Казалось, в Замоскворечье Он любит сто лет назад. Казалось, что в комнате душной Сквозь этот ленивый стон, Услышится стук колотушный И колокольный звон… Красавица влажно дышала, И думал он, как в дыму, Что не миновать централа И Первого марта ему… Что после, Под пыльною каской, Рукой зажимая висок, Он встретится с пулей китайской И рухнет лицом на Восток. Что в спину земная ось ему Вопьётся, а вдоль бровей, Как пьяный — по зимнему озеру, По глазу пройдёт муравей… В толкучке трагедий и залпов, В нелепом смещении дней Безумие бреда!.. Но запах, Идущий от кожи твоей, Но шорох Страстного бульвара, Но жажда ночной наготы… Вошла симпатичная пара, Неся в целлофане цветы. Сидит посетитель фронтально К окну от прохода левей И знает, что жизнь моментальна, Бездумна, как пух тополей, Легка от ступни до затылка, Блаженно опустошена… К руке прикипела бутылка И хочется выпить вина. 1976 МУХА Ноябрьское ненастье за окном, Наискосок летит снежок И я Сижу и слушаю, как ходит лифт за стенкой, Минуя мой этаж И возвращаясь вниз. Я всё кого-то жду, Надеюсь, что придёт… Встаю, Курю, Сажусь, А на моём столе, Между стаканом грязным и бумагой, Последняя, Ещё живая муха Сидит и лапки чистит, Будто точит На снегопад И на меня Ножи… И если ты сегодня не придёшь, То муху я поймаю, Завяжу За лапку аккуратно ниткой тонкой И посажу в тепле настольной лампы Со мною вместе зиму зимовать. Ведь человек, Который не имеет Любимой женщины, Собаки или друга, Способен муху посадить на нитку, Давать ей крошки, Сахар и питьё, Прислушиваться к вою ветра, Думать О том, Что в этом мире есть весна И старенькая мама, И любовь… 1969 РОЖДЕСТВЕНСКАЯ НОЧЬ Как хорошо в рождественскую ночь Лежать в обнимку с милым существом, Которое смогло тебе помочь, Все беды отодвинув «на потом». Как хорошо не числиться, хоть миг, В составе городского поголовья, Захлопнуть время — худшую из книг — И нежный воск зажечь у изголовья. И что бы там ни ожидало вас, Но не пройдёт сквозь временное сито Со шлаком жизни просветлённый час, В котором и единственно, и слитно: Жены уснувшей тихое тепло, Шажки минут и беглый запах ёлки… А за стеной морозно и темно, И кажется, что где-то воют волки. 1978 ЗВЕЗДА Над городом, Который многоок, Жуёт огни вокзалов и предместий, Но всё-таки безмерно одинок Перед большим движением созвездий, Горит одна чудесная звезда, В моё окно вперяясь и мигая. Под ней бегут, качаясь, поезда И самолёт летит, изнемогая. Горит звезда, Летящая во тьму, Моя — Неупадающая с неба… Я со стола пустой стакан возьму И, воздух зачерпнув, Глотну нелепо За то, Что пребываешь надо мной… «Ангел смерти, посети, посидим…» Ангел смерти, Посети. Посидим, Пососедствуем с тобою на рассвете, Как соседствуют Огонь и дым Белокурый, белокурый Ангел смерти!.. «Цветаева, и Хлебников, и Рильке!..» Цветаева, и Хлебников, и Рильке!.. Одолевая дивный сопромат, Ты счастлив, ты выходишь из курилки В тот незабвенный, в тот далёкий март, Цитируя зачем-то: «ночь… аптека…», Когда вокруг по-вешнему пестро. Осталась за углом библиотека — Дом Пашкова, и мы спешим в метро По наледи хрустящей, а за кромкой В бездомной луже ёжится закат, И от прекрасного лица знакомой Исходит свет, слегка голубоват… И день многоголосый, уплывая, Томительно-нетороплив уже, Но лестница летит, и угловая Квартира на последнем этаже, |
