ГЕНРИКУС[150] ПУЛ начинает:

Я Тома видел раз, но труд его — ни разу,

   И всё ж обоих полюбил я сразу.

Ведь автор с книгой связаны взаимно:

   Кого ни пой, другому — честь и гимны.

Сей труд не осквернит язык вонючий:

   Сей труд составил Кориэт могучий.

Диковинками груженое судно

   Тебе, Читатель, залучить нетрудно:

Ты автору будь просто благодарен

   И щедро будешь автором одарен,

Который видел в странствиях поболе,

   Чем многие кудесники дотоле;

Он, описав чудесные картины,

   Согражданам их представляет ныне.

Пять месяцев он пробыл за границей.

   И что ж, молчать? Куда ж это годится?

Дать нужно, Томас, Музе попытаться

   Искусством иноземным напитаться

И, проглотив заморские секреты,

   Домой вернуться и срыгнуть всё это.

ГЕНРИКУС ПУЛ заканчивает.

РОУЛАНДУС КОТТОН начинает:

Дрейк, Магеллан, Колумб — храним доныне

Мы в памяти их имена-святыни.

Но их деянья и твои деянья

Я, Кориэт, сравнить не в состояньи.

Но что ж, никто отметить был не в силе,

В какие дали Тома парусило?

Пять месяцев в пути (пешком, как правило!), —

Кого б при этом здравье не оставило?

Без книги, что твой тяжкий путь итожит,

Сегодня мир прожить никак не сможет.

Твой труд прочтут под крики одобренья.

Ни в ком из нас не зародится мненье,

Что ты, тельца принёсшая нам тёлка,

Свой путь прошёл без смысла и без толка.

Люби свой труд, как первенца. А буде

Найдутся где завистливые люди,

С насмешкой предложу им за придирки

Пройти твой путь с сумой дыра-на-дырке.

Но жаль, что ты за правду так болеешь,

Что и себя при этом не жалеешь.

Зачем сказал ты своему ребёнку,

Сколь вшей и гнид собрал ты на гребёнку?

Что коль восторг ты вызвал тем у детки

И станет детка много вшивей предка?

На этом, Кориэт, уж ты прости мне,

Твоим талантам кончу петь я гимны.

Ослу про уши толковать негоже;

Про гребень петуху, пожалуй, тоже.

Ах, сможет ли обыкновенный смертный

Столь быстро обозреть весь люд несметный?

Конечно, сможет. Средство есть простое:

С Луны людишек взглядом удостоя!

Другой художник, суетись и ёрзай,

Тебя изображая кистью борзой.

Я умоляю: не сочти обузой,

Договорись ты с собственною Музой,

Отметь, отец твой был угрюм иль весел?

Сколь много торс твоей мамаши весил?

Решались ли в семье дела на равных,

И если нет, то кто в семье был в главных?

Сколь долго ты в мамаше копошился,

Пока ползти на выход не решился?

Какие звёзды ублажают скопом

Тебя, дружок, в согласье с гороскопом?

Как звали повитуху и соседку?

Где гнёзда родовые вили предки?

Кто пестовал тебя? И где, бывает,

Наш Айсис[151] ныне влажный лик скрывает?

Где ныне Кейм[152] струится говорливый,

Чей брег тенистый покрывают ивы?

Поведай нам, чтоб юноша упорный

Вслед за тобой пошёл тропою торной.

Итак, пиши! Одно мне только страшно:

Ты семя не на ту уронишь пашню,

И дурень, время на твой труд потратя,

Как ты, навек останется дитятей!

РОУЛАНДУС КОТТОН заканчивает.

ЯКОБУС ФИЛД начинает:

Из Томов, коих видел белый свет,

Всем Томам Том — наш славный Кориэт.

Том-коротышка мышкой в пудинг влез,

И там замолк и с наших глаз исчез.

Том-дудочник, что всех здесь развлекал,

Ушёл навек — веселья след пропал.

Том-дурень в школе греков зря зубрил:

Наш Том на греческом с пелёнок говорил.

Ослёнок-Том ушам длиннющим рад,

Но не для них бесценный наш наряд.

