Первое, что встретилось старику на обратном пути, были королевские суда; завидь он их раньше, мог бы обойти, но адмирал его заметил и отправил погоню; бедняга был таким старым и немощным, что ему не хватило сил грести. Его настигли и привели к адмиралу, который заставил его обыскать: у лодочника нашли сто экю золотом, совсем новых, поскольку монеты отчеканили как раз к свадьбе принцессы. Адмирал подверг старика допросу — тот же, чтобы не отвечать, притворился глухим и немым.
— Так, так, — сказал адмирал, — привяжем-ка этого немого к грот-мачте и отстегаем его кнутом: против немоты лучшего средства нет.
Когда старик увидел, что дела его плохи, он признался, что небесной красоты девушка и благородный рыцарь приказали ему отвезти их на пустынный Беличий Остров. Из таких слов адмирал заключил, что это и была принцесса, и он приказал флоту окружить остров.
Тем временем Веснянка, уставшая от путешествия по морю, нашла зеленую опушку под густыми деревьями, прилегла под ними и тихонько уснула, но Фанфаринет, скорее голодный, чем влюбленный, поспать ей не дал.
— Вы думаете, сударыня, — сказал он, разбудив ее, — что я смогу долго здесь оставаться? Я не вижу тут никакой еды: да будь вы даже прекрасней самой Авроры, нам и тогда нужно было бы чем-то питаться — у меня слишком длинные зубы и в животе совсем пусто.
— Как же это, Фанфаринет! — воскликнула принцесса в ответ. — Возможно ли, чтобы доказательства моей дружбы не заменяли вам всего на свете? Возможно ли, чтобы ваши помыслы были не только о вашей удаче?
— Скорее уж о моем несчастье! — вскричал тот. — Дай Бог, чтобы вы снова оказались в вашей темной башне!
— Благородный рыцарь, — кротко произнесла принцесса, — умоляю вас не сердиться, я поищу повсюду: быть может, найду какие-никакие плоды.
— Ну и идите себе, — сказал он, — чтоб вас там волки съели.
Огорченная принцесса побежала в лес, раздирая свои прекрасные одежды о колючки, а белую кожу — о шипы; она так оцарапалась, точно играла с кошками (вот какие огорчения приносит любовь к молодым рыцарям). Походив там и здесь, она вернулась и с грустью сказала Фанфаринету, что ничего не нашла. Он повернулся к ней спиной и удалился, ворча себе под нос.
На следующий день поиски возобновились, и тоже безуспешно: три дня они не ели ничего, кроме листьев и майских жуков. Принцесса, ни на что не жалуясь, проявляла куда больше нежности.
— Благом было бы для меня, — говорила она Фанфаринету, — страдай одна только я, и меня бы не пугала смерть от голода, было бы что подать вам к столу.
— Да хоть умрите, мне это все равно, — отвечал посол, — лишь бы у меня было то, что мне нужно.
— Возможно ли, — воскликнула принцесса, — чтобы вас так мало трогала моя смерть? Где же клятвы, которые вы мне давали?
— Есть большая разница, — возразил посол, — между счастливым человеком, которому незнакомы ни голод, ни жажда, и несчастным, обреченным испустить дух на пустынном острове.
— Мне грозит та же опасность, — продолжала принцесса, — но я же не сетую.
— Поделом вам, — резко перебил посол, — вы пожелали покинуть отца с матерью и отправиться на поиски любовных приключений, вот и поглядите, как нам сейчас хорошо!
— Но это все из-за любви к вам, Фанфаринет, — сказала она, протягивая ему руку.
— Я бы без нее прекрасно обошелся, — ответил посол и отвернулся от нее.
Красавица принцесса, вне себя от печали, принялась плакать так горько, что могла бы разжалобить даже скалу; она села под кустом белых и алых роз и долго на них смотрела, а потом вымолвила:
— Какие же вы счастливые, юные цветы, вас обдувает теплый ветер, вас поливает роса, вас греет солнце, вас лелеют пчелы, ваши шипы вам защитою, и все вами восхищаются! Увы! Отчего мне не дано быть такой же безмятежной!
