Увы! Румянец недолго продержался на ее щеках: она увидела в глазах принца смертельную грусть.
— Что с вами, сударь? — спросила она испуганно. — Я вижу в вашем взгляде такую печаль…
— Ах! Да как же мне не печалиться, милая принцесса! — тяжко вздохнул он, и слезы, которые он был не в силах сдержать, покатились по его щекам. — Нас разлучают. Или мне придется уехать, или вам — испытать на себе всю жестокость королевы. Она знает о моей любви к вам и даже видела вашу записку: мне сказала об этом одна из ее фрейлин. Не имея ни малейшего желания понять мою боль, она посылает меня к королю, брату моего отца.
— О чем вы, принц? — воскликнула Констанция. — Покинуть меня, по-вашему, означает спасти мою жизнь? Как могли вы даже подумать такое? Да мне легче умереть на ваших глазах, чем жить вдали от вас.
Речи столь проникновенные, как и следовало, часто прерывались всхлипываниями и рыданиями; влюбленные, не предвидевшие разлуки и еще не изведавшие ее тягот, страдали от этого еще сильнее. Они тысячу раз поклялись друг другу не изменять своим чувствам, и принц пообещал Констанции вернуться как можно скорее.
— Я еду лишь затем, — сказал он ей, — чтобы рассердить дядю и его дочь. Тогда он больше не захочет отдавать мне ее в жены. Я всячески постараюсь не понравиться ей и преуспею в этом.
— В таком случае, не показывайтесь ей, — взмолилась Констанция, — ибо, как ни старайтесь, а наверняка придетесь ей по душе.
Оба плакали так горько, прощаясь с такой трогательной тоской и клянясь в любви столь пылко, что одни лишь простые заверения в том, что их нежные чувства никогда не угаснут, служили им настоящим утешением.
Время за нежной беседой пролетело быстро, уже настала глубокая ночь, а они не могли и подумать о том, чтобы расстаться. Королева, однако, желала спросить, какого мнения принц о том экипаже, что повезет его. Миртэн поспешил за ним и нашел сидящим у ног возлюбленной, чью руку он сжимал в своих ладонях. Заметив Миртэна, влюбленные крепко обнялись и умолкли. Слуга же передал господину, что королева хочет его видеть; пришлось повиноваться, и принцесса отпустила Констанцио.
Королева нашла принца печальным и переменившимся. Она с легкостью догадалась, что было тому причиной, но не желала более говорить об этом. Нужно было лишь отослать его. К отъезду подготовились так быстро, что тут, казалось, не обошлось без фей. Принц же только и думал, что о своей любви. Повелев Миртэну остаться при дворе, чтобы самому каждый день получать от него весточки о принцессе, он оставил ему самые красивые драгоценные камни на случай, если они понадобятся Констанции. В столь важном деле принц проявил чрезвычайную предусмотрительность. Наконец пришло время уезжать. Отчаяние наших влюбленных не описать словами; надежда вскоре увидеться вновь — лишь она одна могла умалить его. Расставаясь, Констанция осознала, как она несчастна: дочь короля, владычица обширных земель, оказалась в руках жестокой королевы, которая отсылает своего сына, опасаясь, что он полюбит пастушку, — а ведь принцесса ни в чем не уступала ему, и, распорядись по-иному ее судьба, величайшие правители на свете могли бы добиваться ее руки.
Королева осталась весьма довольна, что сын уехал: теперь ей оставалось лишь перехватывать адресованные ему письма, из которых она узнала, что доверенным лицом его был Миртэн, и приказала схватить его по ложному обвинению. Его сослали в один из замков, где заточили в темнице. Принц, немало рассерженный известиями об этом, тут же написал королю с королевой письмо с требованием освободить своего фаворита, однако просьбы его остались без ответа; но не только от этого намеревались заставить его страдать.
Однажды, поднявшись вместе с зарей, принцесса направилась в сад, чтобы собрать цветов, которыми обычно украшали одеяние королевы. Хитрован забежал далеко вперед, но вдруг неизвестно почему вернулся, дрожа от страха. Констанция пожелала разузнать, что его так напугало; но пока она шла вперед, барашек все тянул ее за платье, не пуская, ибо был весьма умен. Тут принцесса услышала тонкое змеиное шипение, и ее в мгновение ока окружили жабы, гадюки, скорпионы, аспиды; бросаясь на нее, чтобы ужалить, они почему-то каждый раз падали в нескольких шагах, так и не дотянувшись до Констанции, словно окруженной невидимой стеной.
