Господин де Гр., столь же ревностно пекшийся о наших интересах, как о своих, рассудил, что было бы очень и очень жаль, если бы сей голубок не попал в нашу голубятню. Он дал понять господину барону, что неприлично столь высокопоставленному и знатному лицу вести образ жизни, не соответствующий его высокому положению и благородному происхождению, он также надул ему в уши, что ничто так не украшает молодого человека из лучшего общества, ничто не делает ему столько чести и ничто так не свидетельствует о его изысканном вкусе, как наличие содержанки из числа актрис королевского театра и что именно в этом избранном кругу наши великосветские юноши приобретают прекрасные манеры и обучаются хорошему тону.
Получив весьма мудрый и дельный совет, господин барон тотчас же признался господину де Гр., что уже давно сгорал от желания завести интрижку с какой-нибудь премиленькой актриской из Оперы, а затем добавил, что счел бы себя чрезвычайно польщенным и бесконечно счастливым, если на эту роль соглашусь я. «Черт побери! — деланно изумился господин Гр. — Да у вас превосходный вкус, сударь, как будто вы провели в Париже уже лет десять, а не прибыли совсем недавно! А знаете ли вы, что на моей памяти еще не появлялось на наших подмостках столь очаровательное создание, как Марго? Не прошло еще и месяца, как она стала свободна, и сейчас находится в большом затруднении, так как получила множество самых лестных предложений и теперь не знает, на какое же ответить согласием. Ее осаждают толпы поклонников со всех сторон! И надо же было вам остановить свой выбор именно на ней! Боюсь, у вас много опасных соперников… Но доверьте это дело мне, я возьму на себя труд провести переговоры и, быть может, все и сладится ко всеобщему удовольствию… Мне внушает определенную надежду знание умонастроений этой барышни: между нами говоря, ей чертовски нравятся иностранцы! Вам также надлежит знать, что, в отличие от многих ее товарок, денежный интерес менее всего руководит мыслями и чувствами Марго, и поверьте, сударь, она всерьез полюбит того, кто будет вести себя с ней честно и благородно. Вы и представить себе не можете, как сильно и искренне была она привязана к своему последнему любовнику! Правда, он был достоин подобных пылких чувств, ибо никто еще никогда не обходился с любовницей столь благородным образом. Порой она тщетно пыталась скрыть от него свои маленькие нужды (ибо вы, надеюсь, понимаете, что красивая особа, находящаяся у всех на виду и привлекающая всеобщее внимание, нуждается в кое-каких мелочах, чтобы выглядеть прилично). Так вот, сей господин, ее покровитель, обладал поразительной способностью раскрывать ее маленькие секреты и с удивительной прозорливостью предугадывать ее нужды. Когда он являлся к ней с подарками либо предлагал деньги, между ними разыгрывались настоящие баталии, в коих каждый являл миру пример столь необычных для нашего времени качеств, как бескорыстие и благородство. Уверяю вас, сударь, сцены эти бывали настолько трогательны, что даже такой многоопытный человек, как я, проливал слезы умиления!»
Придя в восхищение от похвал и восторгов, расточаемых мне господином де Гр., барон настоятельно просил и даже умолял его употребить все свое влияние и приложить все силы для того, чтобы уладить это дело как можно скорее и любой ценой, сколь бы высока она ни была. Однако я, опять же по совету моих добрых друзей, не спешила с ответом, желая в еще большей степени распалить воображение и похоть барона. Итак, я приняла решение не торопить события и подождать еще несколько дней, прежде чем осчастливить барона согласием. Наконец состоялось наше первое свидание в Опере во время репетиции балета «Иеффай», и ему представилась счастливая возможность почтительно поцеловать мне ручку за кулисами. Я нисколько не была рассержена тем, что мой новый воздыхатель видел меня во время репетиции, ибо именно на репетициях танцовщицы обычно предстают во всем блеске своей красоты и именно там они стараются продемонстрировать своих поклонников другим таким же танцовщицам на зависть, причем, разумеется, стремятся они похвастать и роскошью своих нарядов, и щедростью (а вернее, мотовством и расточительностью) своих глупых покровителей, и чем расточительнее ведет себя любовник, тем больше славы и чести актрисе.
