— Сейчас, сейчас, — шептали губы.

Тиса не успела крикнуть «не стреляй!», как один из четверых человек рухнул на землю, а через пару секунд — второй.

— Какого лешего? — услышала она хриплый голос. В нем слышалась растерянность. Руки коснулись лунки — дрот лежал на месте ниспущенным. Тиса снова подняла глаза. Уже третий человек упал в траву. Неужели заметили ее? Что было с четвертым, Тиса так и не увидела.

— Святая пятерка! — в ужасе прохрипело ее горло. Тело вдруг задвигалось. Отпрянуло. За спиной сомкнулись еловые лапы. Мрак ночного леса снова надвинулся на нее. В следующие пять минут она бежала, слушая тяжелое дыхание. Мокрые ветки с остервенением хлестали лицо, цепляли одежду, ставили подножки…

Предрассветный час. Тиса сидела в кровати, обхватив голову и слушая, как бьется сердце под тонким батистом рубашки. Все, терпение ее на исходе. Видения вышли за все рамки, стоило ей только разок пожелать видеть, и они… Решили что? Каждый день теперь ее донимать?! Мчаться в чьем-то теле сквозь холодный лес, будто по пятам за ней гонится сам изнань — демон испода — вот удовольствие-то. Кто это был? Впрочем, неинтересно.

— Слышишь, дар? — прошептала упрямо Тиса. — Мне не интересно! Прочь из моей головы!

Праведный гнев испарился, стоило ей мысленно взглянуть на себя со стороны. Что подумал бы Трихон, услышь он ее сейчас? Войнова нервно хихикнула и, бурча себе под нос: «сумасшедшая», полезла за глотком настойки в тумбочку.

Вскоре девушка почувствовала усталость, словно она и в самом деле бежала всю ночь, и провалилась в утренний сон.

Проснулась Тиса через несколько часов под шелест дождя за окном. В безветрии дождь отстукивал дробь по деревянному карнизу. После месяца солнца, это казалось удивительным. Горизонт полностью от края до края затянула влажная марь, словно и не было неделю назад синего купола неба над головой. Окончательно стало ясно — погодник отпустил погоду, и осень навалилась на Увег, напомнив жителям о своей второй половине: мокрой и хмурой.

Сегодня она встречается с Трихоном в три часа, с радостью подумала Тиса. И сегодня она варит силуч с Агапом. Лекарь уже должен был вернуться от брата. Накинув плащ, Войнова направилась в лечебный корпус. Калоши увязали в грязи, и влажная морось холодила лицо. У солдатской столовой застряла телега, и Жич крепким словцом помогал новобранцам вытаскивать ее из ямы. Тиса хотела свернуть на тропинку к лечебнице, когда ее перехватила молодая прачка с сыном на руках.

— Тиса Лазаровна! Хорошо, что я вас встретила! Боренька заболел!

— У него жар, — сказала Тиса, пощупав лоб ребенка.

— Вчера еще с ребятней носился, а сегодня — вот. Что же мне делать, Тиса Лазаровна? — пожаловалась прачка, огорченно вздохнув. — Мне смену отработать надо.

Припухшие глаза малыша и то, как он щурился от дневного света, навело Войнову на некоторую мысль.

— Давай его мне, Софья, — Тиса забрала малыша. — Иди. Я отнесу его к Агапу Фомичу. Не переживай, мы приглядим за ним.

— Спасибо, Тиса Лазаровна, — поблагодарила молодая мать, просияв. — Я забегу в лекарню сразу же, как смогу.

Софья поспешила в прачечную, приподнимая подол юбки над лужами, а Тиса с ребенком на руках направилась в лечебный корпус. Конечно, она понимала, что каждая смена, это деньги для молодой матери. Но нелегко, должно быть, оставлять своего ребенка в такую минуту. Войнова отогнала сладкую мысль о семье и детях, пока еще рано об этом думать, но как же приятно надеяться.

— Боря, покажи мне, как мордоклювы еду просят, — попросила малыша Тиса. — Давай открой ротик. А-а. Вот молодец.

— Дед Агап! — позвала девушка, войдя в темный коридор лечебницы.

В приемной стоя у окна, Агап на просвет разглядывал осадок в бутыли.

— Вот, пациента принесла, — Тиса уложила мальчика на лечебную койку. — Думаю, корь.

Старик отставил в сторону настойку. Осмотрел малыша и подтвердил ее догадку.

