К задумавшемуся Эдварду подбежала Женя:

— Наконец-то я нашла тебя!

— Значит, я тебе не равнодушен?

— Да ну, оставь! Я о другом…. Пойдем в кафе «Рандеву», здесь близко. Очень уютное. А то вон глаза таращат на нас!

Кафе действительно было необычно. Отдельные столики располагались среди высоких растений, и посетители не видели друг друга. Парочка уселась под широкими, обнимающими листьями папоротника.

— Эдвард, у меня сегодня праздник, — начала Женя. — Я получила письмо!

Понятно, как воспринимает влюбленный мужчина известие о письме, от которого счастье светится в глазах его девушки, если это письмо писано не им самим. Эдвард нахмурился и увлекся сворачиванием оригами из бумажной салфетки.

— Тебе не интересно? — обиделась Женя. — Пожалуйста, порадуйся вместе со мной! Тебя оно не должно огорчить. Скорее всего, останешься равнодушным, но для меня это… это, как бы правильнее выразиться… билет в настоящую науку, — говорила девушка, доставая в это время из рюкзака большой почтовый конверт DHL Post. Из ранее вскрытого конверта она извлекла объемистый файл документов.

— Вот письмо со штампом Музея писателей в Эдинбурге. Прочитай, пожалуйста!

Вид красивого бланка официальной организации вернуло приунывшему морскому капитану хорошее настроение. В письме коротко сообщалось, что «Вашу просьбу мы адресовали членам шотландского общества друзей Роберта Льюиса Стивенсона, и с их помощью удалось найти в архивах нашего великого соотечественника документ, безусловно, интересный для Вашей работы…»

— И ты, Женя, надеюсь, сейчас же расскажешь мне о своей работе, — только из вежливости попросил капитан. — Бой! — крикнул Эдвард стюарду-маори. — Два пива с крабами!

— Нет, Эдвард — лучше вина. Ведь у меня праздник.

Женя выложила на стол несколько листов рукописи, ксерокопии, аккуратно сложенные в прозрачный файл. Скользя пальцами по гладкой поверхности пленки, Женя пояснила:

— Это копии двух писем Стивенсона своему племяннику, Ллойду Осборну, 1891 года. Писатель тогда жил на острове Уполу, в архипелаге Самоа, вместе с женой и другими членами семьи. Ты, конечно, знаешь географию Тихого океана? О, извини, Эдвард! Что я говорю — я же сижу рядом с моряком! Это всё от радости, никак не отойду.

— Я не моряк, Женя, строго говоря…Но географию знаю. Продолжай дорогая…

Эдвард положил руку на тонкие пальцы девушки.

— У них сложились очень дружественные отношения с коренным населением…

— Как у нас? — пошутил Эдвард.

Женя молча приняла ласку друга и продолжила рассказ.

— В письмах к племяннику Стивенсон подробно излагает одну легенду, которую слышал от старого туземца. Якобы когда-то в одном тайном месте жил Сын Солнца, главное божество людей Уполу. Общаться с ним могли только вожди племени, и только редко и в строго определенное время. Сын Солнца указывал вождям как поступать в трудной ситуации. Но однажды Сын Солнца покинул народ Самоа. И больше не вернулся…

Женя, рассказывая, смотрела на руки Эдварда, мягко касающиеся её руки. Речь её была лишь аккомпанементом к тому приятно-возбужденному состоянию, когда человек готовится к отплытию в рай покоя и счастья. И девушка не заметила, как рука Эдварда похолодела в тот момент, когда она первый раз упомянула Сына Солнца.

