— Но знает ли он, что я живу в его дворце?
— Да, сударыня, — объяснили ей, — он знает обо всем, что вас касается, и живо этим интересуется; мы отправляем к нему курьеров с известиями о вас ежечасно.
Больше она не расспрашивала, лишь чаще обычного бывала задумчивой и полюбила предаваться мечтам.
Когда она оставалась одна, голос говорил с нею; ей это было и немного страшно, и приятно, ибо она никогда не слышала ничего более галантного.
— Хоть я и решила никогда никого не любить, — отвечала ему принцесса, — и имею причины оберегать мое сердце от привязанностей, столь дорого ему стоящих, — а все же, признаюсь, мне было бы отрадно познакомиться с королем, у которого такой странный вкус, каков ваш, — ведь вы, должно быть, единственный в мире смогли полюбить такое безобразное существо, как я.
— Думайте что вам угодно, прекрасная моя принцесса, — возражал ей голос, — но я нахожу достаточное оправдание моей любви в ваших достоинствах. Однако же прятаться от вас заставляют меня причины иные, и притом столь печальные, что, знай вы о них, непременно бы меня пожалели.
Тогда принцесса стала уговаривать голос объясниться, однако он прекратил речи: ей слышны были теперь одни только вздохи. Все это встревожило ее: поклонник хотя и незнакомый и невидимый, он все же заботился о ней, да и пребывание здесь располагало желать какой-нибудь иной компании, нежели китайские болванчики. Потому-то она и начала скучать повсюду, и только голос невидимки умел с приятностью занять ее.
Однажды, самой темной ночью в году, она уснула, а проснувшись, почувствовала, что рядом с ее кроватью кто-то сидит. Она подумала, что это жемчужный болванчик, — он был поумнее других и приходил иной раз побеседовать с нею. Принцесса хотела было заговорить с ним, но тут кто-то взял ее руку в свои, пожал ее, поцеловал и уронил на нее несколько слезинок; от волнения таинственный гость не мог произнести ни слова; принцесса не сомневалась, что явился ее король-невидимка.
— Чего же вы хотите от меня, — сказала она со вздохом, — могу ли я любить вас, не зная и не видя?
— Ах, сударыня, чего требуете вы от меня за удовольствие разговаривать с вами? Я не могу показаться вам. Та же злодейка Маготина, что так жестоко обошлась с вами, обрекла и меня на семь лет страданий; пять из них уже прошло, и мне остается два года, горечь коих вы могли бы обратить в сладость, согласившись принять меня как супруга. Вы станете думать, что я наглец и требую от вас невозможного, однако, сударыня, знай вы всю силу моей страсти, всю меру моих страданий — вы не отказали бы мне в милости, которой я у вас прошу.
Как я уже говорила, Дурнушка скучала, и к тому же король-невидимка в том, что касается сердца и разума, казался ей весьма достойным: он понравился ей, и так любовь коснулась ее сердца, прикинувшись состраданием. Она отвечала, что для решения ей нужно еще несколько дней. Это уже означало добиться многого — заставить ее отложить на столь малый срок то, на что и вовсе не приходилось надеяться. Число празднеств и концертов удвоилось, пели теперь только брачные гимны, без конца принося ей подарки, роскошнее коих еще никогда не видывали. Влюбленный голос являлся развлекать ее, как только начинало смеркаться, и принцесса уходила к себе как можно раньше, чтобы подольше побеседовать с ним.
Наконец она согласилась взять в супруги короля-невидимку, обещав не пытаться увидеть его раньше, чем истечет срок его тяжкого испытания.
— От этого зависит все — и для вас, и для меня, — сказал он, — и если вы будете столь неосторожны и проявите любопытство, то мне придется начать мое испытание сначала, а вам — разделить его со мной; если же вы сумеете удержаться и не последовать дурным советам, которые вам будут давать, в награду за это вы не только меня найдете таким, какого желает ваше сердце, но и вам будет возвращена дивная красота, похищенная у вас зловредной Маготиной.
Принцесса, в восторге от этой новой надежды, тысячу раз поклялась супругу не проявлять никакого любопытства, противного его желаниям. Так и совершилась свадьба, без шума и блеска, — но это ли важно для сердца и разума?
