И нищая до безобразия, Тондырный пробуя замес, На корточки уселась Азия Вдоль полотна: барса-кельмес!.. [2] Барса — на выжженные тыщи… Кельмес — тебе не хватит ног… И, как зола на пепелище, Повсюду властвует песок. О, это смуглая окалина В солончаковом серебре!.. О, Родины моей окраина, Где на горячем пустыре Верблюд, поджавший губы тонко, Орёл о четырёх ногах, Где зноя выцветшая плёнка Легла на стёкла в поездах… 1980 «Покуда полз фуникулёр…» Покуда полз фуникулёр, С трудом одолевая выси, Бурлил в котле окрестных гор И глухо клокотал Тбилиси. Брусчатка шла заподлицо Морковно-красной черепицы, Текло и булькало в лицо Густое варево столицы, Которую, как песнь — на слух, В дохристианское столетье, Наверное, напел пастух, Играя на вишнёвой флейте. Что думал юный полубог В тени развесистого бука, Когда, цепляясь за дымок И за руно, рождалась буква?.. Был город зеленью увит И пыльным буйством винограда. В глаза бросался алфавит Бугристый, как баранье стадо. Крестьянский, плодоовощной, Овечий и высокогорный, Простой, как в лавке мелочной — Бесхитростный мундштук наборный, Он с вывесок куда-то звал И приглашал побыть в духане; И город честно раздавал Своё чесночное дыханье. И город был собою горд — На шумном перекрёстке мира Прекрасный, словно натюрморт С бутылью и голубкой сыра… 1983 НА КАВКАЗЕ Висит кинжальная звезда, Протянешь — и поранишь руку… Протяжно воют поезда, Летящие по виадуку. Как нестерпим железный свист, Который будоражит горы! Но, слава Богу, путь кремнист, И в темноте растаял скорый… ЯЛТА
В удушливой влаге слова солоны, Горячее бремя погоды. У пристани пёстрой стоят, как слоны, Ленивые пароходы. Купальщицы бродят густою толпой, Фотограф, пригнувшись сутуло, Снимает «на память», и дым голубой Плывёт от жаровен Стамбула. Татарская слива ломает забор, Трещит от приезжих квартира, Но бронзовый Горький стоит среди гор, Как путник — на пачке «Памира». Но есть одиночество, есть высота И вкрадчивый холод телесный, Когда на машине ползёшь возле рта Гудящей над городом бездны. Но есть непреклонный витой кипарис, Что стал звездочётом у Бога, И собственной жизни отвесный карниз, И ночь у морского порога. Густая, как дёготь, несущая ритм Откуда-то издалека, Где бродит, крепчая, йод, и горит Печальный огонь маяка. И нет исчисления прожитым дням В пространстве разъятом, развёрстом, И женщина в белом по мокрым камням Уходит во тьму, как по звёздам… 1984 ТРАНЗИТНЫЙ ПАССАЖИР Он в апреле Под утро приехал туда, В этот полузабытый Чинаровый город, Где прошло, Как сквозь пальцы проходит вода, Голубиное время; И явственный голод По былому Его охватил целиком, Целиком охватила душевная смута. На пустынном перроне, Ища телефон, Он вдыхал наплывающий запах мазута. Всё, казалось, дышало забытым теплом, Щекоча возбуждённые ноздри и нервы: Здесь На грустную жизнь получил он диплом И отсюда ушёл ни последний, ни первый. Здесь Упругое сердце звенело мячом, И на стену шампанского брызгала пена. Здесь Он гроб выносил, и гремел за плечом Похоронный оркестр под диктовку Шопена. Здесь, Как деку, озвучила душу струна И незримые пальцы живое задели. Здесь, Готовя себя (о, искатель руна!) Он не ведал размаха безумной затеи. Здесь… Но только вокзал показался ему Незнакомым, Такого не знал он вокзала… И рассветную площадь В безлюдном дыму Фонари освещали, горя вполнакала, Незнакомая улица к центру вела, Незнакомый бульвар подступал парапетом… И невольно подумалось: «Ну и дела! Да и жил ли когда-то я в городе этом?..» вернуться Барса-кельмес (туркм.): пойдешь-не вернешься. |
