Когда Като подписала все необходимые бумаги и, наконец, въехали в Совитабр, Гард и тогда не проронил ни слова. Нервно постегивая бедра хвостом, он обегал лошадь спереди, заходя справа налево, то слева направо, так что цепь путалась у кобылы под ногами, и Като вынуждена была прикрикнуть на него. Тогда кот пристроился где-то сзади, стараясь как можно громче на бегу звенеть цепью, этим отчаянным звяканьем пытаясь пробудить в ней совесть.
А Като одновременно было и жалко его, и смешно. Все-таки как тут не улыбнуться — за тобой бежит парень на цепи, пусть и в кошачьем обличье. Гард эту улыбку понял по-своему.
— Ты никогда раньше не замечала за собой садо-мазохистких наклонностей? — Только и мог въедливо спросить он, когда, наконец, свернули в ближайший проулок, и Като освободила его, деловито смотав цепь.
— Я не люблю, когда издеваются над животными, если ты об этом. — Задумчиво отозвалась Като.
— Животными? — Только и смог сказать Гард, вне себя от негодования. Оскорбленный кот и не разговаривал с ней еще целых три улицы. Три, потому что на пересечении Белокаменной и улицы Булочной их снова остановили и потребовали поставить лошадь в платную конюшню — мол, сегодня праздник, и в центр верхом можно только госслужащим.
— Что это за праздник такой, что мы еще ничего не видели и не слышали, а уже заплатили и золотом, и серебром? — Проворчал Гард, когда ему наступили на лапу. — Да что они там столпились, там что, деньги с неба сыплются?
— Похоже, что так, — в силу своего роста Като, естественно, могла увидеть больше, чем кот.
На другом конце улицы показалась процессия во главе с особой в пурпуре и цветах. Должно быть, это был сам король Сеймурии, ибо такого надменного взгляда Като ранее не приходилось видеть. Молодой государь ехал в открытой карете, увитой розами и лавровыми ветками, почему-то больше походившей на пышно украшенную телегу. Ее с трудом волокли диковинные антилопы с рогами острыми, как шпага гвардейца, и одна ломовая лошадь, замаскированная под пустынную диковинку — ее «загримировали» пестрой попоной и парой увитых плетями цветов бумажных рожек.
По левую руку от монаршей особы восседала грудастая девушка в шелковом фуксиновом платье, расшитым золотом, с розой в пышной блондинистой прическе. Просторное платье не скрывало, что они с королем ждут наследника, а впрочем, об этом можно было догадаться по ее самодовольному виду и улыбке, не сходившей с лица. Королева-будущая-мать хотела любовно, по-домашнему, взять супруга под руку, но он смерил ее быстрым осуждающе-холодным взглядом, и белозубая красавица оставила попытки изобразить счастливую семейную пару.
По сторонам от королевской кареты скакал целый легион всадников, растянувшись на всю ширину улицы. Они делали вид, что высматривают в толпе тех, кто попытается сорвать пышную церемонию, и их красно-черные гвардейские плащи развевались, как флаги над пешей толпой. Ближе к карете степенно и с достоинством ехали приближенные, облаченные в роскошные пурпурные одежды, расшитые золотом и драгоценными камнями, а длинноногие скакуны под ними ступали по мостовой, усыпанной лепестками роз и дикими лилиями. Ведь шествие предваряла повозка, в которой сидели музыканты и два маленьких пажа. Они то и дело ныряли в огромные торбы у пояса и осыпали улицу их содержимым: цветами и мелкими монетами. Последнее, видимо, и стало причиной давки, учиненной толпой.
— Может, и мне пойти пособирать? — Предложил Гард, намереваясь залезть в самую гущу толпы. — Окупим затраты на твою клячу и бдсм-развлечения.
— Смотри, чтобы мне потом не пришлось соскребать твои останки с мостовой, — мрачно пошутила Като. Кот оценивающе взглянул на учиненную толпой давку и благоразумно остался на месте.
— Черт, да они сейчас передавят друг друга за эти копейки, — тихо и грустно усмехнулся кот, и Като расслышала лишь часть его слов. «Передавят друг друга», — машинально повторила она про себя, разглядывая лица членов монаршей свиты. Она спросила у рядом стоявших, что это за всадник едет на скакуне в целиком золотой упряжи, и получила ответ, что это глава города, назначенный королем — Рокберн, граф Глас-Норд-Вэйский.