Всем китайским болванчикам не терпелось порадовать чем-нибудь свою новую королеву, и вот один принес ей историю Психеи[214], которую некий писатель из самых модных недавно изложил приятным языком. Она нашла в книжке много сходства с собственной историей, и ей так страстно захотелось увидеть отца и мать, сестру и зятя, что, как ни отговаривал ее король, ничто не могло заставить ее отказаться от этого каприза.
— Книга, которую вы читаете, — прибавил он, — расскажет вам, в какую беду попала Психея. Ах, умоляю вас, извлеките же из нее урок, дабы избежать подобной участи!
Она без конца клялась ему, что будет осторожна. Наконец доверху нагруженный роскошными дарами корабль с китайскими болванчиками и с письмами от королевы Дурнушки отправился к королеве-матери. Дочь умоляла мать приехать в ее королевство, и, дабы убедить ее в этом, болванчики даже получили разрешение разговаривать на чужбине.
Исчезновение принцессы глубоко опечалило ее близких, уже думавших, что она погибла, так что ее письма были очень радостно приняты при дворе. Королеве до смерти хотелось повидаться с дочкой, и поэтому она, не мешкая ни минуты, отправилась в путь вместе с дочерью и зятем. Болванчики, которые одни только и знали дорогу в королевство, сопроводили туда все венценосное семейство. Дурнушка, увидев родных, была вне себя от радости. Она читала и перечитывала историю Психеи, чтобы всегда находить верные ответы, однако это оказалось совсем не так просто. Она выдумывала тысячу отговорок: то король на какой-то войне, то он хворает и не хочет никого видеть, то он якобы отправился в паломничество, или на охоту, или на рыбалку, так что ее родные подумали было, что она сама не знает, что говорит, и жестокая Маготина совсем лишила ее рассудка. Но, поразмыслив как следует, ее мать и сестра все-таки решили, что она их обманывает либо, быть может, обманута и сама; с неуместным рвением они взялись распутать это дело, да так ловко, что заронили в ее рассудок тысячи страхов и подозрений. Наконец, устав возражать на их наветы, она призналась, что супруга еще ни разу не видела, но беседа его полна такого очарования, что ее одной ей хватает для полного счастья; ему же остается еще два года испытания, и по их прошествии она не только сможет увидеть его, но и сама сделается прекрасна, как дневное светило.
— Ах, несчастная, — воскликнула королева, — и ведь до чего грубо тебя обманули-то! Как ты можешь так наивно верить всем этим сказкам! Не иначе как твой муж — какое-нибудь чудовище, ведь и все эти болванчики, над которыми он царствует, — мартышки мартышками.
— А я, напротив, думаю, что это сам Амур, бог любви.
— Что за вздор! — воскликнула королева Красотка. — Это Психее сказали, что ее муж — чудовище, а он оказался Амуром; вы же вбили себе в голову, что ваш супруг — Амур, тогда как это, несомненно, какое-нибудь чудовище; разрешите хотя бы свои сомнения, узнайте истину, это ведь совсем просто сделать. — Королева присоединилась к этим уговорам, а зять и того пуще.
Несчастная принцесса была в таком замешательстве, что, отправив восвояси всю свою семью с подарками, кстати сказать, далеко превосходившими серо-буро-малиновую тафту и ленту от муфты, решилась во что бы то ни стало увидеть мужа. Ах! Роковое любопытство, от коего не уберечь нас и тысяче плачевных примеров, слишком дорого обойдешься ты нашей несчастной принцессе! Очень уж ей хотелось последовать примеру ее предшественницы Психеи, и вот она, подобно ей, потихоньку припрятала в спальне лампу и при свете ее рассмотрела короля-невидимку, столь милого ее сердцу. Но сколь ужасный вопль вырвался у нее, когда, вместо нежного и белокурого Амура, увидела она жуткого Зеленого Змея, покрытого длинной щетиной, что стояла дыбом! Он проснулся в бешенстве и отчаянии.
— Жестокая, — воскликнул он, — так-то вы отблагодарили меня за всю любовь к вам!