Иль камбала, плывя коптиться в ясли,
На троицу певцов угрюмо поглядит,
Иль теста равноденственного корка
Карету пышную оставит без колёс
И сферы так сожмёт, что пыли горка
Сей аргумент сочтёт ответом на вопрос,
Но и тогда, под мраморной хвальбою,
Наш Автор мудрый, сей Гимнософист[156]
(Читатель, думай, кто перед тобою!)
С дороги не свернёт, хоть путь его тернист.
ХВАЛЕБНОЛОГИЧЕСКИЕ АНТИСПАСТЫ[157],
СОСТОЯЩИЕ ИЗ ЭПИТРИТОВ, ЗАНИМАЮЩИХ ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В ПЕРВОЙ СИЗИГИИ, В ПРОСТОРЕЧИИ НАЗЫВАЕМЫХ ФАЛЕКТИЧЕСКИМИ ОДИННАДЦАТИСЛОЖНИКАМИ,ТРИМЕТРИЧЕСКИМИ КАТАЛЕКТИКАМИ С АНТИСПАСТИЧЕСКИМИ АСКЛЕПИАДОВЫМИ СТИХАМИ, ТРИМЕТРИЧЕСКИМИ АКАТАЛЕКТИКАМИ, СОСТОЯЩИМИ ИЗ ДВУХ ДАКТИЛИЧЕСКИХ КОММ, КОТОРЫЕ НЕКОТОРЫЕ УЧЁНЫЕ ИМЕНУЮТ ХОРИЯМБАМИ, ГДЕ ОБА ВМЕСТЕ, БУДУЧИ ДИСТРОФИЧЕСКИМИ, РИТМИЧЕСКИМИ И ГИПЕРРИТМИЧЕСКИМИ, А ТАКЖЕ АМФИБОЛИЧЕСКИМИ, ПОСВЯЩЕНЫ НЕУВЯДАЕМОЙ ПАМЯТИ АВТАРКИЧЕСКОГО КОРИЭТА, ЕДИНСТВЕННОГО ИСТИННОГО ПУТЕШЕСТВУЮЩЕГО ДИКОБРАЗА АНГЛИИ
К означенным стихам добавлена также мелодия, а ноты расставлены в соответствии с формой музыки, предназначенной для исполнения теми, кто к сему занятию расположен.
стр. 419
Блестящий Томас, ты, как дикобраз,
Для земляков тьму новостей припас.
Зверёк, чуть что, иголки вверх направит,
Твоё ж перо сердца друзей дырявит.
Вокруг дикобраза не кишит зверьё,
Столь одиноко и твоё житьё.
Зверёк сей пеш при тьме и пеш при свете,
И ты в Венецию доставлен не в карете.
Враги врагов, друзья друзей твоих
Все дикобразы — в злости и в любви.
Внеси ж в свой герб актёра-дикобраза,
Ведь путь твой трюками наполнен до отказа.
Хор грянул. Мощной голосиной
Подвыл я было старой псиной.
Но песня в глотке раскололась:
От старости увял мой голос.
Здесь миллионы глотки драли,
Гонцы, форейторы орали,
Но повергают нас в унынье
Ботинки Кориэта ныне:
Вестей нет хуже в нашем доме,
Чем весть об исхудавшем Томе.
В Венецью шёл Единорогом
И, не упившись рейнским с грогом,
В одной лишь паре он башмачной
Пришёл домой (пример — сверхмрачный).
Святого Павла двор мощёный…
О чём толкует люд учёный?
Ботинки — на вершине шпиля.
К ним имя «Томас» прикрепили.
Шрифт — крупный. Надпись ту без фальши
Читают в Финсбери[158] и дальше.
Коль слава — ветер, пусть он дышит
И пусть весь мир о Томе слышит,
Пусть ветер, бриттов покидая,
Летит в Перу и до Китая.
Пускай на юг он устремится
К той птице Pyx, что больше птицы,
Которая у озера Стимфала
Гераклу солнце закрывала.
Коль ветер славы не остынет,
Он, может быть, на север двинет.
Хоть он расстанется с мечтою,
Узнав за неизвестности чертою,
Что там закон Христов не ведом,
Вдохнут сей ветер кит с медведем.
Пешком от Северного моря
Он к Антиподам двинет вскоре,
Что век под нами вверх ногами,
Чтоб не сместился мир под нами,
Что век дивятся, что мы с вами
К ним тоже — книзу головами.
Так вот, известие по кругу
Передадут они друг другу:
«Том, как с Венецией расстался,
Пешком до родины добрался!»