Этот Рокберн был выше большинства всадников, но выделялся и без этого. Горделивая осанка и знамя с гербом Совитабра, которое он нес, словно Совитабр был его собственностью; скуластое бледное лицо с ухоженной кожей в обрамлении темной копны жестких волос и манера подолгу задерживать взгляд на чем-либо, без всяких эмоций — таким он запомнился Като.
Процессия надвигалась на них; часть горожан отступила в проулки, чтобы освободить проезд. Като хотела было последовать их примеру, однако же еще один всадник привлек ее внимание. Из всей королевской свиты он один был облачен не в пурпурный, а в бело-золотой плащ. Он был примерно того же роста, что и Рокберн, и на этом сходство заканчивалось. Соломенная копна волос, лицо с аристократичными, утонченно-удлиненными чертами и характерный надменный и отрешенный взгляд. Като узнала как его самого, так и темно-серого, похожего на гору коня под ним. Без сомнения, это был Матей, герцог Эритринский, восседавший на своем неизменном любимце Дыме.
— Герцог? — Ошарашенно вымолвила она, не замечая, что оказалась на пути у процессии и красно-черные гвардейцы теснят ее.
Внезапно она почувствовала, как кто-то настойчиво тянет ее за подол платья в сторону проулка.
— Като, тебе на ухо, случайно, не наступили? Ты меня не слышишь, что ли? — Донеслось до нее низкое недовольное рычание.
— Куда ты меня тянешь, Гард? — Она посмотрела вниз и обнаружила, что это были проделки кота. — Ты не понимаешь, я только что видела герцога!
Гард вприщур глядел на Като, в нервном возбуждении, с горящими глазами рвущуюся в самую гущу толпы, и словно не узнавал ее.
— Того самого герцога, что при тебе убил человека? Не отрицай, ты сама говорила, что видела человека, а никаких волколаков нет и не бывает, сказочница. Так его же, ты говоришь, казнили, твоего герцога! Ты обозналась, Като, это какой-нибудь его троюродный брат или тебе просто показалось.
— Ничего мне не показалось, — огрызнулась девушка, не оставляя попыток протиснуться ближе к королевской карете и сопровождавшей ее свите.
Гард еще более настойчиво, чем минутой ранее, потянул ее в направлении ближайшего паба.
Пивная выглядела дешево, даже убого, особенно от того, что владельцы заведения ничего не предприняли, чтобы она так не выглядела. Обшарпанные деревянные стойки, похожие на полки, снятые со старого шкафа, пара прописавшихся там пьяниц в углах и вечно занятый бармен — вот и все, что можно было сказать о пивной.
— Зачем ты меня сюда притащил? — Недовольно спросила Като, плащом вытирая пыльную поцарапанную столешницу перед собой.
— Если уж тебе начал мерещиться твой дружок, герцог, которого казнили, нужно хотя бы напиться для начала, прежде чем узреть такое, — Гард пропустил ее вопрос мимо ушей.
— Не мерещиться, а по правде…
— Като, люди, которых казнили, обычно не разъезжают по городу, и в особенности в свите короля, раз уж они вне закона, ужели не понятно тебе? — Гард рявкнул на нее, надеясь, что от этого у Като в голове, наконец-то, проясниться.
— Ну так он не умер, наверное…
Гард опасливо покосился на Като и крикнул официанту, чтобы принес два пива.
Пока нерасторопный официант изволил нести заказ, Като молчала, и Гард также не открывал рта, ожидая от нее объяснений.
— Я ведь рассказывала тебе уже, — медленно начала Като, вертя в руках поданный ей граненый бокал. — Что его схватили стражники в лесу. Они сказали, что герцога казнят. А что было дальше, я не знаю, я поехала в Совитабр, а его увезли куда-то в пустыню.
— Тогда это не казнь, а экскурсия какая-то, — рассудительно заметил Гард.
— В пустыне водится много всяких хищников и еще эти, как их, гулы. Может, они просто связали и оставили его им на съедение, а он спасся.
— Ты рассказывала мне о них, — с притворным согласием закивал Гард. — Как и о своих сказочных волколаках.