2 Обращаюсь к тебе, хоть и знаю — бессмысленно это, Из осенней Москвы обращаться к тому, кто зарыт На далёком кладбище далёкого Нового Света, Где тебя Мандельштам не разбудит и не озарит. Твои кости в земле в тыщах миль от московских околиц, И прощай ностальгия — беда роковая твоя! Но похожий лицом на грача или, скажем, на Мориц, Хлопнул крышкою гроба, души своей не затворя. И остался твой дух — скорбный вихрь иудейской пустыни, Что летает по свету в худых небесах октября, Что колотится в стёкла и в души стучится пустые, Справедливости требуя, высокомерьем горя. Но смолчали за дверью в уютной квартире Азефа, Чтобы ветер впустить — не нашлось и в других чудака. Лишь метнулась на лестницу кошка сиамская Трефа — Ей почудился голос в пустых парусах чердака. Это голос хозяина звал ошалевшую кошку И ушёл по России, и сгинул за гранью границ, И оставил раскрытым в ночи слуховое окошко, Словно вырвалась стая каких-то неведомых птиц. И навеки пропала за серой стеной небосвода, И растаяло эхо, идущее наискосок… Поколение это другого не знало исхода: Голос — в русское небо, а тело — в заморский песок. И когда колченогий режим, покачнувшись, осядет со скрипом, То былой диссидент или бывший поэт-вертопрах На развалинах родины нашей поставит постскриптум: Только прах от разграбленной жизни остался, лишь пепел да прах… 1977 «Беспечно на вещи гляди…» Беспечно на вещи гляди, Забыв про наличие боли. — Эй, что там у нас впереди?.. — Лишь ветер да поле. Скитанья отпущены нам Судьбой равнодушной, не боле. — Эй, что там по сторонам?.. — Лишь ветер да поле. И прошлое, как за стеной, Но память гуляет по воле. — Эй, что там у нас за спиной?.. — Лишь ветер да поле. ОБСТАНОВОЧКА Вы не ругайтесь, Я сейчас уйду. Я на подъём необычайно лёгок — Лишь рукопись да выходной костюмчик, Лишь только фото бабушки да мамы, Лишь простыню Засуну в саквояж. Вы не ругайтесь из-за чепухи. Пустое. Я однажды не ужился В квартире, Где бутылки — Вместо книг — На стеллажах стояли И висела На гипсовой, Такой бугристой шее У шадровского пролетария Зачем-то Медалька чемпиона Украины. Вы не ругайтесь из-за чепухи. Ведь комната — не женщина, Оставить Брюзжащих Матерящихся соседей Большое удовольствие, Поверьте. Я ухожу. Пожалуйста, проверьте На кухне газ И потушите свет. Я ухожу, Вы только не ругайтесь. Моя квартира не имеет стен, Её картины не имеют рам Она свистит, Смеётся И течёт, Визжит на поворотах И кричит. Мои диваны в скверах, А комоды Мои — Многоэтажные дома. В одном из них, Любезные соседи, Сидите вы, Как черти — в табакерке. Я ухожу. Вы только не ругайтесь. Мне весело. Какой блаженный бред — Поставить кошке клизму под диваном И вылететь из ванной в вентиляцию, И пригласить любимую под крышу!.. Дивана нет. И ванной нет. И крыши нет. Целуй меня на площади Восстания! Гостиную мне эту предоставили И жизнь, И ЖСК, И Моссовет!.. 1976 ПЕРВЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ
В шашлычной шипящее мясо, Тяжёлый избыток тепла. И липнет к ладони пластмасса Невытертого стола. Окурок — свидетельство пьянки Вчерашней — в горчичницу врос. Но ранние официантки Уже начинают разнос. Торопят меню из каретки, Спеша протирают полы И конусом ставят салфетки, Когда сервируют столы. Меж тем посетитель фронтально Сидит от прохода левей И знает, что жизнь моментальна, Бездумна, как пух тополей, Легка от ступни до затылка, Блаженно опустошена… К руке прикипела бутылка, И хочется выпить вина. И он вспоминает, как силою Желанья завлёк её Кустодиевски красивую В запущенное жильё. Туда, где в матрасе вспоротом Томилась трава морская, И злым сыромятным воротом Душила тоска мужская. Туда, где немыслимо пятиться, И страсть устранила намёк, Когда заголяла платьице, Слепя белизною ног, Когда опрокинула плечи, Когда запрокинула взгляд… |