Хотя на моем счету был только один разорившийся мужчина, у меня уже было достаточно драгоценностей и дорогих нарядов, чтобы я могла занимать достойное место среди наших главных султанш и сидеть на своем стуле в партере, небрежно положив ножку на ножку. Как вам, быть может, известно, подобная привилегия распространялась только на актрис, находящихся на чьем-либо содержании. Стояла зима, и в театре было холодно. И хотя все актрисы любили поражать всех дорогими и роскошными туалетами, никто и никогда прежде еще не появлялся в Опере в более пышном утреннем платье, чем я. Кроме всего прочего я была закутана в накидку из собольего меха, отделанную горностаем. Ножки же мои покоились в своеобразном ящике, обитом сверху темно-красным бархатом, а изнутри — медвежьей шкурой, в котором находилась оловянная кастрюля, наполненная кипятком, и все для того, чтобы мои нежные пальчики и пяточки не зябли. Выглядела я в сем наряде, вероятно, как настоящая королева! Я делала вид, что занята, ибо рассеянно плела какой-то узор при помощи золотого челнока. Надо сказать, что сие рукоделие было тогда в большой моде среди служительниц Мельпомены и Терпсихоры, а потом его переняли у нас и дамы из высшего света, так что впоследствии многие авторы романов изображали своих героинь в великосветских гостиных за сим занятием. Время от времени я поглядывала на часы, открывала изящную крышечку, и тогда раздавался мелодичный звон. Иногда я одну за другой открывала мои многочисленные золотые табакерки и подносила к носику либо нюхательную соль в чудесном флакончике из горного хрусталя, либо столь же роскошную хрустальную склянку с целебной настойкой для снятия жара (коего у меня не было). Я часто наклонялась, чтобы шепнуть какой-нибудь пустячок одной из моих товарок, а все для того, чтобы любопытные господа, лорнирующие актрис, могли судить о достоинствах моего тела. Короче говоря, в тот день я вела себя дерзко, бесцеремонно, даже нагло, но простаки из числа зрителей были моим поведением просто очарованы. Тот же из них, кому удавалось встретиться со мной взглядом, отвесить мне глубокий и почтительный поклон, а в ответ получить почти незаметный снисходительный кивок хорошенькой головки, почитал себя счастливейшим из смертных.
В сей миг триумфа, я, разумеется, и думать забыла о том, кто я такая, из какой грязи поднялась и каковы были мои первые шаги на жизненном пути. Окружавшая меня роскошь и угодливость, даже низкопоклонство тех, кто за мной ухаживал, кто ловил каждый мой взгляд и готов был исполнить любую мою прихоть, кто льстил мне и заискивал передо мной, — все это стерло из моей памяти всякие следы воспоминаний о прежней жизни. Я всерьез воображала себя настоящей богиней, прекрасной и всесильной. Да и как мне можно было не считать себя божеством, если меня обожествляли и поклонялись как некоему идолу самые высокопоставленные и высокородные особы? Откровенно говоря, не нас, бедных грешниц, следует упрекать и обвинять в том, что в какой-то момент мы начинаем не то чтобы зазнаваться, а прямо-таки лопаться от спеси, начинаем вести себя вызывающе нагло и позволяем себе предерзкие выходки. Нет, в том повинны мужчины, ведь именно их лесть и рабская покорность кружат нам головы, их комплименты, зачастую пошлые и безвкусные, но столь приятные для женского тщеславия. Так почему бы нам не забываться, если они сами подают нам дурной пример? Почему бы нам не выказывать свою заносчивость и спесь, коли они забывают о своем знатном происхождении, титулах, высоком положении и пресмыкаются перед нами? Увы, все это чистая правда, и как бы она ни была горька, я не могу не признать ее и не высказать ее к вящему стыду и тех, и других. Признайте же и вы, дорогие мои подруги, что все наши достоинства — мнимы и объясняются лишь странностью, если не сказать извращенностью вкуса наших обожателей, и простите мне мою смелость, что я столь недвусмысленно высказалась по поводу вас (и себя, не забывайте об этом). Но, поверьте, моя откровенность ничуть не повредит вашим интересам, ибо покуда существует высший свет, у вас никогда не будет недостатка в дураках-воздыхателях.