Несмотря на охвативший ее ужас, Констанция подивилась такому чуду, которое могла объяснить лишь тем, что ее защитило подаренное возлюбленным кольцо. А ядовитые твари поднимались отовсюду, куда ни повернись, — они ползли по дорожкам аллей, под деревьями, висели на цветах. Прекрасная принцесса не знала, что и делать, как вдруг в окне дворца заметила королеву, посмеивавшуюся над ее испугом; на ее помощь нечего было и надеяться.
— Настал час моей смерти, — отважно сказала Констанция, — эти чудовища приползли сюда не сами, их доставили по приказу королевы, — уж очень хочется ей поглядеть, как я расстанусь с жалкой жизнью, коей вовсе не дорожу — так несчастна я была до сей поры, что если и не желаю умирать, то сами боги, справедливые боги знают, кто единственный дорог мне в этом мире.
С этими словами она пошла прямо в клубок змей, но твари расползались во все стороны, давая ей дорогу, чему она сама удивилась не меньше королевы, — ведь та приказала собрать всех опасных змей, чтобы они умертвили пастушку укусами; вот-де умерла она от причин естественных, так что королевскому сыну нечему удивляться и некого в этом винить. Однако, видя, что план ее не удался, королева решила прибегнуть к другому средству.
На лесной опушке жила одна фея, и владения ее были неприступны, ибо лес охраняли ее слоны, отличавшиеся столь завидным аппетитом, что поедали всех без разбору — и несчастных путешественников, и их коней, и даже их доспехи. Королева условилась с волшебницей, что если вдруг, чудом, кто из слуг ее доберется до дворца в лесу, то фея даст этому человеку что-нибудь смертоносное, якобы чтобы передать государыне, на самом же деле чтобы погубить гонца.
Потом она послала за Констанцией и велела ей отправляться в путь. Принцесса слышала от товарок, сколь опасно ходить в этот лес; одна старая пастушка рассказывала, что ее однажды спас в этом лесу маленький барашек — ибо какими бы разъяренными ни были слоны, но стоит им увидеть ягненка, как они становятся такими же кроткими. Еще старушка добавила, что посылали ее в лес за огненным поясом для королевы, а она, испугавшись, стала обвязывать им деревья: на какое дерево повяжет — то и сгорит; а самой пастушке сей пояс, вопреки желаниям королевы, никакого вреда не причинил.
Когда принцесса слушала эту сказку, она и вообразить не могла, что все это ей когда-нибудь пригодится; но, услышав приказ королевы (да еще и отданный таким непререкаемым тоном, что о возражениях говорить не приходилось), она взмолилась, прося о помощи богов и отправившись в лес вместе с Хитрованом. Королева же торжествовала.
— Ну вот, — говорила она королю, — больше мы не увидим сей постыдный предмет любви нашего сына — я отправила ее туда, где тысячи таких, как она, слонам хватит на один зуб.
— Слишком уж вы мстительны, — ответил король, — а я вот поневоле жалею такую красавицу — я за всю жизнь подобной ей не видывал.
— Что ж, дело! — молвила королева. — Вот и любите ее, оплакивая ее кончину, как недостойный Констанцио оплакивает разлуку с нею.
Тем временем Констанция вступила в лес, и ее тут же окружили ужасающе огромные слоны. Но едва эти гиганты увидели барашка, шагающего смелее своей хозяйки, как принялись гладить его своими грозными хоботами так же нежно, как могла бы погладить своей ручкой ласковая пастушка. Принцесса, боясь, что к ней-то слоны не проявят такой же благосклонности, взяла Хитрована на руки, хотя тот и был весьма тяжел; стараясь, чтобы слоны не упускали его из виду, она потихоньку приближалась прямо ко дворцу недосягаемой волшебницы.
Она пришла туда, дрожа от страха и усталости. Места, как показалось ей, тут были дикие и запущенные; под стать им была и жившая там фея, которая тщетно пыталась скрыть свое удивление, — ведь уже давным-давно ни одна живая душа не добиралась сюда.
