Из нескольких сел в Беларуси, где до сих пор живут «пруссы», сохраняющие «прусскую» самоидентификацию, читательница вспомнила Одрижин и Акдемер. Есть также села, названия которых образованы от слова «пруссы». Назвала она и ученого, который лет 20 назад занимался историей беларуских пруссов, — это Николай Шелегович, в то время — преподаватель БГУ.
На территорию Западной Беларуси действительно мигрировало немало пруссов, спасавшихся от немецко-польской экспансии. Пруссом (королем Погезании) был и сам Миндовг, основатель ВКЛ. Однако в данном случае я все же не стану утверждать, что речь идет именно о прусском языке. Дело в том, что этот язык мало отличался от ятвяжского языка местного населения — потому сюда и бежали пруссы. Скорее это «древнебеларуский» западнобалтский язык.
Когда я сообщил об этом случае в газете, мне позвонил еще один наш постоянный читатель (не назвавший своего имени) — родом из деревни Купятичи под Пинском. Он подтвердил, что в его родной деревне до сих пор говорят на непонятном языке, а его мать и бабушка во время ссор обычно переходят с «трасянки» на непонятный ему язык — язык их предков.
Читатель привел несколько примеров лексики этого языка: дочь — дохна, золовка — ятробка, кружка — кварта, канава — прысть, поля — дологи и т. д.. Вся домашняя утварь именуется иначе, чем в современном беларуском языке. Что любопытно — бабушка читателя не знала, что это за язык, на котором она говорит.
Читатель сообщил, что в 1958 году в деревню приезжала этнографическая экспедиция из Минска, работе которой он, тогда школьник, активно помогал. Потом была и вторая экспедиция по изучению «диалекта», но больше никто не приезжал. Тему прочно забыли в Минске. Видимо, потому, что она «подрывала» официальный миф о «славянском» происхождении беларусов и «древнерусской народности».
Анатолий Иванович Житкевич из Баранович продолжил разговор о забытых языках Беларуси. Он написал, что упомянутые читательницей П. Е. деревни Одрижин и Акдемер находятся вблизи городов Иваново (бывший Янов Полесский) и Дрогичин в Брестской области:
«Мне известно, что и в самом г. Иваново проживают люди, которые нменуют себя «лаборами» и сохраняют из поколения в поколение особый лаборский (лабурский) язык. Происхождение этого языка мне до настоящего времени было необъяснимым. Смею предположить, что язык этот и является прусским, а возможно полабским (наименование «лабор» имеет общий корень).
У меня имеется книга, подаренная автором Анатолием Денисейко, который проживает в Дрогичине — «Невыдуманные истории». В аннотации к ней он пишет: «Эта книга задумывалась как сборник золотых россыпей живого житейского юмора земляков, ярких, забавных историй полесского края». Интерес у меня вызвал рассказ «Лаборская история», в котором упоминается об этом своеобразном, для многих непонятном (только не местным жителям)
лаборском языке. Герой рассказа — бывший реальный житель города Иваново (Яново), проживавший по ул. Чкалова, 12. Направляю Вам ксерокопию этого рассказа.
Моя жена, уроженка г. Иваново, знает некоторые слова на лаборском языке, передаваемом местными жителями из поколения в поколение. Привожу примеры этих слов: корова — гэмытка; конь — волот; молоко — гальмо; сало — крысо; девушка — биячка; юноша — бияк; мужик (крестьянин) — мэть; бить — копсать; красть — япэрыть; понимать — сиврать; идти — пнать; домой ― на похазы; хотеть (желать) — волыты».
На мой взгляд, лаборский язык — очередная вариация нашего дославянского языка. Само слово «лабор» на древнем индоевропейском означало «труженик», то есть имелся в виду язык низов, в отличие от знати и горожан ВКЛ, использовавших вариант рутенской «мовы». Точно так же шляхта и горожане во времена Речи Посполитой перешли на польский язык, а при российском господстве — на русский.
