В подвальном помещении Библиотеки Фолджера, где находятся стеллажи открытого доступа, одну секцию — несколько полок — занимают сочинения о «шекспировском вопросе». Здесь редко кто бывает; про себя я называю этот уголок «убежищем еретиков». Вот пухлые сочинения бэконианцев, годами ломавших голову над шифрами, которыми великий философ записал тайные сообщения о своём авторстве; сейчас эти книги никто не читает, хотя не всё в них вздор. Томики дербианцев, сторонников Марло, рэтлендианцев, оксфордианцев, сторонников теорий группового авторства… Вот книга Петра Пороховщикова, вот дотошные немецкие нестратфордианцы начала XX века, книги Демблона, так и не переведённые за восемьдесят лет на английский язык… «Убежище еретиков» — убедительное свидетельство того, как нелёгок путь человечестве к познанию истины, особенно если она так хитроумно и предусмотрительно укрыта. Один из моих новых американских знакомых, увидев меня здесь, заметил в шутку, что неплохо бы огородить эту секцию железной решёткой. Похоже, он хотел оградить иностранца от вредного влияния «критиканов». И я подумал: ну до чего же не повезло Козьме Пруткову! «Родись» он, подобно Томасу Кориэту, в другое время и под другими небесами, украшало бы имя сего великого писателя страницы престижных биографических словарей и энциклопедий и поныне…
О первых результатах моих исследований честеровского сборника коротко сообщил в 1989 году американский журнал «Шейкспир ньюзлеттер». Но о находках русскими исследователями одних и тех же водяных знаков в Вашингтоне и Лондоне было известно в основном только специалистам Библиотеки Фолджера. Поэтому я показал перевод статьи из «Шекспировских чтений 1984» (с добавлением материала о водяных знаках) моим новым вашингтонским коллегам по работе в Библиотеке — профессорам Уинфриду Шлейнеру, Кеннету Гроссу, Патриции Стейнлейн, Парку Хонану. Новая датировка шекспировской поэмы и идентификация прототипов Голубя и Феникс показались им достаточно убедительными (я уже говорил, что «шекспировский вопрос» в статье напрямую не затрагивался). Особенно ободряющим был отзыв профессора Парка Хонана, который писал 22 апреля 1992 года:
«Ваша статья о шекспировской поэме, по моему искреннему мнению, является единственной полностью доказательной работой об этом произведении из всех, что мне приходилось читать. Я считаю, что Ваша идентификация прототипов героев поэмы с Роджером Мэннерсом, графом Рэтлендом, и его супругой Елизаветой (дочерью Филипа Сидни) чрезвычайно полно обоснована. Ваше изложение доказательств настолько ясно, логично, последовательно, что невозможно прервать чтение. Конечно, хотелось бы услышать суждения о высокой эстетической ценности поэмы, почему она производит на нас такое сильное впечатление. Но, несмотря на эти остающиеся вопросы, Вы блестяще решили труднейшую задачу и подарили нам бесценную фундаментальную работу. Ваш критический разбор предыдущих интерпретаций поэмы показывает их полную несостоятельность, но при этом Вы проявляете к ним понимание и доброжелательность»[197].
Поскольку статья уже была опубликована в русском академическом издании и стала в России объектом дискуссии, мои американские друзья настоятельно рекомендовали предложить перевод статьи американскому научному шекспироведческому изданию, дабы американские и английские учёные (как правило, русским языком не владеющие) могли подробней ознакомиться с новой гипотезой, дебатируемой в России, и принять участие в дискуссии. В любом случае, считали мои друзья, очевидна польза от такой публикации для международного обмена и для исследования труднейшей шекспироведческой проблемы, связанной с поэмой о Голубе и Феникс. Разумеется, я последовал этому совету и передал перевод статьи в ежеквартальник «Шейкспир куотерли», рассчитывая вовлечь в продолжение исследования и расширение его аспектов прежде всего англо-американских учёных, имеющих доступ к книжным и рукописным богатствам, добраться до которых (тем более до всех) из Москвы — трудноосуществимая мечта.