— Ну, что. Помнишь, какой наперво настой нужон от коревой сыпи?

Всем известно простое и незатейливое средство от кори — это корни петрушки. Тиса нашла сверток с измельченными корешками в кухонном буфете Агапа. Залила кипятком, потомила на водяной баньке. Готово. Теперь лишь давать ребенку по столовой ложке несколько раз в день.

— А вечером можно заварить липового цвета, чтобы ломоту от жара унять, — сказал лекарь, поднося ложку ко рту Бореньки. Мальчик был тих и покладист и безропотно выпил настой. Тиса ущипнула подбородок:

— Думаешь, еще кто-то из ребятни заболеет?

— Возможно, — Агап вытер салфеткой подбородок мальчонки.

— Тогда может быть за желтой ряской сходить к озеру?

Агап лукаво улыбнулся:

— Ага. Помнишь, значит. Ты ж тогда совсем крохой была?

Тиса в шутку сморщила нос:

— Как забыть? Этот желтый цвет заварки и противный кислый вкус?

— Зато этот противный вкус, — передразнил Агап. — Не дал тебе разболеться вслед за остальными. Пожалуй, за ряской надобно сходить, напоим ею ребятишек. А силуч тогда завтра доварим. Но как же ты пойдешь? Там дождь шурует стеной. Хорошо, я не остался на ночь у Прохора. А то нынче вымок бы до нитки, пока бы сюда добирался.

— Дождь уже не такой сильный. Так, крапает слегка. Я возьму лошадь.

Через полчаса, вооружившись сачком и бидоном, Тиса выехала на Ватрушке. Кобыла радостно ржала, фыркала на небесную морось, раздувала ноздри. Плащ не полностью покрывал девичью фигуру, и низ подола юбки вскоре намок. Но Тису это не волновало. Прогулка позволит ей потратить с толком время и не маяться ожиданием. Удивительно, как буквально за два дня роща преобразилась — ветреная погода сбила большую часть листьев с деревьев и теперь мокрые черные ветки тянулись в небо. А палые листья влажным пестрым ковром расстилались меж стволов. Даже в такой погоде есть своя прелесть.

В голове снова завертелся знакомый мотив панокийской песни, и Тиса счастливо улыбнулась хмурому дню и своим мыслям. На пригорке девушка с полнотною чувств оглядела сонное озеро и горизонт с потемневшей опушкой и призрачными скалами. Улица повела ее вниз к дамбе. Редкие встречные прохожие не обращали на всадницу внимания, торопились по своим делам, сетуя на дождь.

Вежа настолько была спокойна сегодня, до неестественности. В спящей воде отражалось серое небо. Из камышей торчали редкие удочки рыбаков. Тиса огляделась. Справа за зарослями рогоза таился небольшой затон — весь в желтых кляксах от ряски, с розовыми маковками водяных лилий, гордо стоящих на коротких ножках. Войнова нашла возможность спуститься к воде. Подоткнув за пояс юбку, она зачерпнула ряску сачком. Затем вытрясла растения из сетки в бидон. Так она проделала несколько раз, пока не решила, что достаточно. Присев на корточки, Тиса потянулась и потрогала тугой бутон кувшинки в прозрачных каплях дождя. Такие гладкие, нежные лепестки!

В воде что-то шевельнулось. И девушка вздрогнула, когда увидела девичье лицо… Сквозь толщу воды Ила улыбнулась ей, не пытаясь всплыть. Русалка приставила палец к бескровным губам. И заговорила. На поверхности воды показались пузыри. И Тиса неожиданно поняла, что разбирает слова.

— Прости меня, счастливая Тиса. Я напугала тебя, — пропела речная дива. — Но мне нельзя показываться на людях. Ты так редко приходишь к озеру, что я не могла упустить возможность предупредить.

— Предупредить о чем? — спросила Тиса.

— Мой хозяин напуган. Землю топчет существо, имя которого он не знает. Я видела страх в его глазах, я читала слова с его губ. Нам всем на дне велено затаиться, но я должна была сказать. Будь осторожна.

— Спасибо, Ила, — прошептала Тиса в недоумении.

— Осторожна, — донеслось эхом. Бледное лицо поглотила глубина. Последним исчез в черной воде белый локон.

На обратном пути в часть Войнова размышляла над словами русалки. Первое, что пришло на ум, — «Неужели древоед пересек болото?». Это обеспокоило ее. И желание увидеть Трихона проявилось особенно остро.