У самой кромки воды лежал раненый вождь Афенги Аматуи. Из широкой раны на груди, нанесенной копьем, сочилась кровь. Старик задыхался — видимо, копьё пробило легкое. Жрец рвал листья какого-то растения и разбрасывал их вокруг умирающего. Кожу на груди старика он измазал чем-то вязким и дурно пахнущим.

— Тонганцы хотели забрать его голову, но мои добрые духи не позволили им сделать это — поспешил заявить жрец подошедшим воинам-мужчинам. — Они не дадут Афенги Аматуи уйти на запад[8], пока он не передаст знак табу Сына Солнца своему преемнику.

При этом жрец почему-то не взглянул на Ваи Аматуи, хотя знал, что именно он, старший сын сестры вождя, Салаины, должен быть назначен следующим вождем по закону предков и по решению фоно[9].

— Лучшее средство излечить рану от копья — продолжал жрец, — это кровь из ушей собаки. Пусть кто-нибудь разыщет паршивого пса твоего младшего брата!

На этот раз жрец всё-таки взглянул на Ваи, взглянул недобро.

Недолго продолжалась скорбь. Она сменилась злостью, ненавистью и жаждой мести. Удастся ли мужьям-воинам, которые завтра же поднимут флаг войны с тонганцами, вернуть себе жен и невест, а детям — матерей?

Пираты торопились увезти пленников в свою страну Тонга, на запад, за полтысячи километров, опасаясь преследования разгневанных самоанских воинов. А то, что погоня будет, они не сомневались. Пироги с островов Тонга считались самыми быстрыми в Полинезии, велико было и мореходное искусство их жителей. Но в этот печальный для земляков Мауи день, точнее, на закате дня, ветер всячески противился быстрому передвижению пиратов, будто желая остановить их поспешное бегство от возмездия: он был порывистый, постоянно менял направление, и превосходно устроенная парусная оснастка тонганских судов оказалась бесполезной. Гребцы работали на полную силу, но всё равно лодки двигались вдвое медленнее — ведь на каждой сидело по 3–4 связанных «пассажира».

К закату флотилия сумела продвинуться только до ближайшего к Уполу необитаемого острова Нуутеле. При благоприятной погоде, которая по всем признакам ожидалась в ближайшую ночь, суда могли покрыть это расстояние до захода солнца и войти засветло в узкий пролив между Нуутеле и другим необитаемым островом Нуулуа. Этот пролив открывал путь к попутному океанскому течению, но заходить в него темное время суток было опасно из-за множества рифов и скал.

Эти обстоятельства вынудили пиратов продолжить путь за остров Нуулуа, на океанский простор. А там великий бог океана Тангалоа, словно рассердившись на тонганцев за их вероломство, разбушевался не на шутку. Валы трехметровой высоты беспорядочно набрасывались на лодки с разных сторон. Будучи связанными по рукам, пленники удерживались от падения в воду, обхватив своими ногами туловище соседа — в плену ещё остается надежда вернуться домой, а из бушующей океанской пучины даже таким опытным пловцам, как самоанцы, едва ли удастся выбраться, когда руки связаны за спиной.

Пленники думали о своем будущем. О том, когда и откуда их души прибудут и поселятся в лесу Уполу[10]- сегодня со дна Большой Воды, с островов ли Тонга после долгой и трудной жизни в неволе, или удача позволит им уйти на запад из своей родной деревни? Но Мауи беспокоился прежде всего о своем друге, оставленном в лесу. Хищных зверей не было на его острове, длинноклювые альбатросы и фрегаты не охотились в лесах, но жирный жрец? «Он не боится духов, и может найти пса утром, отдать его злой акуле, и тогда мой друг будет думать, что я предал его», — думал Мауи. — «Я должен отвязать его! Я должен это сделать!»

