— А вы, сударыня, оденьтесь амазонкою и храбро отправьтесь в поход за прелестным флёрдоранжем, как Ясон — за Золотым руном[98].

Эта мысль позабавила Линду, и она приказала сделать себе шлем с перьями, легкую кирасу и латные перчатки, после чего под звуки труб, литавр, флейт и гобоев спустилась в сад в сопровождении всех дам, облаченных так же и возглашавших, что амазонки выступают в поход на мошек. Линда весьма грациозно вынула меч и, срубив самую красивую ветку, вскричала:

— Итак, ужасные пчелы, где же вы? К бою — и посмотрим, достанет ли у вас храбрости защитить то, что вы любите?

Но что стало с Линдой и ее свитой, когда они услышали, как искалеченный ствол издал сперва жалобное «Увы», затем громкий вздох, а из отрубленной ветки полилась кровь.

— О, Небо, — вскричала она, — что я наделала? Такого еще не бывало!

Она приставила окровавленную ветвь к дереву, чтобы та приросла обратно, но тщетно. Тут охватил ее невыносимый ужас.

Бедная маленькая Пчелка, в отчаянии от такой беды, уж хотела было, дабы отомстить за принца, стремглав вылетев из листвы, броситься на острие рокового меча; но ради его исцеления предпочла остаться в живых и взмолилась, чтобы он отпустил ее слетать в Аравию за целебным бальзамом. И после того, как они нежно и трогательно распрощались, она отправилась в края благословенные, повинуясь лишь чутью; но если точнее — ведомая самим Амуром, который мчится стремительней всех насекомых: вот путешествие и вышло недолгим. Она принесла бальзам на крыльях и кончиках лапок и излечила своего принца; и поистине неизвестно, что было для него целительнее — снадобье или удовольствие видеть, как старается ради него принцесса-Пчела. Она каждый день смазывала его рану, ведь отрезанная ветвь была одним из его пальцев; если б с ним все обходились так, как Линда, — он бы остался без рук и ног. О, как мучительно Пчелка страдала за принца! Теперь она упрекала себя, что слишком пылко охраняла его цветы, никому не давая их сорвать.

Линда, в ужасе от увиденного, лишилась и аппетита, и сна. Наконец она придумала послать за феями, чтобы получить объяснение столь необыкновенному происшествию; поспешно снарядив посланников, она снабдила их роскошными подарками, чтобы задобрить фей.

Одной из первых пожаловала к ней королева Друзио. Она была самой сведущей в искусстве волшебства. Осмотрев ветвь и само дерево, понюхав цветы и почувствовав удививший ее человеческий запах, фея принялась читать все известные ей заклинания и наконец перешла к таким необоримым, что Апельсиновое дерево вдруг исчезло, и на его месте все увидели самого красивого и стройного принца на свете. Линда так и застыла на месте; вместе с восхищением ее охватило и еще некое особенное чувство, заставившее ее забыть о своем былом равнодушии, как вдруг юный принц, верный своей милой Пчелке, бросился к ногам феи Друзио.

— Могущественная королева, — сказал он, — я навеки твой должник; вернув мне человеческое обличье, ты возвратила меня к жизни; но, коли хочешь, чтобы я был тебе обязан покоем и счастием всей жизни моей, большим, чем солнечный свет, верни мне мою принцессу.

Сказав так, он взял в руки Пчелку, с которой не сводил глаз.

— Будешь доволен, — ответила великодушная фея. Она вновь стала колдовать, и принцесса Любима явилась, да еще столь красивой, что все дамы до единой ахнули от зависти.

Линда не знала, плакать ли ей или радоваться столь необыкновенным событиям, а особенно — превращению Пчелки. Но в конце концов разум взял верх над чувством, тем паче что оно еще только зарождалось: она обласкала Любиму, а Друзио попросила ее рассказать о своих приключениях. Та была слишком обязана фее, чтобы пренебрегать таким ее пожеланием. Изящество и приятность ее речей привлекли всеобщее внимание; когда же она сказала Друзио, что совершила столько чудес силой ее имени и волшебной палочки, все в зале вскрикнули от радости и стали просить фею завершить доброе дело счастливым концом.

Друзио, в свою очередь, слушала все это с необычайным удовольствием, она крепко обняла принцессу.

— Коль скоро уж я помогла вам, не зная вас, — посудите сами, прекрасная Любима, как много хочу я сделать теперь, когда мне все известно. Я подруга вашего отца-короля и вашей матери-королевы. Немедля в мою воздушную колесницу — мы отправляемся на Счастливый остров, где вы оба встретите прием, какого заслуживаете.

Линда упросила их остаться в ее владениях еще на денек и щедро одарила; принцесса Любима сменила тигриную шкуру на наряды несравненной красоты. Радость наших прелестных влюбленных немыслимо даже вообразить; для этого надо пережить те же страдания, побывать у людоедов и вытерпеть столько же превращений. Наконец Друзио перенеслась с ними по воздуху на Счастливый остров. Король и королева встретили их как самых желанных гостей — ведь они не чаяли больше их увидеть. Красота и благонравие Любимы могли сравниться разве только с ее умом, и она всех привела в восхищение; а уж дорогая матушка любила ее без памяти. И немалые достоинства принца Любима обворожили всех так же, как и его красота. Они поженились, а свадьбу сыграли такую, что пышней отродясь не бывало; на празднество явились грации в праздничных нарядах, а уж амурам и приглашения никакого не нужно — слетелись сами, и, согласно их повелению, первенца Любимы и Любима назвали Верный-в-любви.

И многие почести украсили потом это славное имя; а уж титулов прибавилось к нему столько, что под ними и не разглядеть благонравного дитяти, родившегося от столь прелестного брака. Случись вам поглазеть на такого — тоже счастливы станете; да только уж присматривайтесь получше, а то кабы не обознаться.

Мышка-Добрушка[99]

или однажды король с королевой, и так сильна была их взаимная привязанность, что поживали они душа в душу, в полном довольстве и согласии. Дня не проходило без приятных развлечений: то охотились на оленей да зайцев, то ловили карпов да камбалу, то танцевали на балах бурре и павану[100]. Вкушали на пирах блюда из дичи и лакомились сахарными драже, а по вечерам наслаждались театром и оперой. Так и шло время в шутках и прибаутках, в песнях и празднествах, а дабы не заскучать, устраивали они игры да розыгрыши, — словом, то были самые счастливые дни. Подданные, во всем следуя их примеру, соревновались в развлечениях. И прозвали в народе этот край Страной Радости.

А по соседству с королем-Радостью жил совсем другой король, заклятый враг земных утех и наслаждений, нравом кровожадный и воинственный. Ходил он вечно хмурый, носил длинную бороду, злобно на всех поглядывал, прятал свое костлявое тело под черными одеждами, а на голове торчали грязные нечесаные космы. Благоволил он к тем, кто рубил сплеча, не раздумывая, и приказывал казнить первого встречного. Преступников вешал собственными руками, упиваясь чужими страданиями. А уж если матушка нежно любила свою доченьку или сыночка — он тут как тут: требовал дитя доставить во дворец и прямо на ее глазах выкручивал малютке руки или сворачивал шею. И назывался этот край Страною Плача.