Тем временем об исследовании услышали некоторые вашингтонские журналисты. Находка четырёхсотлетнего таинственного единорога в центре Вашингтона и центре Лондона, да ещё людьми, прилетевшими специально для этого из Москвы! С корреспондентом влиятельной газеты «Крисчен сайенс монитор» Линдой Фелдман я беседовал несколько раз. Конечно же, с ходу разобраться в достаточно сложной научной проблеме ей было непросто, тем более что ей предстояло писать не научную статью, а короткий газетный очерк о госте Библиотеки Фолджера, приехавшем в Вашингтон из России исследовать загадки шекспировских творений; я же старался побудить её уделить основное внимание самим исследованиям и их результатам. Однажды она позвонила мне и сказала, что профессор Дональд Фостер[198] из женского колледжа Вассара объяснил ей, что поэма Шекспира и весь честеровский сборник посвящены свадьбе сэра Джона Солсбэри и совершеннолетию его дочери и он не видит оснований в этом сомневаться. Пришлось сообщить Линде, что профессор снабдил её информацией, почерпнутой из старой и неубедительной гипотезы. Особого значения этому эпизоду я не придал, тем более что статья в газете всё-таки появилась (хотя о самом исследовании и связанных с ним открытиях там сказано немного, а для бедного Томаса Кориэта вообще места не хватило).
Другим оппонентом стал профессор Питер Блэйни. Он сразу спросил: почему это я сомневаюсь в подлинности даты, отпечатанной на титульном листе? Задаю встречный вопрос: почему он некритически принимает на веру дату, ничем не подтверждаемую, в то время как много фактов свидетельствуют, что она мистифицирована и книга появилась значительно позднее? Но тут выясняется, что Блэйни как библиограф и книговед принимает во внимание лишь «внешние», то есть полиграфические, свидетельства, а факты, «спрятанные» в самих текстах, его не очень интересуют. К тому же, несмотря на приверженность к «внешним» свидетельствам, мой оппонент в данном случае не обратил внимания на те из них, которые противоречат устоявшейся традиции (например, на участие Филда и Оллда ещё в одной мистификации именно в 1612—1613 гг.). Впрочем, перевода моей статьи он не видел, просто узнал, что предложена другая, отличающаяся от традиционно принятой датировка честеровского сборника. Позже, ознакомившись с его превосходным трудом о лондонских книжных лавках{116}, я стал лучше понимать его мотивы. Он не изучал специально честеровского сборника, но, оказывается, привёл его в своём труде (основываясь исключительно на «Кратком каталоге титульных листов») в качестве единственного примера того, что Лаунз, обосновавшийся к 1610 году в лавке под вывеской «Голова епископа», якобы распродавал полученные от своего предшественника Блаунта книжные остатки. Новая датировка могла потребовать от Блэйни отказа от этого примера и пересмотра характера отношений между Блаунтом и Лаунзом, которые явно не сводятся к простой передаче или продаже лавки. Как я уже упоминал ранее, никаких документов об условиях этой передачи, а тем более о каких-то остатках честеровского сборника или других книг нет и никогда не было…
В апреле 1992 года в Вашингтоне появились 8-й и 9-й номера московского «Огонька» со статьей Инны Шульженко «Логодедал, или Тайна замка Бельвуар», которую прочитали некоторые из тамошних русских; через них начал возрождаться интерес к Рэтлендам среди тех американских нестратфордианцев, кто разочарован продолжающимся отсутствием более определённых свидетельств в пользу оксфордианской гипотезы.
К сожалению, ознакомить подробней более широкий круг американских и английских учёных с результатами моих исследований тогда не удалось. «Шейкспир куотерли» печатать мою статью не стал, так как внутренний рецензент журнала оказался, как и Д. Фостер (совпадение?), сторонником гипотезы К. Брауна. Из текста отзыва, любезно предоставленного мне редакцией, явствовало, что анонимный рецензент считает брауновскую гипотезу единственно возможным решением проблемы шекспировской поэмы и честеровского сборника; он привычно повторяет, что траурные, исполненные печали и скорби поэтические строки появились в связи со свадьбой Джона Солсбэри или совершеннолетием его дочери и т.п. Реквием, погребальная песнь? Презент к свадьбе, не более того! А всё, что не совпадает с такими вот представлениями, для нашего рецензента не более чем прискорбное заблуждение, ошибка…
