Но Старый герцог резонно замечает ему, что, преследуя зло в людях, Жак несправедлив:

Эти слова Старого герцога как будто согласуются с признанием самого Жака о дорогой цене, которую ему пришлось заплатить за свой опыт, с болезненным состоянием Рэтленда во время и после его пребывания в Италии и, наконец, с его ранней смертью.

Ответ Жака Старому герцогу лучше всего привести в точном прозаическом переводе, чтобы ничего в нём не упустить и не исказить:

«Что же, если кто-нибудь восстанет против гордыни, разве он указывает этим на кого-либо в частности? Разве она не воздымается так же высоко, как море, пока сама крайность этого не вызовет отлива? Какую именно женщину разумею я, если говорю, что иная горожанка носит на недостойных плечах целые королевские достояния? Которая из них может прийти сказать, что я подразумеваю именно её, когда её соседка совершенно подобна ей? Или кто, занимающийся подлым ремеслом, скажет, что его пышный наряд добыт не за мой счёт, полагая, что я указываю именно на него, и тем самым признает свои пороки предметом моей речи? Но посмотрим тогда, в чем обидел его мой язык: если я отозвался о нём справедливо, он сам вредит себе, если же он свободен от нарекания, то моя оценка улетает прочь, как дикий гусь, никем не окликнутый…»

Здесь Жак говорит о социальной функции писателя и поэта, обличающего несправедливость и пороки; и говорит он это о себе!

И наконец, Жак-меланхолик произносит знаменитый, раскрывающий сущность шекспировского видения мира монолог:

Возможно, правы те, кто видит в образе Жака прозрачную маску, за которой кроется лицо самого автора. Но мне определённо кажется, что молодой странный вельможа, мечтающий быть шутом, увиден в пьесе внимательными и доброжелательными глазами близкого человека и вылеплен дружеской и нежной женской рукой. За это говорит и эпилог, произносимый Розалиндой. Вспомним и подзаголовок честеровской поэмы в сборнике «Жертва Любви», этот подзаголовок — «Жалоба Розалины…».

В романе Лоджа законный король сражается с братом-узурпатором и после его гибели восстанавливает свои права. В шекспировской пьесе эпилог, конечно, иной. Узурпатор собирает войско, чтобы окончательно расправиться со Старым герцогом и собравшимися вокруг него приверженцами, но вдруг, побеседовав с неким отшельником, отказывается от своих злостных намерений и «вообще от мира», возвращает брату все его права и владения. Так — не очень убедительно — представлен в пьесе исход «первого дела Эссекса». Эссекс не победил — его после долгих колебаний лишь простили. Но его окружению, куда входил и автор пьесы «Как вам это понравится», будущее стало представляться уже не столь мрачным. Появилась новая надежда…

Приблизительно в тот же период, что и «Как вам это понравится», в кембриджской университетской среде появились одна за другой три пьесы, образующие трилогию, имеющую, как показывают мои последние исследования, прямое отношение к тем странным личностям, которые всем пышным одеяниям предпочитали пёстрый камзол шута.

В 1598 году кем-то из кембриджских студентов или близких к университету выпускников прежних лет была написана бурлескная пьеса «Паломничество на Парнас», разыгранная в том же году студентами колледжа Св. Джона. Через год появилось её продолжение — «Возвращение с Парнаса» — 1-я часть, а ещё через два года -2-я часть «Возвращения». Из всех трёх пьес только последняя была зарегистрирована в 1606 году. Первые две сохранились в рукописных списках.

Сюжет «парнасских» пьес несложен. Несколько студентов решают достичь обители муз — горы Парнас. По дороге им приходится преодолевать области, именуемые Риторикой и Философией, их пытаются отвлечь от поставленной цели распутник Аморетто, пьяница Мадидо и лентяй Инжениозо, который сжёг свои книги и отказался лезть на Парнас. Но упорные пилигримы Филомузус и Студиозо преодолевают все препятствия и соблазны и достигают заветной обители муз.

На обратном пути («Возвращение с Парнаса») героев ждут новые приключения. Они вынуждены добывать себе пропитание самыми разнообразными способами, включая мошенничество. Пробуют они подработать немного и в театре, а расчётливые актёры труппы лорда-камергера Бербедж и Кемп хотят при этом на них нажиться. Об этом эпизоде, особенно о репликах Кемпа, мы уже немного знаем.

Обе части «Возвращения с Парнаса» содержат множество как открытых, так и завуалированных аллюзий на литературную и театральную жизнь того времени; пьеса приобретает черты сатирического обозрения, автор (или авторы) которого не слишком церемонится с теми, о ком у них заходит разговор. Особенно достаётся писателям и драматургам. Бен Джонсон охарактеризован как «смелый ублюдок, самый остроумный каменщик в Англии»[95]. О Марстоне, который тогда был известен только как сатирик, сказано, что он «задирает ногу и обделывает весь мир». Томас Нэш (он закончил колледж Св. Джона за полтора десятилетия до того) объявлен литературным подёнщиком. И наконец, действующие лица, столь фамильярно и непочтительно отзывающиеся обо всех писателях, оказывается, не только прекрасно знают творчество Шекспира, но и высоко его чтут.

В первой части «Возвращения» появляется новый, неожиданный и чрезвычайно интригующий персонаж. Инжениозо специально предупреждает всех: сейчас они увидят шута! И действительно, новый персонаж носит имя Галлио (от английского gull) — то есть шут, паяц, обманщик. Он играет роль некоего аристократа. Особенно он любит распространяться насчёт своих собственных дел и интересов. Он хвастает мечом, купленным не где-нибудь, но в Италии, в Падуе! «Это чистая толедская сталь, и немало поляков, немцев и фламандцев нашли от него свою смерть…» Оказывается, вернувшись домой — всего полгода назад, — он уже отправил на тот свет одного непочтительного кембриджца. А до этого успел побывать в Космополисе (вероятно, Венеции), участвовал в морских экспедициях в Испанию и Португалию, в Ирландской экспедиции (то есть под началом Эссекса).

Слушая рассказы Галлио, его собеседник Инжениозо всё время отпускает — в сторону, для зрителей — насмешливые ремарки и выспрашивает Галлио о предмете его любви — некоей Лесбии. Галлио сообщает, что он написал сонет о белочке, принадлежащей Лесбии, а также эпитафию на смерть её любимой обезьянки; когда он этим занимался, то на нём был надет роскошный камзол, расшитый золотом, и это одеяние обошлось ему в 200 фунтов (сумма тогда огромная). Инжениозо усмехается — опять-таки в сторону: какой-де утончённый ум надо иметь, чтобы писать стихи о таких пустяках, как белки и обязьянки, ведь это значит «создавать нечто из ничего».

А Галлио продолжает рассказывать о себе и своих привычках: когда он при дворе, то в течение дня переодевает платье дважды — «иначе я чувствую себя завшивевшим», а обувь меняет каждые два часа! Инжениозо, впрочем, обращаясь к зрителям, выражает сомнение, что вся эта дорогая одежда и обувь придворным кавалером уже оплачена.

Разговор переходит на литературные темы. Инжениозо хвалит изысканный литературный стиль своего собеседника, сравнивает его со стилем речей Цицерона. Галлио отвечает, что, как подлинный джентльмен, он всегда будет первым — и в поэзии, и на рыцарском турнире. И в подкрепление этого заявления цитирует строки из шекспировской поэмы «Обесчещенная Лукреция»!