Ятвяги никуда не исчезли, хотя именно это заявляют историки России. Другой наш читатель Андрей рассказал в своем письме о неудавшейся попытке создания национального движения ятвягов «Етвызь» в первой половине 1990-х:
«В то время на территории западного Полесья возникла организация «Етвызь», провозгласившая наличие особого этноса — ятвягов, как малой народности балтского происхождения.
Я не специалист и не берусь судить о том, насколько такие заявления обоснованы исторически и культурологически, но надо признать, что ятвяжское движение нашло некоторый отклик в среде местных жителей. Так, издавалась газета «Збуднинне» тиражом 25.000 экз., регулярно проводились фестивали западнополесской песни.
Ятвяжское движение, насколько я знаю, имеет довольно длительную историю. Оно возникло в межвоенный период, активно боролось с польской оккупацией. Впоследствии ятвяжское движение раскололось на два лагеря: проукраинский, имевший своим знаменем снне-желто-красное полотнище, и пробеларуский с бело-сине-белым штандартом (синий цвет символизировал Припять). Одно время ятвяжское движение было настолько активным, что националистические беларуские организации рассматривали его как одну из угроз нашей державности.
Со временем ятвяжское движение исчезло само по себе. Насколько мне известно, сейчас каких-либо организаций данного направления не существует. Хотя на момент создания «Етвызь» ставила целью объединение ятвяжского народа на землях Западного Полесья, Волыни и Подляшья в рамках единой державы».
Здесь мы видим удивительный парадокс: беларуские националисты, воспитанные на баснях КПСС, не знают о том, что беларусы произошли именно от ятвягов, а не от каких-то «славян», и поэтому считали ятвяжское движение «угрозой нашей державности».
О роли субстрата в формировании языка
В двух словах коснусь темы, которая во многом остается «белым пятном» науки, хотя это очень важный аспект проблемы дославянских языков Восточной Европы. Речь идет о роли субстрата в формировании языка. Приведу такие примеры.
Субстратом русского языка является финский язык — об этом пишут многие российские лингвисты. Русский язык единственный из славянских перенял у финнов замену глагола «иметь» на форму «у меня есть» (так как в финских языках нет глагола «иметь», он заменяется формой с глаголом «быть»). В русском языке наблюдается тенденция создания новых падежных форм (вследствие многопадежности финских языков), чисто финские черты в синтаксисе и особенно в «окающей» фонетике, в использовании финских частиц «то» и «ка», чуждых индоевропейским языкам. Всё это ученые исследовали (хотя их выводы остаются неизвестными широкой публике из-за непопулярности в России самой темы).
Кроме русского языка, корень «рус» лежит в названии русинского языка — это язык Галицкой Руси, которая, кстати, в Польше единственно и называлась Русью. Русинов ныне около 5 млн. человек, они тщетно требуют от властей Украины автономии для себя.
Некоторые активисты русинского движения ошибочно думают, что их язык якобы ближе русскому, чем украинскому, но на самом деле он нечто уникальное среди «восточнославянских» языков. Этот язык сильно похож только на болгарский, который называют «единственным аналитическим языком среди славянских».
Напомню, что все славянские языки — синтетические, с флексиями внутри слова; а вот в болгарском языке, как и в английском или французском, флексии вынесены вне слова[19]. Это аналитические языки. Учитывая, что изначально индоевропейский язык был
синтетическим, аналитичность показывает, что язык был крайне упрощен для принятия его местным неиндоевропейским населением.
Однако синтетичность языка сохраняется там, где население переходит с одной формы индоевропейского языка на другую — как это было при славянизации днепровских балтов и ираноязычных
сарматов
Киева, при славянизации кривичей и
ятвягов,
при славянизации
мазуров
и лужицких
сербов.
Дело в том, что западнобалтский
язык
точно так, как и славянский (и конечно, латинский), имел 6 падежей, однокоренную индоевропейскую лексику, схожие грамматические конструкции. Поэтому такой
языковой
переход был здесь проще, чем в других местах.
