Поскольку Мари-Катрин д’Онуа — один из наиболее плодовитых французских «сказочников» за всю историю жанра, то и неудивительно, что собрания ее сказок представляют столь внушительное многообразие фольклорных тем. В указателе сказочных сюжетов Аарне — Томпсона многие типы имеют те же названия, что и сказки Шарля Перро, что красноречиво свидетельствует о теснейшей связи последнего с фольклором. Но и заглавия французских народных сказок из аннотированного собрания Деларю и Тенез (см.: Delarue, Tenèse 1976) нередко совпадают с заглавиями сказок мадам д’Онуа. Если Перро и д’Онуа узнавали народные сказки преимущественно от слуг (что нередко подвергается сомнению за недоказуемостью) или в салонах (и тогда народное происхождение сказки оказывается тем более сомнительно), то первыми фольклористами, целенаправленно записывавшими сказки от информантов, стали, как известно, братья Гримм. Аутентичность их записей многократно подвергалась сомнению: скепсис у исследователей вызывали и личность, и уровень образования их главной информантки Доротеи Фиман, в девичестве Пирсон, француженки-протестантки по происхождению, а также условия, в которых записывались сказки, — эти условия нигде не описаны подробно самими собирателями. Заметим, однако, что аутентичной (в современном понимании) записи фольклорного произведения во времена Гриммов просто не могло быть: фольклористы не ставили перед собой задачи записать и опубликовать текст точно таким (или максимально приближенным к тому), каким он был рассказан: литературная обработка представлялась не просто нормальным явлением, но обязательным этапом работы с текстом. Наименования многих сказочных типов в знаменитом указателе Аарне — Томпсона совпадают с названиями и их сказок; известен ряд случаев («Золушка», «Красная Шапочка», «Мальчик с пальчик») одинаковых заглавий сказок у братьев Гримм и у Перро, — и это не просто заглавия, но вариации одних и тех же сюжетных типов. Можем ли мы сказать, что столь близкие сказочные топосы бытовали и в Германии, и во Франции — и тогда записи Гриммов совершенно независимы от сборника Перро? Или же информанты Гриммов слышали или даже читали сказки Перро? Полемика об этом идет до сих пор. Влиянию сборника Перро на немецкую народную сказку и, как следствие, на собрание Гриммов посвящено несколько исследований (см.: Velten 1930). Поль Деларю и Марк Сорьяно указывают и на влияние таких сказок д’Онуа, как «Белая Кошка» или «Лесная лань», на информантов братьев Гримм (см.: Delarue, Tenèse 1976; Soriano 1996: 150). Об этом же пишет Уте Хайдеман (см.: Heidemann 2010).

Подобных близких сюжетных совпадений со сказками мадам д’Онуа у Гриммов практически не встречается. Пожалуй, единственное исключение представляет сказка братьев Гримм «Рапунцель», которая полностью совпадает сюжетно со сказкой мадемуазель де Ла Форс «Персинетта» и, следовательно, с той частью сказки д’Онуа «Белая Кошка», где героиня рассказывает историю собственной жизни. Нельзя не заметить и того, что зачин сказки «Шиповничек» (Dornröschen) из их собрания весьма напоминает зачин сказки д’Онуа «Лесная лань».

Перед нами зачины со сходной ситуацией (королева у источника грустит о бездетности) и похожим чудесным помощником: животным — обитателем этого источника.

Весьма вероятно, что как д’Онуа, так и Гриммы почерпнули этот зачин, соответственно, из французской и немецкой устных сказочных традиций. Ниже мы увидим, как «Шиповничек» Гриммов и «Лесная лань» д’Онуа, вместе со «Спящей Красавицей» Шарля Перро, окажутся источником и одной русской литературной сказки. Однако и прямое заимствование Гриммами у д’Онуа, и заимствование опосредованное (то есть возможное знакомство потенциального информанта Гриммов со сказкой «Лесная лань») не менее вероятны, поскольку устная и книжная традиции, особенно в повествовательных жанрах, взаимодействуют весьма тесно (см.: Гистер 2009).

История переводов сказок Мари-Катрин д’Онуа на русский язык начинается в конце XVIII века.

Первыми были переведены две из них: «Сказочка о померанцевом дереве и о пчеле» и «Басня о Белой Кошке». Обе книги вышли в 1779 году, в типографии Артиллерийского шляхетского инженерного кадетского корпуса, в которой часто печаталась переводная детская литература. Говорящие имена персонажей первой сказки переведены с использованием трех языков: имена главных героев (Aimée, Aimé) латинизированы (Амата, Аматус), имена людоедов (Ravagio, Tourmentine) переведены на немецкий манер: Попанц — от Popanz (чучело) и Унгольда — от Unhold (чудовище, урод) и наконец, имя доброй феи (Trusio) — по созвучию, на русский манер: Друзия. Во второй сказке, как и в оригинале, герои лишены имен и называются «Королевич» и «Белая Кошка». Нравоучения переведены прозой с большим количеством неточностей. Вообще оба анонимных перевода выполнены довольно аккуратно, но все же не лишены ученических огрехов, дающих основание полагать, что их авторы (или, скорее, автор) были из числа воспитанников корпуса Роман «История Ипполита…», включая, разумеется, и вставную сказку «Остров Ограды», был полностью переведен позднее, в 1801 году, и издан в Смоленске (см.: Онуа 1801). В сказке фигурируют «Щастливые острова» и «Принцесса Щастия». Однако пересказы всего романа («Гистория о Ипполите, графе Аглинском, и о Жулии, графине Аглинской же, любезная и всему свету курьозная» и «Гистория о графе Ипполите и о графине Жулии Английского государства» (см.: Пыпин 1857) и лубочные версии самой сказки появились раньше, еще в XVIII веке. В собрании (Атласе) Ровинского имеются 2 лубочных текста сказки: «История о принце Адолфе лапландийском» и «История о принце Одолфе Лапландийском и Острове вечного веселия» (см.: Ровинский 1881: 156–161). В Атласе в том же издании имеется полная лубочная версия сказки в восьми картинах (см. Дополнения в наст. изд.). О лубочных вариантах «Острова…» подробно писал А. Н. Веселовский, показавший, как русский принц там превращается в лапландского: русский читатель не поверил бы в столь фантастическое описание своей страны, где якобы повсюду ходят белые медведи, а деревья круглый год покрыты льдом, отчего кажутся хрустальными и светятся (см.: Веселовский 1887: 3–25). Кроме того, в зачине сказки мадам д’Онуа Россия представлена как страна варварская, в которой лить чудом мог уродиться столь совершенный принц, как Адольф: с таким представлением, очевидно, трудно было смириться авторам лубочных версий. Об изображении России у мадам д’Онуа, а также у ее соотечественников XVII и XVIII веков пишет А. Ф. Строев (см.: Stroev 2002: 251–262). В лубочной версии, представленной в Атласе Ровинского, картинки выполнены на европейский манер (герои одеты в европейские наряды середины XVIII века, Зефир и Время изображены так, как их обычно представляет европейская живопись и графика), в четыре цвета (довольно дорогостоящая раскраска).