— Вы русский?!

— На самом деле, я украинец. Ничего особенного. В американской армии немало сейчас контрактников с Польши, с Украйны и других стран. Я несу вахту в этом районе острова. Здесь проводятся секретные учения отрядом военно-морской службы США в Тихом Океане. И я вынужден вас, девушка, спросить, что Вы здесь делаете?

Это объяснение слегка успокоило Женю, но она решила быть начеку:

— Я ученый, этнограф. Изучаю нравы и обычаи полинезийцев. Сегодня мы высадились на остров большим лагерем по разрешению фоно Уполу.

— В вашей группе есть дети?

Этот вопрос незнакомца вновь вызвал тревогу у девушки. Сержант-контрактник вполне может быть напарником «клоуна» — иначе, зачем он интересуется детьми?

— Разумеется, нет. Этот остров вообще-то табу, в особенности для детей.

— Ладно. Но по долгу службы, я все-таки должен Вас арестовать и препроводить к своему офицеру.

Слово «офицер» вдруг дало толчок мыслям Жени.

— А кто он, этот ваш офицер?

— Какая вам разница? Ну, положим, капитан. Зовут, кажется, Эдвард.

«Эдвард… Эдвард… Эдвард!» Зазвучало колоколом в ушах Жени. «Неужели это он? А почему бы нет? Ведь это и его цель — Сын Солнца».

— Что ж, ведите… — безразлично, как только смогла, согласилась пленная. — Только разрешите мне взять на берегу свой рюкзачок. Тут близко.

Когда оба вышли к берегу, конвоир сбросил шлем на песок и прилег отдохнуть. Вдруг на него обрушилась громадная птица буревестник. Разъяренный чем-то буревестник непрерывно пытался продолбить длинным острым клювом открытую голову контрактника, несмотря на отчаянные взмахи руками и русскую ругань жертвы. Женя удивлялась, почему это сержант не хочет воспользоваться оружием, которое у него, безусловно, должно быть. Очень любит животных и птиц? И вдруг обратила внимание, что в амуниции воина отсутствует кобура.

— У вас нет оружия?!

— Нам… уйди! (птице)… не положено… черт!.. на этом долбаном… сволочь какая! (птице) острове…

«Вот это да!» Женя достала из рюкзачка револьвер, сняла с предохранителя и выстрелила… Нет, не в буревестника и не в сержанта — в воздух… Птица с испугу улетела, а бравый сержант съежился ещё плотнее, чем при нападении птицы.

— Не шути, девка! Капитан тебя за эти штучки…

Жене стало вдруг легко и весело. Как будто она была уверена в том, что пресловутый капитан и есть Эдд Лонг, её обидчик, враг и любимый.

— За эти штучки он меня расцелует! Вставай, вояка! Бери акваланг и тащи его к капитану вместе со мной.

— Мой капитан как раз собирался нырять где-то с аквалангом. Вместе с бабой.

— Какой бабой?!

— Самоанкой. Красивой. Как наши украинские дивчины.

Женя прикусила губу. «Врет, подлец.»

— Ну, пошли…

Когда сержант встал, то песок под ним оказался мокрый, мокрый от содержимого пары больших раздавленных птичьих яиц. А с косогора, с верхнего сука дерева на Женю глядели большие черные смеющиеся глаза Мауи.

Когда вернулись на тропу, то условный конвоир заметался, вероятно, не имея представления, где находится его капитан. Женя, зная из карты Захара Фролова направление на берег с предполагаемой подводной пещеры «сына Солнца», взяла инициативу на себя:

— Иди первым, но следуй моим указаниям!

Женя понимала: если сержант — напарник клоуна, то она выдаст ему тайное место пещеры. Но желание скорее встретиться с Эдвардом и высказать ему всё, что она думает о нем, было сильнее. Успокаивала она себя тем, что открытая игра всегда в пользу сильных. Путь был выбран долгий, в обход камня, чтобы сержант не увидел ребят.

— Чего это она бананы не лопает? Я вот уже третий уплетаю. Может быть, она заболела? — Павлик внимательно разглядывает немигающие глазки черепахи и щупает холодную кожу её лап, или, скорее, ласт.

— Тебе же сказано — это морская черепаха, питается морскими червями. Эндемичный вид, то есть она водится только на этом острове.

— Совсем одна?! Без родителей, детишек?

