ПАНЕГИРИКИ В ЧЕСТЬ КОРИЭТА[149] ГЕНРИКУС[150] ПУЛ начинает:
Я Тома видел раз, но труд его — ни разу,
И всё ж обоих полюбил я сразу.
Ведь автор с книгой связаны взаимно:
Кого ни пой, другому — честь и гимны.
Сей труд не осквернит язык вонючий:
Сей труд составил Кориэт могучий.
Диковинками груженое судно
Тебе, Читатель, залучить нетрудно:
Ты автору будь просто благодарен
И щедро будешь автором одарен,
Который видел в странствиях поболе,
Чем многие кудесники дотоле;
Он, описав чудесные картины,
Согражданам их представляет ныне.
Пять месяцев он пробыл за границей.
И что ж, молчать? Куда ж это годится?
Дать нужно, Томас, Музе попытаться
Искусством иноземным напитаться
И, проглотив заморские секреты,
Домой вернуться и срыгнуть всё это.
ГЕНРИКУС ПУЛ заканчивает.
РОУЛАНДУС КОТТОН начинает:
Дрейк, Магеллан, Колумб — храним доныне
Мы в памяти их имена-святыни.
Но их деянья и твои деянья
Я, Кориэт, сравнить не в состояньи.
Но что ж, никто отметить был не в силе,
В какие дали Тома парусило?
Пять месяцев в пути (пешком, как правило!), —
Кого б при этом здравье не оставило?
Без книги, что твой тяжкий путь итожит,
Сегодня мир прожить никак не сможет.
Твой труд прочтут под крики одобренья.
Ни в ком из нас не зародится мненье,
Что ты, тельца принёсшая нам тёлка,
Свой путь прошёл без смысла и без толка.
Люби свой труд, как первенца. А буде
Найдутся где завистливые люди,
С насмешкой предложу им за придирки
Пройти твой путь с сумой дыра-на-дырке.
Но жаль, что ты за правду так болеешь,
Что и себя при этом не жалеешь.
Зачем сказал ты своему ребёнку,
Сколь вшей и гнид собрал ты на гребёнку?
Что коль восторг ты вызвал тем у детки
И станет детка много вшивей предка?
На этом, Кориэт, уж ты прости мне,
Твоим талантам кончу петь я гимны.
Ослу про уши толковать негоже;
Про гребень петуху, пожалуй, тоже.
Ах, сможет ли обыкновенный смертный
Столь быстро обозреть весь люд несметный?
Конечно, сможет. Средство есть простое:
С Луны людишек взглядом удостоя!
Другой художник, суетись и ёрзай,
Тебя изображая кистью борзой.
Я умоляю: не сочти обузой,
Договорись ты с собственною Музой,
Отметь, отец твой был угрюм иль весел?
Сколь много торс твоей мамаши весил?
Решались ли в семье дела на равных,
И если нет, то кто в семье был в главных?
Сколь долго ты в мамаше копошился,
Пока ползти на выход не решился?
Какие звёзды ублажают скопом
Тебя, дружок, в согласье с гороскопом?
Как звали повитуху и соседку?
Где гнёзда родовые вили предки?
Кто пестовал тебя? И где, бывает,
Наш Айсис[151] ныне влажный лик скрывает?
Где ныне Кейм[152] струится говорливый,
Чей брег тенистый покрывают ивы?
Поведай нам, чтоб юноша упорный
Вслед за тобой пошёл тропою торной.
Итак, пиши! Одно мне только страшно:
Ты семя не на ту уронишь пашню,
И дурень, время на твой труд потратя,
Как ты, навек останется дитятей!
РОУЛАНДУС КОТТОН заканчивает.
ЯКОБУС ФИЛД начинает:
Из Томов, коих видел белый свет,
Всем Томам Том — наш славный Кориэт.
Том-коротышка мышкой в пудинг влез,
И там замолк и с наших глаз исчез.
Том-дудочник, что всех здесь развлекал,
Ушёл навек — веселья след пропал.
Том-дурень в школе греков зря зубрил:
Наш Том на греческом с пелёнок говорил.
Ослёнок-Том ушам длиннющим рад,
Но не для них бесценный наш наряд.
