Желанная поклонилась и отвечала королю с такой учтивостью, которой только и можно было ожидать от столь благовоспитанной особы; потом, взглянув на двух несчастных узниц, сидевших в повозке и закрывавших лица руками, великодушно попросила простить их и отпустить в той же повозке, куда им заблагорассудится. Король согласился на просьбу принцессы и не преминул восхититься ее добротой и восславить ее.
Армии приказали возвращаться домой, принц же вскочил в седло, дабы сопровождать свою прекрасную избранницу, и в столице встретили их тысячекратными «ура»; все приготовили для свадьбы, особую торжественность которой придал приезд шести добрых фей, покровительниц принцессы. Они преподнесли ей самые дорогие подарки на свете, но прекраснейшим из всех был тот великолепный дворец, в котором когда-то увидела их королева, — он вдруг слетел прямо с неба, и пятьдесят тысяч амуров мягко опустили его на мураву у речного бережка; роскошней дара и придумать невозможно.
Верный Пересмешник попросил своего господина поговорить с Желтофиолью и соединить их судьбы в тот же день, когда сам принц женится на принцессе; загорелось в нем желанье, да ведь и прелестная девица была весьма довольна, что ей так повезло в чужеземном королевстве. Фея же Тюльпанов оказалась щедрее сестер и подарила ей четыре золотых прииска в Индиях[270], дабы муж не попрекал ее, что она его беднее. Свадебные торжества продолжались много-много дней — и в каждый из них придумывались новые забавы, а все вокруг воспевали приключения маленькой Белой Лани.
* * *
И доброй феи дар порой жесток.
Принцесса милая, вы ждать не пожелали
И свет дневной до срока увидали —
И вот вам послушания урок:
Пришлось в лесах побегать ланью белой!
Не ясен ли сокрытый тут намек:
Хоть люб нам свет, когда приходит срок,
Он все ж опасен для красы незрелой,
Для вас же, баловней беспечных, здесь
Не меньшей важности наука есть:
Неуязвимы ль вы для стрел Амура?
Нет! Роковая у любви натура,
И вам, кому внушать любовь достался дар,
Изведать суждено сладчайшей страсти жар.
ТОМ ВТОРОЙ
Послание
Вы, сказочки мои,
что с радостью живейшей
Спешите
пред лицо принцессы августейшей
[271],
Счастливицы! Ведь вам такой же жребий дан,
Которым польщены Принц-Дух и Принц-Баран.
От славы от ея в восторге пламенею
И рвенье баснями свидетельствовать смею.
Спешите же! Но к ней явитеся тогда,
Когда важнейшим чем не будет занята.
Вам все бы лишь играть, и ваше назначенье —
Принцессу забавлять, даря ей наслажденье.
Когда отправится в Сен-Клу, покинув двор,
Чтоб в тишине пожить, куда не вхож раздор,
Тогда вы храбрости скорее наберитесь
И здесь со старшими
[272] вы перед ней явитесь.
Увидите тогда чудесные места
Повсюду, где царит и блещет красота.
Здесь от шагов ее в любое время года
Цветы рождаются, презрев закон природы.
Сильваны с нимфами
[273], родной покинув лес,
Здесь ей завидуют иль славят до небес.
Красоты здешние — самих богов творенье,
На это и у фей нет должного уменья.
А у прекраснейшей, что всем владеет тут,
Все добродетели, как сад, в душе цветут…
Но я лишь только жар стужу в вас понапрасну.
Летите к той, что так мудра и так прекрасна,
Завистников легко вам будет презирать,
Которым ваш удел уж не дает и спать.
Новый дворянин от мещанства[274]
Начало
ахотел как-то один мещанин, сын купца с улицы Сен-Дени
[275], стать дворянином и щеголем высокого рода. Был он очень богат и купил дворянский титул, но тут же обнаружил, что не оказывают ему должного почтения в городском квартале. Ведь еще недавно все видели, как он ткань локтем мерил. Посему решил он поехать в провинцию, чтобы хоть там прослыть человеком ученым и благородным. Он приобрел библиотеку недавно почившего философа, ни капли не сомневаясь, что, имея столько томов, вскоре будет обладать такими же знаниями, и даже обучился искусству владения оружием, хотя стремление сойти за храбреца было гораздо сильнее его природной отваги.
Долго наш новоиспеченный дворянин выбирал из всех провинций и, наконец решив обосноваться в Нормандии[276], отправился в Руан. Там встретился он с поручителями своего покойного отца, которые всячески старались ему угодить. Но это все были простые купцы, и ему не хотелось держать себя с ними ровней, а посему он с помощью нелепых выдумок пытался заставить всех вокруг поверить в свое благородное происхождение, так что поведение его было весьма странным, а голова полнилась всякими безумными фантазиями. Он разузнал, какие из близлежащих земель можно было приобрести во владение, и выбрал ту, что располагалась у моря и приглянулась ему по рассказам. Ее он и купил, сперва побывав там и увидев все собственными глазами. Дом ему, однако, показался не слишком красивым, и он сразу же нанял рабочих, чтобы его снести; но, считая, что он и есть непревзойденный знаток всех наук, не захотел другого архитектора для своего скромного замка, кроме самого себя.
Он выбрал весьма приятное место на берегу моря. В часы прилива волны плескались у самых стен. Здесь же в море впадала бурная речка, поэтому он повелел возвести над ней высокую аркаду, на которой и построил свой новомодный дворец. Туда можно было подняться с обеих сторон по крутой каменной лестнице с железными перилами. В дождливую или ветреную погоду это было поистине ни с чем не сравнимое удовольствие, поскольку, покуда гости добирались наконец до замка, они успевали промокнуть до нитки, продрогнуть от холодного ветра или обгореть на солнце; зато попробовали бы пожаловаться на такие неудобства — вот уж чего хозяин не прощал никогда.
Наш мещанин, отказавшись от своей фамилии, стал называть себя господин де Ла Дандинардьер[277]. Сие длинное имя должно было внушать благоговение соседям, по большей части баронам и виконтам, не слишком богатым и отвыкшим от визитов ко двору. Чтобы произвести еще большее впечатление, наш герой набивал карманы письмами от важных персон, которые сам же и писал в стиле напыщенном и вульгарном. Тем не менее содержание их всегда действовало на провинциалов, особенно та непременная приписка, где обеспокоенность его здоровьем выражал его величество король. Новоиспеченный господин де Ла Дандинардьер обзавелся полудюжиной маленьких злых собачонок, которых стал называть сворой, и нанял слугу по имени Ален[278]. По мере надобности своего господина тот бывал и письмоводителем, и дворецким, а то и поваром или камердинером.