Похоже, что заказчик (скорее всего, Эдуард Блаунт) принёс в типографию Филда или Оллда пачку бумаги, полученной от кого-то из инициаторов издания (например, от Люси Бедфорд или Мэри Сидни-Пембрук), в том числе и бумагу с водяным знаком единорога, входящего в герб Рэтлендов (знатные семьи нередко заказывали для себя специальную бумагу). Во всех иных случаях на бумаге одной партии типограф печатал по крайней мере несколько книг. Это ещё раз свидетельствует, что создание честеровского сборника не было для издателя и печатника рядовой операцией и для сохранения в тайне обстоятельств и даты его появления они приняли экстраординарные меры.
Через месяц — весьма ценная находка. Среди книг, отпечатанных Филдом и Оллдом в 1612—1613 годах, нахожу экземпляры уже упоминавшегося подпольно изданного ими прокатолического сочинения Роджера Уидрингтона (Томаса Престона). На разных экземплярах — разные титульные листы с вымышленными именами печатников и фантастическими местами издания («Космополис» и «Альбинополис»). Эта типографическая игра книговедами уже разгадана (каталог Полларда — Рэдгрейва однозначно определяет издание Филдом и Оллдом трудов Престона как мистификацию{113}). А вот о том, что в это самое время (1612—1613 гг.) оба печатника трудились ещё над одной, гораздо более важной мистификацией — над честеровским сборником (где многие элементы набора совпадают с теми, что были использованы для «Уидрингтона»), учёный мир узнает только теперь…
Кое-что новое и, возможно, перспективное обнаружилось там, где, казалось бы, неожиданностей ждать не приходилось. Когда Гросарт в 1878 году впервые переиздал честеровский сборник, он воспроизвёл доступными тогда методами все полиграфические элементы оригинала, включая декоративные. Это воспроизведение не было строго факсимильным в сегодняшнем понимании. Страницы оригинала, в том числе и титульные листы, копировались не фотоспособом; заставки, эмблемы, орнаменты перерисовывались копировальщиком, для текстов и заголовков подбирались сходные шрифты. Встречаются отдельные неточности, но и при таком ручном способе копирования больших принципиальных отклонений быть не могло. Изучая ещё в Москве по микрофильмокопиям фолджеровский и лондонский экземпляры и гросартовское переиздание, я обратил внимание в последнем на воспроизведение шмуцтитула, предшествующего поэмам Марстона, Чапмена, Шекспира, Джонсона. Под заглавием, там, где печатники обычно помещают свои эмблемы, в фолджеровском и лондонском экземплярах действительно напечатана эмблема типографии Филда. А в гросартовском переиздании на этом месте изображена трагическая маска с кольцами и под ней девиз Филда — «Anchora Spei» («Якорь надежды»). Маска не похожа ни на один из известных вариантов эмблем типографии Филда, попросту не имеет с ними ничего общего. Она встречается всего несколько раз в изданиях важных поэтических произведений, а также на титульных листах двух изданных в 1600 году пьес Шекспира, напечатанных другими типографами{114}. На странную маску обращал внимание ещё Х.Э. Роллинз, но было не ясно, является ли она чисто декоративным элементом или же знаком принадлежности автора к какому-то сообществу или кружку.
Поскольку на шмуцтитуле и фолджеровского, и лондонского экземпляров напечатана крупно и очень чётко абсолютно непохожая на эту маску эмблема Филда, я сначала предположил, что Гросартом воспроизведён шмуцтитул третьего экземпляра (теперь это хантингтонский экземпляр, но в XIX веке все три находились ещё в Англии). Дело в том, что микрофильмокопии из Библиотеки Хантингтона у меня не было. Однако в Вашингтоне на полученных из Калифорнии ксерокопиях я обнаружил, что и в хантингтонском экземпляре на шмуцтитуле отнюдь не маска, а та же обычная эмблема Филда, что и в двух других. Откуда же Гросарт взял изображение трагической маски, как она появилась в его переиздании? Профессор Питер Блэйни, крупный специалист-книговед и библиограф, которому я показал этот странный шмуцтитул в Библиотеке Фолджера, предположил, что это небрежность рисовальщика, который копировал оригинал для Гросарта. С этим трудно согласиться: эмблемы абсолютно разные, ни о какой небрежности не может быть и речи. Нелепая шутка? Чья, для чего? В таком серьёзном издании? И как мог допустить это добросовестный и скрупулёзный Гросарт: ведь несоответствие сразу бросается в глаза (и Гросарт это заметил)! Появление трагической маски в переиздании Гросарта остаётся необъясненным. Ко всем загадкам и странностям честеровского сборника добавилась новая и весьма головоломная.