Стук башмаков несёт по свету
Весть о походах Кориэта.
Вопит счастливая орава:
«Обогнала героя слава!»
Утихнут страсти. Скромным видом
Том подчеркнёт: «Я — semper idem[159]!»
ИОАННЕС ХОСКИНС заканчивает.
ЛЮДОВИКУС ЛЬЮИКНОР начинает:
Поэт-червяк припишет непременно
Античным дурням ум наш современный.
Ио — Корова, Ослик Апулея
Нужны сегодня только дуралею.
Их с книгой Тома сравнивать-то жутко:
Что скрипку Феба с Пановою дудкой!
Ведь Том гогочет нам не о лягушках,
Гогочет он о градах, деревушках.
Он о чудесной бочке повествует,
Что над потоком древним торжествует:
Её вино рифмующие орды
Плодит быстрей, чем муз источник гордый.
В Одкомбе Томы мнят, будто Циклопы — блохи,
Том же собою вшей кормил неплохо.
Так древний был мудрец для вшей поживой,
Как в наши дни — создатель рифмы вшивой.
Пять месяцев наш Том жил, Музою беременный,
Штанов и башмаков не заменив и временно.
Се — плод его трудов, том — ваше достояние.
Грызите же сей орех, коль грызть вы в состоянии!
ЛЮДОВИКУС ЛЬЮИКНОР заканчивает.
ИОАННЕС СКОРИ начинает:
Ты — путешественник? Есть возраженье:
Не ты бродил, — твоё воображенье!
Не столь в науке, Том, твой путь успешен,
Сколь просто хорошо язык подвешен.
Что из того, что ты прошёл полмира?
Хорош ходок, да с трещиною лира!
Прочтя твой труд внимательно и строго,
Поймёт любой: написан он убого.
Урода породил твой славный предок,
Но твой урод, прости, совсем уж редок.
Ещё младенцем ты не без азарта
Из простыней мочою делал карты.
Как только ты впервые помочился,
Английскому ты тут же научился.
Чуть позже завертись язык, что лопасть,
Когда бы языков такую пропасть
Осилил ты? Не знаю я голландский,
Французский, итальянский и испанский,
И греческим с латинским в коей мере
Владеешь ты, я сроду не проверю.
В твоей башке историй — до отказа.
Твои мозги приемлют лишь рассказы.
Пройдя Европу в блеске безобразия,
Пройдись теперь по Африке и Азии.
Ты всех уродцев там сживёшь со света:
Всех устрашит уродство Кориэта.
Свой труд повесь на спину иль на пузо
И будет щит прочней, чем щит Медузы!
ИОАННЕС СКОРИ заканчивает.
ЛАУРЕНТИУС УИТИКЕР начинает:
Самому несравненному Поэтическому Прозаику, самому превосходному Заальпийскому Путешественнику, самому едино-безбрачному, едино-сущному и едино-штанному Наблюдателю, Одкомбианскому Галлобельгикусу
Взяв пару башмаков, одну суму,
Честь оказал Одкомбу своему:
За Альпами Одкомб известен стал!
А дома кучу перьев исписал
Ты, чудо мира, сотворив обзор
Всего, во что вонзал ты острый взор:
В людские нравы, склепы и врата,
И в башни, коих дивна высота,
В свиней, улиток, бабочек, ягнят
И в то, как мясо вилками едят.
Ты всё включил в обширный каталог:
Швейцарским гульфиком не пренебрёг
И донной веницейской; не отверг
Ты бочки, коей славен Гейдельберг.
Преславный муж! Ты редко выпивал,
Утешен шлюхой редко ты бывал,
И крал лишь только, чтобы дать ответ,
Коль брюхо вопрошало: «Где обед?»
Катил в телеге в странствиях своих,
Но больше топал на своих двоих.
Плевал на крики критиков-чистюх,
Лишь прусских ты чулок не вынес дух.
Ты полем битвы взор повеселил
И вшей отряд в Одкомб переселил.
А в Базеле, смутив мужчин и дам,
Штаны стирал ты, голый, как Адам.
Монастырей, монахов тьму ты повидал,
А сам не в келью, но в сундук попал.
Кончаю опись подвигов на том,
И про тебя скажу, про пухлый том:
Ты чудесами славно кормишь нас,
Тебя ж прославит чудный твой рассказ.
ЛАУРЕНТИУС УИТИКЕР заканчивает.
ИОАННЕС ДЖЕКСОН начинает:
Мир обойти