— Павлик, если бы ты не был моим лучшим другом и был бы слабее меня, я тебя бы побил, ей-богу! Имеется в виду вид, понял, вид, а не отдельная особь.

— Фильтруй базар, друг! «Вид имеется в виду!». А где же ещё?

— Да ну тебя! Ему объяснить хочешь, а он…

Обиженный энциклопедист отвернулся и посмотрел вдоль тропинки, настолько далеко, насколько могла позволить её ширина и согнувшиеся побеги деревьев. Была середина дня, полный штиль, побеги и лианы висели неподвижно, как на картинке. И только в одном месте, справа и слева от тропинки, лианы покачивались, будто кто-то или что-то резко отклонял их.

— Павлик, посмотри вон туда: кажется, обезьяны резвятся.

— Где? А…Смеешься? Да ты же сам говорил: нет здесь ни одной обезьяны. Так это может он, клоун? Конечно, клоун! Родик, спрячемся в лесу, в другой стороне. Не думай, я не боюсь. Просто для страховки…

— Скорее всего, это Мауи тренируется. Но можно и погулять по лесу, пока Женя не вернулась. Компас не подведет, — согласился Родик, щадя чувства друга.

Тот, кто не бывал в девственном тропическом лесу, не может представить себе то особое ощущение одиночества, беззащитности, страха неизвестности. Темно, как вечером, даже при солнце в зените, порой гнетущая тишина, вдруг прерываемая резким звуком непонятной природы, или слабым свистом где-то вдали. Постепенно нарастающим и приближающимся. Вы ждете чего-то, скорее всего, какой-то опасности, а мимо, чуть не задевая вас своими длинными усами, пролетает по своим делам большой жук-усач, и свист теперь удаляется в другую сторону.

Павлик вскоре заскучал:

— Родик, давай вернемся. У камня как-то спокойнее.

Родик согласился и взглянул на компас.

— Мы шли всё время на юг, значит, теперь поворачиваем на север.

Но север почему-то оказался не за спиной, а где-то слева.

— Ну, значит, немного сбились. Идем дальше на север и тогда выйдем на тропинку чуть в стороне от камня. А там покричим Жене — она уже давно должна быть там. И фотографирует твою больную черепашку.

— Она не больная — просто есть хочет.

— Конечно, а Женя принесла ей морских червей…

За разговорами прошли ещё пару сотен шагов и уткнулись в непроходимую бамбуковую рощу. Между твердыми ровными стволами можно было только руку просунуть.

— Какие толстые!

— А ты считал, что бамбук вырастает только для того, чтобы из него делали лыжные палки?

Павлик промолчал. Пришлось обойти рощу.

— Куда теперь компас показывает?

— Надо идти назад….

— Да мы уже там были!

— Черт-те что…

Павлик впервые услышал от Родика ругательное слово.

— Что — компас сломался?

— Компасы не ломаются, Павлик. Вероятно, здесь магнитная аномалия.

Павлик не стал уточнять, что это такое. Он понял, что они заблудились.

— А может быть, это свидетельство могучих сил Сына Солнца, а? Павлик, он работает, понял? Это Сын Солнца. Точно! — Родик торжествовал, уверенный в своей проницательности. — Надо идти туда, где компас больше всего врет.

— Как это врет?

— Ну, то есть, как на Северном полюсе — стрелка не знает, куда ей показывать: на всех сторонах — юг. Поищем здесь.

Но поиски «полюса Солнца» ничего не дали.

— Не бойся, Павлик, остров всего с километр. Можно идти в любую сторону, и через час обязательно выйдем на берег моря. Смотри, мы сейчас вроде бы на холме. По карте холмы идут точно поперек более узкой части острова. Будем держаться линии холма и быстрее достигнем берега.

Как-то слишком быстро стемнело — в тропиках тучи надвигаются стремительно. Зашумел лес, с листьев закапала вода.

— Давай поторопимся, Родик: на берегу можно в пещерах укрыться.

Родик послушался друга, ускорил шаг, но короткая нога мешала. В спешке он споткнулся и упал. Нога провалилась в довольно глубокую, скрытую мхом ямку и уткнулась во что-то твердое. Не удержался любопытный мальчик от того, чтобы не взглянуть на этот предмет. Густо облепленный глиной и мокрой травой, он напоминал наган, и Родик определенно решил, что нашел реликвию бывшей мировой войны. Он знал, что война затронула даже Полинезию.