— Испытай ее чувства ко мне, — сказал принц, — то хвали меня, то ругай, — так ты сможешь узнать, что она думает.

На следующий день Миртэн изыскал возможность поговорить с Констанцией.

— Что с вами, прекрасная пастушка? — спросил он. — Вы грустны, а ведь вам больше пристало радоваться, чем другим.

— Какой повод к веселью нашли вы для меня? — спросила она в ответ. — Мне приходится пасти овец вдали от дома, не получая вестей от родных. Это ли приятно?

— Нет, — ответил Миртэн, — но вы самая очаровательная девушка на свете, умны, восхитительно поете, и с вашей красотой ничто не сравнится.

— Да обладай я и вправду всем тем, что вы сказали, — произнесла она с глубоким вздохом, — немного же это бы для меня значило.

— Ах, вот оно что! — воскликнул Миртэн. — Так вы честолюбивы, жалеете, что не родились королевой и что в ваших жилах не течет кровь богов! Оставьте эти заблуждения. Я приближенный принца Констанцио; разумеется, я ему не ровня, но иногда говорю с ним, изучаю его, пытаюсь проникнуть в то, что у него на душе, и потому знаю, что он вовсе не счастлив.

— Ах! Да что же не дает ему покоя? — спросила принцесса.

— Роковая страсть, — отвечал Миртэн.

— Он влюблен? — взволнованно переспросила она. — Ах, как мне жаль его! Но что я говорю? Он слишком хорош, чтобы быть нелюбимым.

— Он сам не столь в этом уверен, прекрасная пастушка. Коли хотите его успокоить, так вашим словам он поверит куда охотнее, чем, например, моим.

— Не пристало мне, — молвила Констанция, — вмешиваться в дела великого принца, да еще в такие личные, чтобы я посмела даже помыслить, что приму в них участие. Прощайте, Миртэн, — добавила она, вдруг заторопившись уходить, — и, прошу вас, никогда более не говорите со мной ни о своем принце, ни о его любви.

Она удалилась взволнованная, ибо принц не был ей безразличен, и ей не удавалось позабыть об их первой встрече. Не будь она под действием тайных чар, — несомненно, отправилась бы на поиски Владычицы; удивительно, однако, что ученая, знавшая обо всем на свете фея сама не искала принцессу. Но тут уж Констанция ничего не могла поделать. После встречи с великаном ей оставалось лишь уповать на Судьбу: ведь предначертанное свыше непременно должно случиться, вот и приходилось фее навещать принцессу в образе солнечного лучика, в котором та, конечно, не смогла бы ее разглядеть.

Меж тем прелестную пастушку терзала досада — ведь принц, казалось, совсем о ней не думал, так что, не услышь он случайно ее пения, она бы никогда больше его и не увидела. От души укоряя себя за нежные чувства к нему, она, коль скоро можно и любить и ненавидеть разом, ненавидела его за то, что сама же слишком сильно любила. Сколько слез втайне пролила она! Их свидетелем был лишь Хитрован, коему часто поверяла она свои тревоги, как будто он мог понять ее. Когда он резвился в полях с овечками, Констанция кричала ему:

— Берегись, Хитрован! Берегись, как бы любовь не опалила тебя, ибо из всех бед эта — самая страшная. Что будешь делать ты, несчастный маленький барашек, если твоя любовь окажется безответной?

Устав от этих мыслей, она принималась осыпать себя упреками за свои чувства к равнодушному принцу. Изо всех сил стараясь забыть о нем, она вдруг однажды набрела на него самого, удобно прилегшего под деревом: здесь он мечтал о пастушке, от которой бежал; и когда его наконец сморил сон, появилась Констанция. Стоило ей лишь вновь увидеть его, как любовь ее разгорелась с новой силой; ведь в прошлый раз она не сдержала слов, заставивших принца встревожиться. Но как же опечалилась она, узнав от Миртэна, что Констанцио влюблен; и вот, как ни старалась, а не смогла она скрыть залившего ее щеки румянца. Миртэн, у которого были свои причины внимательно следить за нею, тотчас же отправился к своему господину и радостно сообщил ему об этом.

