Устроив дело с Монрозом, я вернулась к охоте на шевалье Сидни. На монсеньора я рассчитывать не могла, а из д’Эглемона собиралась извлечь как можно больше пользы. Я нуждалась… как бы это сказать, в промежуточном звене между Сидни, который был несколько староват для меня, и слишком молодым Монрозом. Мне нужен был… хороший актер (видите, читатель, как я откровенна!). Я не знала, на что способен сэр Сидни; Монроз однажды станет очень хорош в постели, но сколько придется ждать?

Мне нравилось, что шевалье, все больше влюблявшийся в меня и почти готовый признаться, не был навязчив, ничто не предвещало в нем ревнивца. Д’Эглемон, часто бывавший в нашем доме, казалось, совершенно не волновал англичанина; монсеньор, еще более усердный, не составлял ему конкуренции, поскольку открыто заявлял права на Сильвину, казался очень влюбленным и был весьма щедр. У меня было несколько импровизированных свиданий с монсеньором: любой женщине бывает приятно время от времени украсть у соперницы мужчину, особенно если она ведет себя так же! Мы замечательно проводили время с Его Преосвященством, и оба бывали рады новым встречам. Иначе обстояло дело с д’Эглемоном. В списке побед этого сверх всякой меры кокетливого и ветреного кавалера не было ни одной равной мне женщины, поэтому, несмотря на выказанное по возвращении равнодушие, он вскоре признал, что жаждет сохранить наши отношения, на чем мы и успокоились.

Что лучше — переживать сильную и прекрасную страсть со всеми ее радостями и печалями или иметь несколько приятных привязанностей, дающих каждая свою порцию удовольствия и составляющих вкупе некоторую сумму счастья? Предоставляю другим женщинам право самим ответить на этот вопрос, я же полагаю, что игра гораздо приятнее, если не ставишь все деньги на одну карту. Я была счастлива, что число моих веселых приключений увеличилось; тем хуже для меня, если я не познала великие наслаждения настоящей любви, — когда тебе хорошо, можно обойтись без лучшего! Такой подход кажется мне разумным.

Сэр Сидни взял с нас слово, что мы вскоре приедем посмотреть великолепное поместье, которое он купил близ Парижа. Общество гостей составилось из монсеньора и д’Эглемона, англичанина милорда Кинстона, его красивой подруги Солиньи, Монроза и госпожи д’Орвиль, с которой мы теперь часто виделись, Сильвины и меня. Все мы должны были весело отметить приобретение шевалье и оставаться там сколько душа пожелает.

Сидни уехал вперед с поварами, официантами и музыкантами, которые должны были заботиться о наших развлечениях. Тереза могла ехать с нами: она принимала нужные лекарства и чувствовала себя хорошо. Мы увезли ее с собой, надеясь, что деревенский воздух пойдет ей на пользу. Она была свежа и хороша как никогда. У каждой из дам был при себе лакей, у мужчин слуг было меньше: когда собираешься развлекаться, лучше чувствовать себя более свободным, пусть и в ущерб комфорту.

У границ владения сэра Сидни, на главной дороге, стояла замечательная статуя, рядом с ней нас ждал слуга. Скульптурная группа состояла из двух мастерски изготовленных статуй, стоявших на широком пьедестале спиной друг к другу; одна смотрела в сторону дороги, по которой мы приехали. Ее можно было принять за Диану, но она олицетворяла недоверчивость. Рядом с высокой стройной женщиной, чье свирепое лицо было угрожающим и прекрасным одновременно, стояла огромная собака, казалось, готовая в любое мгновение броситься на прохожих. Воительница целилась из лука. Надпись на пьедестале гласила: «Я ненавижу толпу невежд!» Лицо второй статуи можно было разглядеть только на обратном пути из поместья сэра Сидни: сидящая женщина изображала Дружбу. Ее взгляд и жест говорили о том, как ей грустно, что гости хозяина уезжают. Спаниель, сидящий на коленях женщины, всем видом показывал, что знает вас и хотел бы спрыгнуть на землю, чтобы его приласкали. Внизу было написано следующее: «Возвращайтесь, дорогие мои!»

