Като продолжала свою речь, не давая Гарду даже рта открыть. Она видела только, как в темноте сверкают кошачьи глаза, словно угольки из очага.
— Я вообще ничего о тебе не знаю. Кто ты?
— Боишься, что спишь в одной комнате с сексуальным маньяком в кошачьем обличье? — Язвительно хмыкнул Гард.
— Кем ты был в Н-ске? — Продолжала свой допрос Като. — Сколько тебе хотя бы лет?
— Я выглядел старше, — отозвался насмешливо Гард. Голос его мало-помалу становился обычным, без нот крайнего раздражения.
— Ты хоть школу-то закончил?
— Угу, — ответил он с нескрываемым сарказмом. — С медалью золотой. И еще Гарвад с Оксфордом.
— Чем ты занимался после школы?
— Я же рассказывал тебе, что была у меня ювелирная мастерская, пока твоя сестрица не нашла меня с вашими чертовыми шерлами и отморозками у нее на хвосте!
— И все-таки у меня впечатление, что ты что-то скрываешь от меня. Ты ведь не всегда стирал пыль с дамских колечек, верно?
Гард не счел необходимым отвечать ей — в ночной тиши слышно было только потрескивание дров в очаге и его мерное дыхание. Возможно, он заснул, но спустя несколько минут Като показалось, что кошачьи глаза все еще поблескивают в темноте.
Внезапно лошадь на заднем дворе всхрапнула и испугано заржала.
Като мгновенно отбросила овчинное одеяло и кинулась к окну. Ничего и никого.
— Пусто, — заключила она, отправляясь обратно в постель.
— Зажги лучше свечку, — подал голос, как оказалось, бодрствовавший кот.
Като вздрогнула от неожиданности, но исполнила его просьбу.
При свете разгоравшегося фитиля она видела — уши кота ходили ходуном; он напряженно прислушивался. Все его кошачье тело было напряжено.
— Мы ждем кого-то? — Като не заметила, что от страха повысила голос.
В дверь заскреблись и притворно, человечьим голосом мяукнули.
Увидев за окном мелькнувшую волчью морду, Като охнула. Кот, напротив, тихонько подкрался и прильнул к стеклу. Зверь по ту сторону сделал то же самое, и некоторое время они оба смотрели друг другу в звериные глаза, кот и волк — оборотни.
Волколак за окном первый отвел взгляд, затем разбежался и со страшным звоном вдребезги разнес разделявшее их стекло.
Осколки, как блестящий водопад, посыпались вниз, и огромный мощный зверь, окруженный ими, влетел в крошечную комнату. Острыми гранями ему изрезало морду, он взвизгнул, но тут же поднялся, готовый к атаке.
И не он отскочить, как кот вихрем налетел на него и впился в щеку. Хищник зарычал, исступленно заметался, пытаясь сбросить с себя противника.
А в это время еще два волколака проникли в хижину через окно. Один из них схватил Гарда за загривок и одним махом отшвырнул в другой конец хижины. Кот сжался, выставил вперед лапу с острыми когтями и приготовился к обороне.
Като, понимая, что не время бездействовать, обмотала руку своим плащом и выхватила из очага горящее полено. Волколаки, все, как один, замерли на месте, в ожидании — что же она собирается делать с горящей головешкой? Девушка медленно, не сводя с них глаз, прошла мимо Гарда, дотянулась до оружия на стене, сняла клинок. Она не собиралась просто так сдаваться и безропотно ждать, пока ее разберут на косточки, медленно надвигаясь на волков — в одной руке полено, в другой — острый кинжал, а по правую сторону от нее наступал кот.
Оборотни решили, что рисковать незачем и, развернувшись, выпрыгнули в окно, обратно во Тьму.
* * *
Хижина больше не могла считаться безопасным пристанищем; а Гард больше не отпускал шуточек о волках-оборотнях. Да и стоило ему попробовать возразить Като — мол, на кого лешего им тащиться в Совитабр? Он ведь еще помнил, как стражник с башни пустил ему вдогонку стрелу, приняв за дикого хищного зверя. Но девчонка и слушать ничего не хотела — сказала: «хочешь, оставайся здесь со своими волколаками, если все еще считаешь их моим вымыслом».