От подобных мыслей она пролила столько слез, что подножье розового куста стало влажным; с великим изумлением девушка увидела, как куст зашевелился, распустились розы, и самая прекрасная из них произнесла:
— Была бы и твоя судьба такой же завидной, если б ты не полюбила; лишь влюбленные подвергаются страшным бедам, несчастная принцесса! Возьми из дупла этого дерева медовый сот, но не отдавай же, о простодушная, Фанфаринету.
Принцесса подбежала к дереву, уж и не зная, сон это или явь: она разыскала мед и тотчас отнесла его неблагодарному возлюбленному.
— Вот, — сказала она, — этот мед я могла бы съесть сама, но мне хочется разделить его с вами.
Не поблагодарив девушку и даже на нее не взглянув, Фанфаринет вырвал у нее сот и съел целиком, не дав принцессе ни кусочка, еще и посмеялся над ней, наговорив дерзостей и сказав, что от сладкого у принцесс зубы портятся.
Веснянка, огорченная пуще прежнего, присела под дубом и так же восхитилась им, как до этого розовым кустом. Дуб, полный сострадания, склонил к ней ветви и произнес:
— Как жаль было бы прерывать твою жизнь, прекрасная Веснянка. Возьми этот кувшин молока и выпей его, но неблагодарному возлюбленному ни глотка не давай.
Тут изумленная принцесса увидела большой кувшин, полный молока, — но она помышляла лишь о том, что Фанфаринета, съевшего более пятнадцати фунтов меда, должна мучить страшная жажда, вот и поспешила отнести ему кувшин.
— Напейтесь же, милый Фанфаринет, — сказала она, — и не забудьте оставить мне глоток, ибо я до смерти хочу есть и пить.
Он грубо схватил кувшин и выпил весь залпом, потом вдребезги разбил его о камни, не преминув и злобно ухмыльнуться:
— Кто не поел, тому незачем и пить.
Принцесса, воздев руки к небу, воскликнула:
— Ах! Вот справедливое наказание, вполне мною заслуженное: это за то, что я покинула короля с королевой, столь опрометчиво полюбив человека, которого не знаю, и за то, что сбежала с ним, позабыв и свой титул, и несчастья, коими грозила Карабос.
И она принялась плакать так горестно, как еще никогда не плакала, забрела в самую густую чащу и без сил упала у подножья вяза, на ветке которого сидел соловей и восхитительно пел: он так и заливался, хлопая крыльями, словно обращался именно к принцессе, а словам как будто научился у Овидия[69]:
Любовь слепа, коварна, многолика,
И милости нам дарит, как владыка,
Своим обманом сладостным пленяет
И злыми стрелами нам сердце отравляет.
— Кто может знать это лучше меня? — воскликнула принцесса, перебивая его пение. — Увы! Уж моей-то судьбе ведома жестокость ее стрел.
— Воспрянь духом, — сказал ей влюбленный соловей, — и поищи вон в том кусте. Ты найдешь там миндаль в шоколаде и пирожные из кондитерской «Ле Кок»[70]; но не будь же наконец столь неблагоразумной — не отдавай их Фанфаринету.
Принцессу, не успевшую забыть, как посол дважды обошелся с ней, уже не нужно было предостерегать, к тому же она была так голодна, что сама съела все орехи и пирожные. Прожорливый Фанфаринет, заметив, что принцесса ела без него, пришел в такую дикую ярость, что прибежал, сверкая глазами и махая шпагой, чтобы ее убить. Девушка проворно разыскала в шляпке королевы камень-невидимку и, став незримой для посла, все упрекала его за неблагодарность, да так, что было ясно: она все еще не в силах его возненавидеть.
Тем временем адмирал Шапка-Колпак отправил Жана Коко по прозвищу Соломенный Сапог, посыльного Канцелярии, сообщить королю, что принцесса и Фанфаринет высадились на Беличьем Острове и что, не зная местности, он, адмирал, боится ловушек. Новость эта несказанно обрадовала Их Величества: король приказал принести огромную книгу, каждый лист которой был длиною в восемь локтей; это было составленное одной ученой феей описание всех земель; в ней он прочел, что Беличий Остров необитаем.
— Отправляйся же, — сказал он Жану Коко, — и скажи адмиралу, чтобы поскорее высаживался на остров: я и так дал своей дочери слишком долго оставаться с Фанфаринетом.