и он начал звонить беспрерывно, словно мог таким образом вызвать Бастиана сюда.

Он уже собирался уезжать, когда увидел его.

Юноша шел не торопясь, поддавая ногой камешки и спрятав руки глубоко в карманы брюк. Куртки на нем не было, только футболка с рисунком граффити, который Матиас не мог ни понять, ни расшифровать.

Он любезно улыбнулся. Бастиан был удивлен, но никак не обрадован.

— Хай! — сказал Матиас. — Я, собственно, к твоему отцу. Надо бы обсудить кое-что в связи с отоплением. Но, похоже, никого нет.

— Мои родители в Бангкоке и пробудут там еще неделю.

«Неделя… — подумал Матиас. — Если он захочет, у него будет целая неделя времени!»

— Да, как-то глупо получилось.

— Да, тут уж я вам помочь не могу.

Бастиан стоял возле открытой двери и выжидающе смотрел на Матиаса, словно хотел спросить: «Ну что еще надо?»

— Можно зайти на минутку? — спросил Матиас. — Я убирал мертвую куницу с дороги, и теперь мне нужно вымыть руки.

— Пожалуйста. — Бастиан отступил в сторону и жестом пригласил Матиаса войти. — А почему вы просто не оставили куницу в покое, она ведь все равно была мертва?

— Потому что я счел неправильным то, что машины будут переезжать этого бедного зверька и в итоге он станет плоским, как почтовая марка. При мысли об этом у меня душа разболелась. Теперь куница лежит в камышах, там она обретет вечный покой.

Бастиану весь этот цирк ради куницы показался весьма странным, но он ничего не сказал.

Матиас зашел в ванную и открыл воду — ведь могло быть и так, что Бастиан прислушивается, чем занимается гость. Теперь задача заключалась в том, чтобы у него не возникло ни малейших подозрений.

Матиас наполнил стакан, который стоял на раковине, водой из-под крана и вышел из ванной.

Бастиан, скрестив руки на груди, ждал его в коридоре.

Матиас сделал вид, что смущен, и выпил глоток воды.

— Я могу предложить вам что-нибудь выпить.

Вот это и нужно было Матиасу.

— Может быть, немного сока или минеральной воды? Это было бы великолепно! Сегодня так жарко, а я целый день в дороге, и попить-то некогда.

Он пошел за юношей в кухню. Бастиан достал из холодильника пакет виноградного сока, открыл его, наполнил два бокала и поставил рядом стаканы с минеральной водой.

— Я должен приготовить себе поесть. Вы что-то будете?

— Нет, спасибо. Мы можем пойти в итальянский ресторан, если хочешь. Я приглашаю.

Бастиан покачал головой:

— У меня мало времени.

«Да что с ним такое? — задумался Матиас, и его охватило беспокойство. — Неужели у Бастиана сегодня вечером будут друзья? Это было бы ужасно!»

Пока Бастиан доставал сыр и масло из холодильника и готовил себе бутерброд, было проще простого добавить в его стакан пару капель препарата, от которого наступала потеря сознания. Кроме того, Матиас пытался отвлечь его разговорами.