И куда бы ни ехал, куда ни спешил бы отныне — Ощущенье вины подавляет тебя изнутри. И пора позабыть о своей чистокровной гордыне, Позабыть хоть на день, хоть на год, хоть на два, хоть на три… А возница опять нажимает шальную педаль, И скрипят тормоза, проверяя изгиб поворота. Налетает снежок, подмосковную зябкую даль Оживляет солдатик с развёрнутым красным флажком. Переходит дорогу из бани спешащая рота, И душе тяжело состоять при раскладе таком… 6 И душе тяжело состоять при раскладе таком, Где тепло очага охраняет незримая Веста И стоит, среди прочих, недавно построенный дом, Но в квартирном быту для тебя не находится места. Разорвать бы пространство, его заколдованный круг, Нескончаемый круг, из которого вырос и вызрел!.. Мимолётная жизнь, как метафора наших разлук, И судьба одинока, как дальний охотничий выстрел. И куда убежишь!.. Пожелтели твои перелески, Промелькнула церквушка, со стёкол стекает вода. И пространство летит, и туман опустил занавески На осенний пейзаж, и дороги — куда ни вели бы — В эти тусклые дни возвратятся с тобою туда, Где семейный сонет исключил холостяцкий верлибр… 7 Где семейный сонет исключил холостяцкий верлибр, Там округлая форма реки, заточённой в трубу. И по ней не плывут корабли, а ленивые рыбы Не стоят косяком, на крючок направляя губу. И течёт твоя кровь, в темноте замедляя движенье, По гармошкам бормочет стоящих в дому батарей, И семью согревает железное кровоснабженье, Целиком поглощая все замыслы жизни твоей. И уже не хватает ни правды, ни слов, ни тепла, Ни тревожной надежды, ни тайны, ни внутренней силы, Хоть в горячих потёмках сошлись и совпали тела, Хоть любовь замерцала в остывшей золе угольком… Но приходит пора, когда быть молодым — некрасиво, И нельзя разлюбить, и противно влюбляться тайком. 8 И нельзя разлюбить, и противно влюбляться тайком, И с подружкой под ручку спешить переулком холодным, И давиться любовью, как послевоенным пайком, Но, вкусив молодой поцелуй, оставаться голодным. И поспешно одевшись, сказав на прощанье: «Мерси», Убегать в никуда, растворяясь в осеннем тумане, И, поймав на пустынной дороге пустое такси, Озираться опасливо, словно Печорин в Тамани. А вокруг темнота. Только лист вдоль дороги шуршащий, Только ветер, шумящий в шатрах облетающих крон, Да предутренний голос, усталой душе говорящий, Что любви не догнал, не схватился рукою за стремя… Кто бы ни был попутчик — шофёр или пьяный Харон, По дороге в Загорск понимаешь невольно, что время… 9 По дороге в Загорск понимаешь невольно, что время Не песочно-стеклянный бессмысленный катамаран. Сокращаются сроки, беднеет на волосы темя, А в глазах, как и прежде, ночует весенний дурман. Не считаются чувства с неловкой усталостью плоти, Как чужие, живут на харчах и довольстве твоём Ты едва поспешаешь в мелькающем водовороте И качели, скрипя, пролетают земной окоём… А водитель опять закурил голубой «Беломор» И нашарил приёмник тяжёлой мужицкой рукою. Говорили о спорте: Пеле… Марадона… Бимон… А я думал о том, что не надо судьбу ворошить, Что покрой бытия, да с подкладкой своей роковою — Не кафтан, и судьбы никому не дано перешить… 10 Не кафтан — и судьбы никому не дано перешить — Этот мир, что надет на тебя поначалу на вырост И просторен вполне, но потом начинает душить Воротник и потёртый пиджак, из которого вырос. Ни вольготно плечом повести, ни спокойно вздохнуть — И в шагу, и под мышками режет суровая складка. И уже не фабричная ткань облегла твою грудь И запястья твои, а сплошная кирпичная кладка! Впрочем, это гипербола выгнула спину дугою, И кирпичный костюм — вроде сказочки Шарля Перро. Видно, время прошло и, возможно, настало другое, Непонятное мне… И куда-то уходит горенье Суматошного сердца, и падает на пол перо, Коли водка сладка, коли сделалось горьким варенье… 11 Коли водка сладка, коли сделалось горьким варенье — Не вина, а беда беспробудных ваньков и марусь. Безрассудному пьянству не буду искать объясненье, Но насколько оно безрассудно, сказать не берусь. В этой слякоти дней, в этом скучном ничтожестве быта, Как забвенье — бутылка, как счастье гранёный стакан… Керосинная бочка судьбы да четыре копыта, И куда доходяге-коню подражать рысакам!.. «Ну и прёт же алкаш!..» — возмущённо бормочет шофёр. Промелькнуло пальто, и фигура качнулась слегка… Что хотел он сказать, когда руки свои распростёр И в стекло погрозил, и прошёл в направленье забора, Этот жалкий прохожий, спешащий домой из ларька, Коли осень для бедного сердца плохая опора?!. |