А Эдвард застыл в изумлении от неожиданного совпадения тайной мечты двух людей, всего несколько дней назад живших на противоположных точках большого глобуса. А как будет удивлена Женя, когда сейчас узнает от негоо его тайном желании, сказочным образом совпадающем с планами этой русской девушки, будущего этнографа! О том, как пару месяцев назад он рылся в исторических документах библиотеки Лиссабона, злой, недовольный из-за полученного от адмирала дурацкого задания составить коллекцию рисунков фигур на бугшпритах португальских галеонов (сын адмирала писал диссертацию на эту тему, черт бы его побрал!). И отвлекла его тогда от скуки и привлекла своей странностью запись на желтой, наполовину истлевшей странице дневника судового врача с корабля шестнадцатого века «Надежда». Привлекла сначала картинкой, которая изображала туземную пирогу с балансиром, видимо впервые увиденную этим врачом. И фигуру туземца, темнокожего мальчика-подростка, худенького, но ширококостного. Мальчик стоял у мачты, задрав голову вверх. Эдварду почему-то захотелось узнать про историю этого мальчика, оказавшегося на португальском судне. Через неделю, уже вернувшись в Америку, он получил по электронной почте полный английский подстрочный перевод дневника того древнего Эскулапа. Труд небогатых португальских библиотекарей щедро оплатил адмирал (в одной корзинке с картинками бугшпритов). Эдвард не интересовался, как прошла защита диссертации ленивого сынка адмирала, но записки врача запали ему надолго.

— Эдвард, что с тобой? Ты не любишь легенды?

Привычка или навыки офицера службы безопасности удержали Эдварда от немедленного рассказа. Изумление постепенно прошло, потеплевшие руки стали вновь греть нежные белые пальчики.

— Нет, нет…. Продолжай, Женя. Мне приятно слышать речь счастливой девушки.

— Сам Стивенсон был готов поверить в существование чего-то, может быть, очень давнего, что послужило для суеверных туземцев основой этой красивой легенды. Я чувствую тоже самое. И я постараюсь найти свидетельства истинности или же сказочности событий этой легенды. Эдвард, это будет моя магистерская работа, а, может быть, и профессорская. Теперь у меня есть всё, что нужно для начала интересного этнографического поиска. Ты сомневаешься?

— Я одобряю твои планы. Но сомневаюсь, что у тебя «всё есть».

— Ты думаешь, если я маленького роста и не имею жизненного опыта, как у тебя, то не справлюсь? «Чили мал, да верзилу повалит» — это поговорка народов Юго-Восточной Азии.

— Я, Женя, не такой романтик, как ты. Во-первых, столько едкости и горечи, сколько в зеленом перчике, я у тебя не замечал.

— Может быть, всё впереди? — лукаво отреагировала девушка.

— Не думаю. Во-вторых, где твоя виза на пребывание в Самоа? Не забудь — это ведь независимое государство, а не часть Новой Зеландии. И третье. Извини, Женя, но позволь мне иметь сомнения в твоей кредитоспособности для такого долгого предприятия. Ты ведь не жена, я думаю, русского олигарха?

— Нет, нет, — поспешно ответила Женя, вновь прикоснувшись к руке Эдварда, который в это время наполнял бокалы красным вином. — Ни олигарха, ни бомжа.

— И самое главное, чего тебе не хватает: это хоть какого-то, самого ненадежного, самого маловероятного, пусть только намёка на что-то реально существовавшее…

— Тогда выпьем за то, чтобы такой намек я получила бы как можно быстрее!

— Тост принят!

Эдвард отпил ароматное вино, поставил бокал с майорийским орнаментом на столик.

— Кстати, кто такой «бомж»?

Женя объяснила.

— Да, у нас есть такие же. По-английски — tramp.

И только сейчас, стараясь не выдать своего нетерпения и торжества, негромко, как бы не для Жени, а просто так, произнес:

— Тост был к месту. У меня есть такой намек…

— Ребята, дайте мне портфель, который Вы нашли на чердаке, — сказала бабушка, возвратившись из леса. Это было уже к вечеру, когда острые верхушки елок покрасил закат. В отсутствие бабушки Павлик укорял друга. «Зачем ты расстроил её? Она ведь может и заблудиться в чужом лесу».

— Что значит «в чужом»? Твоя бабушка почти всю жизнь провела в России. Она придет, обнимет нас и всё расскажет, — успокаивал Родик.

Бабушка с портфелем ушла в свою комнату и вышла, когда услышала, как проголодавшиеся мальчики стучат крышками пустых кастрюль. Глаза бабушки были ещё влажные от слез:

— Ну, вот, дорогие мои мальчики, вы, умные догадливые, знающие полинезийский язык…

— Нет. Валиса Павловна, я не знаю… — оправдывался Родик.