Том-без-вранья (хотя и пустослов)
Обставил всех шутов, уродцев и ослов.
ЯКОБУС ФИЛД заканчивает.
ХЬЮ ХОЛЛАНД начинает:
ПАРАЛЛЕЛЬ МЕЖДУ ДОНОМ УЛИССОМ С ИТАКИ И ДОНОМ КОРИЭТОМ ИЗ ОДКОМБА
ПРЕАМБУЛА К ПАРАЛЛЕЛИ
Упившись параллелями Плутарха,
Решил идти я вслед за патриархом.
Но с Римлянином сравнивал он Грека,
А я найду навряд ли человека
(Хоть мудрый Хэклит[153] обнаружил многих)
Средь наших англичан, сухих и строгих,
Носителя Улиссова апломба.
Нет, есть один; сей Брут — краса Одкомба.
Пусть Кэндиш, Дрейк[154] ходили и подале,
Но мы-то их чернильниц не видали!
В отличие от этих двух светил
Том книгу пухлую немедля сочинил.
Хотя сэр Дрейк клевался, словно кочет,
Наш Том-гусак всегда перегогочет
Поодиночке, а захочет — в массе
Всех Лебедей, засевших на Парнасе!
ПАРАЛЛЕЛЬ САМА ПО СЕБЕ
Бодряк Улисс прожил, судьбу дразня,
И Томас Кориэт — не размазня.
Улисс — островитянин. Ну и что же?
Наш Томас-бритт — островитянин тож.
Улисс был изворотлив гениально.
Наш Том учёностью пропах буквально.
Улисс ходил на малом корабле —
На лодке Кориэт приплыл в Кале.
Улисс в коне троянском скрылся дерзко,
А Том сидел на бочке гейдельбергской.
Улисс разил отточенным клинком,
А Кориэт — острейшим языком.
Сбежал Улисс с трудом от чар цирцейских,
А Томас — от прелестниц веницейских.
Улисс — большой любитель колесниц,
А Том — в телеге счастлив без границ.
Улисс в бою с Аяксом лез из кожи,
А Кориэт с голландцем дрался тоже.
Улисс развёл баранов и овец,
Вшей Том кормил собою. Молодец!
Улисс был эфиопских вин любитель,
Наш Томас — эля истинный губитель.
Улисс бродяжил целых двадцать лет,
И столько же недель — Том Кориэт.
Улисс трепал единственное судно,
Том — пару башмаков (что трижды трудно!).
Улисс Минервой к цели был ведом,
Терпенье призывал на помощь Том.
Сирены не смогли прельстить Улисса,
А Тома — иноверцы речью лисьей.
Ждала Улисса верная жена,
Но Том себя блюл строже, чем она.
Улисс был часто в рубище убогом,
И Том был в том же — я клянусь вам Богом.
Улисс в дороге Флашинг[155] основал,
В конце пути там Томас побывал.
Улисса пела лишь Гомера лира,
Но Кориэта — все поэты мира!
ЭПИЛОГ К ПАРАЛЛЕЛИ
Прочтя про парня из Одкомба,
Взорвитесь со смеху, как бомба!
И параллелям смейтесь тож:
Серьёзность — делу острый нож.
И Томас будет возмущён,
И параллель нарушит он;
Кой-где, увы, косит она,
Но в целом всё ж она верна,
А если я концы найду,
Я параллель на нет сведу.
Найди ж мы с вами Тома, верьте,
Мы обхохочемся до смерти!
ХЬЮ ХОЛЛАНД заканчивает.
ИОАННЕС ХОСКИНС начинает:
КАББАЛИСТИЧЕСКИЕ СТИХИ, КОИ ПУТЁМ ПЕРЕСТАНОВКИ СЛОВ, СЛОГОВ И БУКВ ПРИОБРЕТАЮТ САМОЕ ВЫСОКОЕ ЗНАЧЕНИЕ (А ИНАЧЕ НЕ ИМЕЮТ ВОВСЕ НИКАКОГО) ВО СЛАВУ АВТОРА
Безмозглых рыб ли шторм покрутит в масле,
Труба ли по-библейски загудит,