А вот и отчёты Королевской исторической комиссии, исследовавшей в конце XIX века рукописные материалы и другие раритеты, сохранившиеся в замке Бельвуар. Запись о найденном стихотворении (десять строф), вторая часть которого использована в шекспировской «Двенадцатой ночи». Повторная экспертиза почерка (Пороховщиков определённо считал, что строки написаны самим Рэтлендом) до сих пор не произведена — и это при полном отсутствии рукописных материалов того времени, имеющих столь прямое отношение к шекспировским текстам! Факт удивительный на фоне бесчисленных диссертаций по поводу едва ли не каждой шекспировской строки. Вот если бы нашлась хотя бы фраза, написанная рукой Уильяма Шакспера, — что бы тут поднялось…
В списке бельвуарских рукописей — редчайшая анонимная сатирическая поэма «Философический пир» о празднестве в лондонской таверне, куда приглашены все видные английские поэты и где было особо желательно присутствие Томаса Кориэта из Одкомба, «без которого всей затее будет не хватать крыши». Человек, объявленный британскими шутниками величайшим писателем и путешественником, продолжает пребывать в этом качестве на страницах солидных английских и американских справочников и энциклопедий и по сей день.
Хозяйственные записи дворецкого (и дальнего родственника) Рэтлендов — Томаса Скревена — ещё одно окно в мир интересов бельвуарской четы. Многочисленные записи о приобретении книг, среди них и те, что послужат источниками для шекспировских пьес. Иногда книги прибывали целыми ящиками. И самая последняя запись такого рода — в Бельвуар поступают книги Кориэтовой серии: «Капуста» и «Десерт». Это вообще последняя расходная запись дворецкого при жизни Роджера Мэннерса, 5-го графа Рэтленда; возможно, он успел ещё с улыбкой полистать «Кориэтовы» страницы. Следующая запись: 19 июля 1612 года уплачено двум хирургам за последние медицинские услуги «моему Лорду» и за бальзамирование тела умершего — 70 фунтов. Далее уплачена крупная сумма — 145 фунтов — геральдмейстеру ордена Подвязки и его людям за участие в торжественной церемонии похорон Рэтленда 22 июля (через два дня после погребения!). А ещё через семь месяцев, 31 марта 1613 года, та самая знаменитая запись, с которой начался интерес исследователей к Рэтленду: Шакспер и Бербедж получают деньги «за импрессу моего Лорда»..
Наконец, в моих руках давно интересовавшая меня, но бывшая доселе недоступной редчайшая книга Джона Дэвиса из Хирфорда «Жертва муз»{115}. Я уже говорил о двусмысленном поэтическом обращении Дэвиса к «нашему английскому Теренцию мистеру Уильяму Шекспиру». Вне сомнения, Джон Дэвис из Хирфорда, поэт, входивший в блестящее литературное окружение принца Уэлского, Пембруков, Рэтлендов[194], активнейший участник фарса о Кориэте, был посвящён в тайну Великого Барда, на что он неоднократно намекал. Книга малого формата (октаво) напечатана Томасом Шодхэмом для Джорджа Нортона. Как и честеровский сборник, книга не регистрировалась в Компании; на титульном листе даты нет, но на последней странице дата — 1612 год. Я сказал «титульный лист», но это очень странный титульный лист, подобного которому мне ещё не приходилось встречать. Это гравюра, ширина которой на два сантиметра больше формата книги, поэтому на излишнюю ширину титульный лист подвёрнут. Похоже, что гравюра печаталась отдельно и не для этой книги. Имени автора, печатника, издателя, места печатания, то есть обычных выходных данных, на заменяющей титульный лист гравюре нет. Лишь вверху, над рамкой гравюры — заголовок, тоже шире формата книги: «The Muses Sacrifice» («Жертва муз»[195]), и совсем внизу слева пометка гравёра — «для Дж. Нортона» и подпись «У. Хоул». Уильям Хоул — крупнейший мастер эпохи, иллюстрировавший, между прочим, и «Кориэтовы Нелепости».
