Тут надо объяснить, что в царской России переход из православия в иную веру считался уголовным преступлением (!) и карался тюрьмой либо ссылкой, с конфискацией имущества. Оно и понятно: цари видели в иноверии отказ от присяги себе, то есть — бунт против самодержавия.

Историк Андрей Пятчиц писал в очерке ««Торжество» православия в Беларуси» (дайджест «Деды», выпуск 5):

«Во время встреч смоленского епископа Иосифа с жителями южных приходов Виленской губернии (ныне это северная часть Гродненской области) в 1871 году от владыки требовали — «некоторые со слезами, некоторые с неистовством» — перевода их в латинский обряд. В этом регионе нередки были случаи, когда православных священников (сами православные) не пускали в хаты, пугали ими детей, называя их «медведями» и «злою бородатою чучелой». Увидев православного священника (командированного из России), дети прятались или с криком убегали».

Детский испуг понятен — попы действительно выглядели ужасно. Большинство униатских священников брило бороду, а те, кто ее носили, то носили подстриженную, красивую. А вот у российских попов бороды были косматые («дикие»), вдобавок у многих немытые и вонючие.

Насчет бород интересен такой нюанс. Московские захватчики за время войны 1654 - 67 годов увели к себе в рабство 300 тысяч беларуских крестьян и мастеровых горожан. Так вот от этих бывших горожан-беларусов, привыкших брить лица по европейской традиции, стала и московитам передаваться мода на бритье. Но царю Алексею Михайловичу она показалась возмутительной, ибо была «перенятой от литвинов», и он издал указ, которым запретил московитам не только бриться, но и подравнивать бороды.

Забавно, что его сын Петр I издал указ противоположного содержания, которым запретил своим подданным носить бороду, даже ввел налог за право ношения бороды. Видимо, Петр посчитал обидным, что иностранцы называют россиян «бородатыми чучелами», каковыми они стали в результате указа его отца. Тем не менее попы и в XIX веке следовали указу Алексея Федоровича, а не его сына Петра, так как РПЦ враждебно воспринимала петровскую модернизацию по образцу Западной Европы.

Олин из читателей нашей газеты в 2002 году высказал в письме такую мысль:

Но на выборах мэра Санкт-Петербурга поражение одного из кандидатов местные политологи объясняли именно бородой:

«Санкт-Петербург — европейский город, и его жители не считают «своим» кандидата с сибирской бородой на лице. Пусть выдвигает свою кандидатуру в Сибири, а не у нас».

Получается, что и в Санкт-Петербурге такой типаж сегодня считают «бородатою чучелой».

Как известно, ВКЛ отличалось веротерпимостью. В Российской империи все было наоборот. Там религия являлась важнейшим элементом ассимиляции нерусских народов и закрепления колониальной власти над ними. По оценкам демографов, из нынешнего русского этноса в 140 - 150 млн. человек не менее 100 миллионов являются нерусскими в этническом смысле, это потомки людей, ассимилированных через веру после 1650 года. Русификация происходила автоматически: когда человек принимал веру РПЦ, он получал русское имя и фамилию, а при богослужениях использовался только церковнославянский язык — «родитель» современного русского языка. В результате «новые православные» постепенно, за два — три поколения, начинали считать себя «русскими».

Российские законы XIX века объявляли прямо:

«... как рожденным в православной вере, так и обратившимся к ней из других вер, запрещается отступить от нее и принять иную веру, хотя б то и христианскую».

Слова «православная вера» здесь не соответствуют реальности, так как в православии много региональных вариантов. Например, в православии Эфиопии, которое древнее московского примерно втрое, крестятся двумя перекрещенными пальцами и делают мальчикам обрезание. Под «православной верой» в Росии XIX века понимали исключительно свой собственный образец — московский, изначально несторианский.

Переход в московскую веру власти Российской империи не только поощряли, но и ставили в качестве главной цели деятельности колониальной администрации (в том числе в Литве-Беларуси). Обратите внимание: обратное считалось государственным преступлением (!) и строго каралось — тюрьмой, ссылкой, лишением имущества.

Одной из форм религиозного насилия России над нашим пародом явились многочисленные судебные дела «о совращениях» (параграфы 36 - 39 в Своде Законов Российской империи, предусматривающие наказания за «отвлечение и отступление от веры»).

В Речи Посполитой (в законодательстве Польши и BKЛ) никогда не было подобных людоедских законов. Но российские политики, церковники и историки потому и придумали басню о «притеснениях православных со стороны католиков и униатов», что это они сами активно занимались таким «совращением». Всеми силами старались заставить униатов, католиков, лютеран, иудеев переходить в веру РПЦ.

Итак, по российским законам, за «совращение» из православия в какую-нибудь другую веру виновника следовало приговорить к суровому наказанию:

«... к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ и к ссылке на житие в Сибирь или к отдаче в правительственные арестантские отделения».

Если же кто-то осмеливался «в проповедях или сочинениях» рассуждать о свободе человека в выборе своей веры (за исключением свободы перехода в московскую веру) — это наказывалось в первый раз тюрьмой на срок от 8 до 16 месяцев, второй раз заключением в крепость на срок от 2 лет и 8 месяцев до 4 лет и лишением некоторых прав, третий раз — лишением всех прав и пожизненной ссылкой в Сибирь!

Если один из родителей был московской веры, а другой — иной, то своих детей они были обязаны воспитывать только в московской вере.

Нарушивших этот закон обоих родителей предписывалось карать тюремным заключением сроком до полутора дет, а детей у них отнимать и передавать «православным опекунам».

Священников «иностранных исповеданий» (несмотря на то что униаты и католики в губерниях Северо-Западного края не были «иностранными», иностранной была именно московская вера) за контакты с православным населением карали лишением сана и тюремным заключением на срок от одного до трех лет. И так далее.

Массовыми судебные дела «о совращениях» стали в середине XIX века. При этом самое мерзкое было то, что почти всегда вначале следовало настоящее совращение прихожан-католиков российскими чиновниками, а попытки католиков этому совращению сопротивляться — карались как «совращение».

Вот типичный пример. Обычная для того времени история о том, как происходило присоединение «совращенных» из православия римо-католиков в государственном поместье Куродичи Минской губернии.

Крестьяне этого села под Минском всегда были католиками (их предки крестились в католичество из язычества еще в ранний период истории ВКЛ). Но в октябре 1861 года село посетил начальник жандармского управления — командированный из России великоросс, который заявил местным жителям, что ксендзы их обманывают и что 100 лет назад они были московской православной веры. Селяне поверили этой брехне, и 25 октября 1864 года 270 селян католического вероисповедания перешли в московское православие в присутствии 5 официальных лиц: речицкого судебного следователя, местного пристава и трех православных священников из ближайших приходов.