Том-без-вранья (хотя и пустослов)

Обставил всех шутов, уродцев и ослов.

ЯКОБУС ФИЛД заканчивает.

ХЬЮ ХОЛЛАНД начинает:

ПАРАЛЛЕЛЬ МЕЖДУ ДОНОМ УЛИССОМ С ИТАКИ И ДОНОМ КОРИЭТОМ ИЗ ОДКОМБА

ПРЕАМБУЛА К ПАРАЛЛЕЛИ

Упившись параллелями Плутарха,

Решил идти я вслед за патриархом.

Но с Римлянином сравнивал он Грека,

А я найду навряд ли человека

(Хоть мудрый Хэклит[153] обнаружил многих)

Средь наших англичан, сухих и строгих,

Носителя Улиссова апломба.

Нет, есть один; сей Брут — краса Одкомба.

Пусть Кэндиш, Дрейк[154] ходили и подале,

Но мы-то их чернильниц не видали!

В отличие от этих двух светил

Том книгу пухлую немедля сочинил.

Хотя сэр Дрейк клевался, словно кочет,

Наш Том-гусак всегда перегогочет

Поодиночке, а захочет — в массе

Всех Лебедей, засевших на Парнасе!

ПАРАЛЛЕЛЬ САМА ПО СЕБЕ

Бодряк Улисс прожил, судьбу дразня,

И Томас Кориэт — не размазня.

Улисс — островитянин. Ну и что же?

Наш Томас-бритт — островитянин тож.

Улисс был изворотлив гениально.

Наш Том учёностью пропах буквально.

Улисс ходил на малом корабле —

На лодке Кориэт приплыл в Кале.

Улисс в коне троянском скрылся дерзко,

А Том сидел на бочке гейдельбергской.

Улисс разил отточенным клинком,

А Кориэт — острейшим языком.

Сбежал Улисс с трудом от чар цирцейских,

А Томас — от прелестниц веницейских.

Улисс — большой любитель колесниц,

А Том — в телеге счастлив без границ.

Улисс в бою с Аяксом лез из кожи,

А Кориэт с голландцем дрался тоже.

Улисс развёл баранов и овец,

Вшей Том кормил собою. Молодец!

Улисс был эфиопских вин любитель,

Наш Томас — эля истинный губитель.

Улисс бродяжил целых двадцать лет,

И столько же недель — Том Кориэт.

Улисс трепал единственное судно,

Том — пару башмаков (что трижды трудно!).

Улисс Минервой к цели был ведом,

Терпенье призывал на помощь Том.

Сирены не смогли прельстить Улисса,

А Тома — иноверцы речью лисьей.

Ждала Улисса верная жена,

Но Том себя блюл строже, чем она.

Улисс был часто в рубище убогом,

И Том был в том же — я клянусь вам Богом.

Улисс в дороге Флашинг[155] основал,

В конце пути там Томас побывал.

Улисса пела лишь Гомера лира,

Но Кориэта — все поэты мира!

ЭПИЛОГ К ПАРАЛЛЕЛИ

Прочтя про парня из Одкомба,

Взорвитесь со смеху, как бомба!

И параллелям смейтесь тож:

Серьёзность — делу острый нож.

И Томас будет возмущён,

И параллель нарушит он;

Кой-где, увы, косит она,

Но в целом всё ж она верна,

А если я концы найду,

Я параллель на нет сведу.

Найди ж мы с вами Тома, верьте,

Мы обхохочемся до смерти!

ХЬЮ ХОЛЛАНД заканчивает.

ИОАННЕС ХОСКИНС начинает:

КАББАЛИСТИЧЕСКИЕ СТИХИ, КОИ ПУТЁМ ПЕРЕСТАНОВКИ СЛОВ, СЛОГОВ И БУКВ ПРИОБРЕТАЮТ САМОЕ ВЫСОКОЕ ЗНАЧЕНИЕ (А ИНАЧЕ НЕ ИМЕЮТ ВОВСЕ НИКАКОГО) ВО СЛАВУ АВТОРА

Безмозглых рыб ли шторм покрутит в масле,

Труба ли по-библейски загудит,