Трудно передать, что думал и чувствовал Констанцио, сколько упреков обрушил он на свое сердце, доселе никого не любившее, ибо не находило оно достойного предмета для любви; и что же — вот и полюбил он девушку столь низкого происхождения, что никогда не сможет признаться в своих чувствах не краснея. Он хотел побороть свою страсть, убеждая себя, что разлука — лучшее лекарство, особенно для едва зарождающегося чувства, и потому избегал новой встречи с пастушкой. Во время охоты или придворных увеселений, стоило ему лишь заметить поблизости отару, он тотчас поворачивал назад, словно бежал от ядовитых змей. Наконец оскорбительное для него чувство стало терять свою остроту. Но вот как-то в очень знойный летний день, утомившись после долгой охоты, Констанцио спешился у реки. Он шел по берегу в тени рябин, чьи ветви, зеленым пологом сплетаясь с ветвями ив, защищали его от ярких солнечных лучей. Принц, в одиночестве погрузившись в глубокую задумчивость, совсем позабыл даже, что его ждут при дворе, как вдруг услышал голос, столь прелестный, что показался ему неземным. Он остановился и был немало удивлен, услышав такие слова:

Любопытство взяло верх над удовольствием слушать прекрасное пение, и принц устремился навстречу голосу. Упоминание имени Констанцио поразило его, ведь именно так звали его самого; однако так же могли звать и любого пастуха, посему он не мог знать, ему или же кому другому предназначались слова песни. Едва он поднялся в рощицу на холме, как увидел внизу прекрасную Констанцию. Она сидела на склоне холма, у самого берега ручья, журчащего так мелодично, что ей, кажется, хотелось подпевать ему. Ее верный Хитрован, — как-никак любимец, — возлежал на травке рядом с нею, пока остальные паслись неподалеку. Констанция же то ребячески похлопывала его посохом, то нежно гладила; барашек же лизал ей руку, поглядывая на нее умными глазами.

— Ах! Как бы ты был счастлив, — прошептал принц, — понимай ты цену этим ласкам! Как! Пастушка стала еще прекраснее с той поры, как я ее повстречал! Амур, чего хочешь ты от меня? Должен ли я любить ее или могу еще воспротивиться? Я так старался избегать ее, — ведь я знал, что мне опасно ее видеть! О великие боги, как теперь откликается во мне след, оставленный первым движением сердца! Разум пытался уберечь меня, и я бежал от своей любви. Увы! И вот, вновь найдя ее, я слышу, как она поет об ином избраннике — и этот счастливец простой пастух!

Так рассуждал он сам с собою, а девушка тем временем поднялась, чтобы собрать отару и отвести ее на луг, где пасли овец другие пастушки. Принц, испугавшись, что больше не будет случая поговорить с нею, поспешил спуститься с холма.

— Милая пастушка, — молвил он, — позвольте спросить: довольны ли вы той небольшой услугой, что я оказал вам?

При виде его Констанция покраснела, что лишь подчеркнуло свежесть ее лица.

— Господин, — ответила она, — я бы обязательно пришла выразить вам мою глубочайшую благодарность, если бы пристало бедной девушке искать встречи с принцем. Но, хоть я и не сделала этого, призываю небо в свидетели, что меня нельзя упрекнуть в неблагодарности, ибо я молю богов ниспослать вам вечное счастье.

— Констанция, — сказал принц, — если правда, что мои благие намерения растрогали вас, вам легко будет выразить свою признательность.

— О! Что я могу сделать для вас, господин? — И она учтиво поклонилась ему.

— Вы могли бы поведать мне, — предложил принц, — кому это вы сейчас пели песню.

— Слова песни сочинила не я, — ответила Констанция, — и потому не могу ничего вам сказать.

Пока она говорила, принц пристально наблюдал за нею, и она смутилась, покраснела и опустила глаза.

— Зачем таить от меня свои чувства, Констанция? — спросил он. — Ваша тайна написана на вашем лице — вы влюблены.

И принц посмотрел на нее еще внимательнее.

— Господин, — сказала она, — то, что важно для меня, совсем неинтересно принцу, ведь я просто тихо пасу своих овечек; а посему молю простить меня за то, что не отвечу вам.

И она ушла так быстро, что он не успел ее остановить.

Порою ревность служит факелом, разжигающим любовь. Страсть же принца разгорелась в тот миг с такой силой, что ей уже не суждено было погаснуть. Он нашел в прекрасной пастушке тысячу новых прелестей, не замеченных им при первой встрече. Ее поспешное бегство вместе с услышанной им песней убедили принца, что она неравнодушна к какому-то пастуху. Глубокая печаль охватила его, он не осмелился преследовать ее, хотя очень хотел продолжить беседу, и просто прилег на траву там, где только что сидела Констанция. Он постарался припомнить слова песни и даже записать их; потом внимательно прочел.

— А ведь этого ее Констанцио, — рассуждал он, — она и увидела-то совсем недавно. И надо было случиться, что я ношу то же имя, но так далек от ее благосклонности! Как холодно она смотрела на меня! Сегодня, кажется, она ко мне еще равнодушней, чем в первую нашу встречу. Только и думала, как бы поскорее уйти.

Эти мысли привели его в еще большее уныние, ибо он не мог уразуметь, как простая пастушка могла оставаться столь безразличной к самому принцу.

Возвратившись во дворец, он послал за своим юным слугой. Тот был благородного происхождения и приятной наружности. Принц приказал ему переодеться пастухом, найти себе стадо и каждый день пасти его на королевских пастбищах, а самому проследить за Констанцией так, чтобы она ни о чем не догадалась. Миртэн (так звали юношу) слишком сильно желал угодить своему господину, чтобы упустить случай, по-видимому, столь важный для принца. Он пообещал на совесть выполнить приказ и на следующий же день отправился на пастбища; стража пустила его туда лишь после того, как он показал указ, подтверждавший, что новый пастух отвечает за баранов принца.

Тотчас Миртэну было дозволено присоединиться к другим пастухам. Учтивостью он без труда завоевал симпатию пастушек. Однако, сразу заметив, как гордо держит себя среди них Констанция, он подивился тому, что с ее красотою, умом и благородством живет она простой сельской жизнью. Напрасно он следил за нею — она лишь любила уединяться в густой роще и петь, и никто из пастухов не смел приблизиться к ней. Миртэн же, решив попытать счастья, с самым смиренным видом попался ей навстречу; тут-то он и сам понял, что она не желала ни с кем обручаться.

Каждый вечер он шел с докладом к принцу, а того новые известия лишь приводили во все большее отчаяние.

— Не стоит обманывать себя, господин, — сказал как-то раз Миртэн, — эта красавица влюблена, и, должно быть, возлюбленный остался в ее родном краю.

— Коли это правда, — возразил принц, — неужто не желала бы она туда вернуться?

— Что мы о ней знаем? — продолжал Миртэн. — Быть может, есть причины, мешающие ей возвратиться на родину? Быть может, она прогневалась на своего любимого?

— Ах! — вздохнул принц. — Слишком нежно пела она те слова, что я услышал.

— И то правда, — согласился Миртэн, — их именами исписаны все деревья. А раз ничего ей не нравится здесь, значит, ей дорого нечто в других краях.