Однако принца, в отличие от слуги, это отнюдь не воодушевило. Ему по-прежнему казалось, что пастушка равнодушна к нему. А виноват в этом некий счастливец Констанцио, которого она любит. На следующий день он искал встречи, но, едва увидев его, Констанция поспешно скрылась, будто увидев льва или тигра, единственным спасением от коего было бегство. После беседы с Миртэном она поняла, что принца придется во что бы то ни стало вырвать из своего сердца, а самое для этого верное средство — всячески избегать его.

Что же сталось с Констанцио, когда он увидел, что прекрасная пастушка бросилась от него прочь? Он сказал Миртэну, стоявшему рядом:

— Видишь, каков результат всех твоих стараний. Констанция ненавидит меня, а я не решаюсь сам спросить о ее чувствах.

— Слишком уж вы обходительны с этой деревенской девушкой, — возразил Миртэн. — Если хотите, господин, я от вашего имени прикажу ей самой явиться к вам.

— Ах, Миртэн! — воскликнул принц. — Велика же разница между влюбленным и наперсником! Я-то думаю лишь о том, как бы ей понравиться, — ведь я заметил, что она весьма учтивая особа, которой никак не подобает твоя грубая тактика. Лучше уж страдать, чем огорчать ее.

И он удалился с видом столь печальным, что вызвал бы жалость у любого, не говоря уж о Констанции.

Едва принц исчез из виду, как она вернулась.

— Здесь он остановился, — говорила она, — а здесь взглянул на меня. Увы! Вот здесь я поняла, что ему безразлична; он приходит сюда помечтать о той, которую любит. Да ведь мне-то на что сетовать? Как может он любить девушку столь низкого происхождения?

Порою ей хотелось поведать ему о своих приключениях, но ведь Владычица строго-настрого запретила ей рассказывать об этом, и посему послушание до сего времени брало верх над желанием открыться: Констанция хранила молчание.

Несколько дней спустя принц вновь явился, и опять она постаралась избежать его общества. Он огорчился и велел Миртэну упрекнуть ее в этом; тогда Констанция отвечала, что ни о чем таком и не помышляла, но, коли уж он соизволил заметить это, впредь обещает быть внимательнее. Обрадованный Миртэн передал ее слова господину, и на следующий день принц снова отправился к ней. Озадаченная его визитом, она еще больше удивилась, когда он открыл ей свои чувства. Как ни хотелось ей поверить, но боялась она обмануться, сомневаясь, а не хочет ли он просто позабавиться над ее простотою, ослепив признанием в любви такую бедную пастушку. Раздраженная этой мыслью, она приняла высокомерный вид и так холодно приняла его заверения в любви, что он убедился в справедливости всех своих подозрений.

— Вы обижены, — сказал он ей, — другому удалось очаровать вас. Но клянусь богами, если я узнаю, кто он, уж я его не пощажу.

— Я ни для кого не прошу у вас милости, господин, — ответила она, — когда-нибудь вы узнаете, сколь далеки мои чувства от тех, кои вы мне приписываете.

Тут в сердце принца затеплилась было надежда, но она тотчас погасла, когда красавица пастушка принялась уверять его, что никогда не сможет полюбить. Эти слова причинили ему невероятную боль, и он едва сдержался, чтоб не обнаружить ее перед нею.

Следствием его терзаний, или, быть может, страсти, которую лишь распаляли стоявшие на его пути препятствия, стал недуг принца. Да такой тяжелый, что не понимавшие его причин врачи не надеялись уже спасти его жизнь. Миртэн, по его приказу не отходивший от Констанции, сообщил ей горестные известия, которые она выслушала с невыразимой тревогой.

— Не знаете ли вы лекарства, — спросил у нее Миртэн, — от жара и от сильных болей, головных и сердечных?

— Мне знакомо одно средство, — ответила она, — цветущая целебная трава. Все дело в том, как ее применить.

— Не соизволите ли вы явиться для этого во дворец?

— Нет, — сказала она, краснея, — я слишком боюсь неудачи.

— Неужто вы пренебрежете возможностью спасти принца! — воскликнул Миртэн. — Ах, а ведь я знал, что вы жестоки, но вот уж не думал, что настолько.

Констанции понравилось, что Миртэн осыпал ее упреками; обрадовалась она и тому, как молил он прийти навестить принца, ибо для того-то она и придумала, что знает подходящее лекарство, хотя это было совсем не так.