В густую рощу вела дорожка, ухоженная не хуже аллеи парка, но узкая, извилистая, разветвлявшаяся на несколько других тропинок и снова сходившаяся воедино. Внешне дом сэра Сидни был похож на укрепленный феодальный замок, однако, войдя внутрь, вы попадали в огромный двор и открывали для себя три модных и элегантных павильона. Главный имел перистиль простой и благородной архитектуры, два других являлись дополнительными крыльями, чьи пропорции соответствовали красоте ландшафта.

Сады, достойные Страны Фей, спускались к Сене, где с длинной красивой террасы можно было любоваться широким водным потоком. Пейзаж был очаровательным, веселым, глаз радовался сельским красотам.

Вот таким был дом, в котором нам предстояло жить. Гениальный и очень богатый человек потратил когда-то огромные деньги, чтобы красота его жилища вписалась в окружающий ландшафт, его сын и внук завершили начатое, но последний не успел насладиться поместьем, так как умер очень молодым. Наследники уступили сэру Сидни свой родовой дом за огромную сумму денег (мы ведь привыкли считать англичан самыми богатыми людьми в мире!).

В главном павильоне, над великолепным холлом, находился волшебной красоты салон овальной формы, увенчанный куполом, часть его выступала вперед над садом. С каждой стороны располагались покои для двух дам, очень элегантно обставленные и украшенные, а над ними — покои для четверых кавалеров, устроенных в аттике. Расположение комнат было таким, что каждый из мужчин, поселившихся наверху, мог легко спуститься вниз или принимать гостей у себя незаметно для остальных обитателей дома (ниже я опишу, как это происходило). Во время пребывания в доме сэра Сидни — должна сказать, совершенно упоительного — в компании царили свобода, тайна и наслаждение.

С нашим приездом дом окончательно заполнился. Госпожа д’Орвиль поселила у себя Терезу, которая должна была прислуживать нам обеим. Сильвина хотела чувствовать себя свободной — из-за монсеньора. Сидни, тоже имевший определенные планы, постарался сделать так, чтобы рядом со мной никого не было. Монроз — его считали безобидным ребенком — получил комнату рядом с любовницей английского джентльмена (вместо горничной); монсеньор, его племянник, Кинстон и Сидни поселились наверху. Кроме того, у нашего хозяина была где-то еще одна квартира, о которой я упомяну позже.

Я вынуждена входить в эти мельчайшие подробности, поскольку они необходимы для понимания фактов, о которых я собираюсь рассказать. Читатель, знающий мою любовь к скрупулезной точности, может пропустить это описание, если внезапно заскучает.

Да, я забыла упомянуть о том, что в прилегающих к главному павильонах расселили слуг.

В первый вечер я легла в постель, но сон не приходил. Терезы со мной не было, так что поболтать было не с кем, и я попросила ее принести мне из библиотеки (она была в каждой спальне) первую попавшуюся под руку книгу. Это оказался роман «Тереза-философ», автор коего указан не был. Чтение быстро воспламенило меня, и я огорчилась своему одиночеству, меня мучили желания, которые я была не в силах удовлетворить, несмотря на присутствие в доме Монроза, прелата, моего шевалье и сэра Сидни. Я села на кровати, вздохнула, встала, походила по комнате… вернулась в постель… внимательно прислушалась… Увы — повсюду царила тишина, повергшая меня в отчаяние, было слышно, как по комнате пролетает муха. Я пустила в ход, так сказать, подручные средства, но облегчение длилось недолго.

Я не знала, как выйти из этого тоскливого положения, и вдруг совсем рядом со мной раздались тихие звуки арфы. Музыка звучала совсем близко — мне даже показалось, что играют в моей спальне, у изголовья кровати. Но рядом никого не было. Отзвучала прелестная прелюдия, и слабый, но трогательный голос запел строфы, достойные пера самого Анакреонта[21], рассказывая о страсти юного любовника, которого любовь лишает сна. Музыка показалась мне очаровательной, и я, не зная, что играют не в соседней комнате, отправилась туда с канделябром в руке. Однако я ошиблась. Тот же результат принес осмотр всех остальных комнат. Громче всего арфа звучала у изголовья моей кровати, куда я вернулась после тщетных поисков… Каково же было мое удивление, когда я увидела сэра Сидни! Как он оказался в моей спальне? Как прошел сюда? Я немедленно легла в постель, сурово отчитав его.