Порывы ветра взъерошивали шерсть на кошачьем теле Гарда, доносили до его ноздрей едва различимый солоноватый привкус моря Кэтлей, поднимали в воздух клубы песка и дорожной пыли, не давая разглядеть причудливые надписи на воротах Совитабра.
Снова, как и в первый раз, когда Като довелось увидеть сказочный город, перед воротами растянулся караван верблюдов, груженных товарами с юга, из Замии. Враждебного государства, как-никак — вот караван и проверяли с особой тщательностью. Но, похоже, все-таки пропустили — кому не хочется видеть на своем столе мяса тамошних диковинных зверей, выпечки с замийской ванилью и сладких цветов из пустыни? Да и женушка какого-нибудь стражника наверняка заказала себе в подарок клатч или туфельки из замийских питонов — чуткие уши Гарда расслышали каждое слово недовольного ворчания замийцев — о том, что въезд в город обошелся им дорого, и пришлось рассчитаться частью привезенных на продажу шкурок рептилий.
При подъезде к городским воротам Като изо всех сил сжала поводья — напрасно, ее лошадь отреагировала на замийских верблюдов на удивление спокойно, словно не раз с ними встречалась.
На воротах — тот же самый стражник, который пропустил ее когда-то в город. Вероятно, не стоит, как тогда, представляться графиней Камбрези, ибо на этот раз она ведь одна и без свиты, да еще и с хищным зверем собирается въехать в город.
Стражник молчал, щуря выцветшую пару глаз и разглядывая ее с головы до ног, ожидая, пока она сама не представится и не расскажет о цели своего визита в город.
— Вот, еду … в Альбицию, — неуверенно начала Като, остановив лошадь в нескольких метрах от вооруженной до зубов стражи.
— Ко Двору? — Вопрос прозвучал столь сурово, что Като ненароком вздрогнула. Как на допросе.
Стражник, не переставая разглядывать ее со всех сторон, ловко перехватил арбалет, словно предупреждая — если что пойдет не так — стрела в лоб обеспечена. И это-то метров с трех. Завещание составить не успеешь — подумалось Като. Даже в устной форме.
— Ну да, — натянуто согласилась наша мнимая графиня, вспотевшими руками сжимая кожаные поводья. — Вот, везу ручного каракала.
Гард в подтверждение ее слов, подошел к «хозяйке» ближе, и, мурлыча, стал тереться ухом о ее ступню в стремени — выше он попросту не доставал.
— Ути, кисюля, — засмеялась Като, и наклонившись в седле, почесала Гарда за ухом, стараясь, чтобы это как можно более походило на тисканье обычного домашнего кота. Как ей показалось, Гард блаженно сощурился.
— Да уж, — натянуто улыбнулся стражник, наблюдая за развернувшейся перед ним умильной сценой. — «Кисюля»-то без ошейника.
Гард как минимум осуждающе взглянул на воина. Разные колкости вертелись у него на языке, но он дал Като обещание вести себя хорошо на въезде и особенно — молчать, будто он — самый обычный зверь.
— Драконы, я слышал, тоже мурлычут после сытного обеда человечинкой. — холодно заметил стражник. — Статут 45, пункт «б», о провозе особо опасных зверей и хищников более полуметра: «въезд в строгом ошейнике, хозяин или сопровождающее лицо подписывают бумагу об ответственности за любой причиненный зверем ущерб».
Като сглотнула. Стрела в голову последует?
— Ты бы еще волколака в город на бельевой веревке привезла, — суровый исполнитель закона неожиданно расхохотался, его обветрившие брыла затряслись от смеха, заклацали плохенькие доспехи, не везде должно обшитые кожей.
Като покраснела. Сказать ему, что Гард — не зверь? Не поверит. Или того хуже — пристрелит обоих.
— С тебя три золотника. — Воин порылся в каком-то мешке и бросил к ногам ее лошади старую ржавую цепь.
— Не дороговато ли за ржавую железку?
— В острог не хочешь? — в тон ей ответил стражник.
Пока Като сокрушенно выгребала золото герцогского кошеля, оставленного ей когда-то хиль-де-винтеровскими слугами, Гард обреченно подал ей в пасти стражниковскую цепь с ошейником. Не вылезая из седла, девушка нагнулась к «кисюле» и осторожно одела ему на мохнатую шею строгий ошейник с шипами вовнутрь. Во время этой операции Гард молчал и не дергался, как и было оговорено. Но в его взгляде читался немой укор.