Его выручил, сам того не желая, тонганец, который сидел позади мальчика на самой корме. На полинезийских пирогах гребут одним веслом-гребком без уключины, сидя лицом к носу судна. Такой способ при близком расположении сдвоенных пирог, катамаранов, позволяет работать гребком свободно и эффективно. Поэтому за пленниками мог наблюдать только человек, сидящий последним — водочерпий. В его обязанности входило вычерпывать из лодки воду деревянным ковшом. Каждая волна набрасывала столько воды в лодку, что водочерпий не успевал удалять её. Тогда он развязал Мауи руки и, сунув ему половину скорлупы кокосового ореха, велел помогать вычерпывать воду. В слабом свете луны, затененной облаками, Мауи разглядел две набегающих волны — одна, передняя, небольшая, а следующая — крутая и высокая. «Брошусь в первую волну, и они потеряют меня, борясь со второй».

Так и случилось. Когда первая волна перекатывалась через пирогу, Мауи упал за борт, резко выпрямившись и оттолкнувшись ногами. Водочерпий, конечно, видел это, но вторая, гигантская волна захлестнула его, и он не смог сразу сообщить своим подельникам о побеге пленника. А через несколько секунд черную голову Мауи в темном океанском просторе, среди водяных валов и пенистых гребней не смог бы разглядеть и наш моряк-современник, вооруженный биноклем…

Мауи старался больше находиться под водой, чтобы пираты не заметили его, и плыл в направлении, обратном курсу лодок. Сначала в короткие моменты выныривания до него ещё доносились удары весел и голоса людей, спорящих, вероятно, о том, стоит ли искать сбежавшего мальчишку. Но вскоре он уже не мог уловить ничего, кроме шума моря: тонганцы решили отдать мальчишку в руки бушующей стихии…

В какой-то момент Мауи вдруг осознал, что он не может ориентироваться. Плотные тучи заволокли небо, исчез и без того бледный свет ущербной луны. Где земля? В какую сторону плыть к родному острову Уполу? Ошибёшься — и уйдёшь на дно, в холодные руки бога подводного мира, гигантского осьминога.

От Нуутеле до Лаломану, ближайшего мыса Уполу, по расчетам Мауи лодки шли больше часа, значит плыть ему в три раза дольше. Мауи пугало не это — что, если он плывет в открытый океан? Впереди еще целая ночь, он может не продержаться, и Палу сожрет проклятая акула. «А почему акула священна? Ведь всё священное помогает людям. Тот же Сын Солнца… Он дает советы вождю… Сын Солнца живет на Нуулуа… Когда я спрыгнул с лодки, мы были недалеко от этого острова… Где-то совсем недалеко… Но туда попасть нельзя, это остров табу, Элеэле Са! (священная земля) Бог Раа убьет меня…»

Так рассуждая, Мауи плыл туда, куда непроизвольно тянуло его…. Он надеялся, что добрые духи подскажут ему путь к Уполу.

Прошло немало времени. Постоянная борьба с волнами измотала мальчика. Хотелось спать, хотелось перестать работать руками и ногами и тихо уйти на дно. «А как же Палу? И мама, наверное, ждет меня…»

И только он так подумал, как добрые духи подарили Мауи несколько секунд, которые его спасли: густые тучи на мгновение обнажили клочок неба, именно тот, где висел рогами вверх тусклый месяц. И осветил темный горбатый силуэт маленького острова, с левой стороны от Мауи. Мауи однажды проплывал мимо него с братом, и запомнил эту округлость острова табу, похожую на спину кита.

Отдавшись во власть Раа, Мауи направился к Нуулуа. Через час он выбрался на камни и тут же заснул, забыв о том, что теперь он второй раз в день нарушил табу, и наказание неизбежно…

Солнце лениво выползало из-за горизонта и поднималось над успокоившейся гладью океана. Сначала показался маленький сдавленный сверху овал, шапочка бога Раа, затем появилось его заспанное, смятое земной атмосферой лицо, и, наконец, яркий красный диск солнца осветил желто-коричневую кожу мальчика, спящего на голых камнях узкого мыса восточной оконечности острова-табу. Но Мауи проснулся не от лучей солнца, которые пока ещё не грели; и не от ласковых поглаживаний прибрежных волн. Проснулся он от крика и шума птиц. Любопытные крачки, противно завывая, удивленно кружились над незнакомцем, который улёгся там, где обычно сидят жирные улитки. Фрегаты и альбатросы, эти изящные гиганты, хозяева воздушных просторов, разминали после сна свои мощные крылья, и шум этих крыльев перекрывал крики крачек.