– Понятно… понятно… Ну что же, друг мой, сделайте то, о чем я вас попросил. И думаю, что неплохо было бы подготовить миссис Эбернети – миссис Лео Эбернети – к моему возможному приезду в дом. Но это мы решим после. Итак, теперь я беру дело в свои руки. – И Пуаро яростно закрутил усы.

Мистер Энтвисл задумчиво смотрел на доктора Ларраби.

У него был большой опыт оценки людей по их внешнему виду – иногда это играло определяющую роль в какой-нибудь сложной ситуации или в решении какой-нибудь деликатной проблемы. Кроме того, Энтвисл был настоящим профессионалом в том, что касалось правильного начала разговора. Но как лучше начать с доктором Ларраби этот сложный разговор, который мог не понравиться врачу, так как ставил под сомнение его профессиональные качества?

Полная откровенность, подумал старый адвокат, или, на худой конец, хорошо дозированная откровенность. Начинать разговор с того, что у него возникли подозрения из-за рискованного замечания, сделанного глупой женщиной, было неправильно. Кору доктор Ларраби не знал.

Прочистив горло, мистер Энтвисл решительно перешел к делу:

– Я хотел бы проконсультироваться с вами по очень деликатному вопросу, – сказал он. – Возможно, это покажется вам оскорбительным, однако я искренне надеюсь, что нет. Вы мудрый человек и, уверен, понимаете, что любое нелепое предположение всегда лучше всего изучить до конца, нежели закрывать на него глаза. Это касается моего клиента мистера Эбернети, который недавно покинул нас. Скажите, вы абсолютно уверены, что его смерть произошла в результате естественных причин?

Румяный и добродушный Ларраби с удивлением посмотрел на адвоката:

– Что, черт возьми, вы имеете в виду?.. Конечно, да! Я ведь подписал свидетельство, не так ли? Если б я так не думал…

Юрист искусно остановил его:

– Конечно-конечно! Уверяю вас, что у меня и в мыслях не было не доверять вам. Но мне бы хотелось еще раз услышать ваше подтверждение этому факту в свете… э-э-э… некоторых слухов, которые появились не так давно.

– Слухов? Что за слухи?

– Никогда не знаешь, как начинаются подобные разговоры. – Теперь голос мистера Энтвисла звучал насквозь фальшиво. – Но в любом случае я уверен, что их необходимо прекратить, может быть, даже используя силу.

– Эбернети был больным человеком. Он страдал от болезни, которая свела бы его в могилу через, скажем, максимум два года. Хотя это могло произойти и быстрее. Смерть сына сильно подорвала его желание жить и способности организма к сопротивлению. Готов признать, я не ожидал, что смерть наступит так скоро или так неожиданно, но подобные прецеденты бывают во множестве. Любой врач, который берется предсказать, когда точно умрет его пациент или сколько он еще проживет, делает из себя полного дурака. Невозможно точно предугадать влияние личности самого больного. Иногда у слабых вдруг появляется невероятное желание жить, а сильные, напротив, легко поддаются болезни.

– Все это я понимаю и ни в коем случае не ставлю под сомнение ваш диагноз. Мы можем сказать – хотя это и звучит довольно мелодраматично, – что мистер Эбернети был приговорен. Я же спрашиваю вас несколько о другом – может ли человек, знающий, что он приговорен, добровольно и осознанно укоротить свою бренную жизнь? Или, может быть, ему в этом помог кто-то третий?

Доктор Ларраби нахмурился:

– Вы говорите о самоубийстве? Эбернети был не такой человек.

– Я понимаю. То есть с медицинской точки зрения вы можете дать гарантию, что такое невозможно?

Медик беспокойно пошевелился в кресле.

– Я бы не стал использовать слово «невозможно». После смерти сына жизнь уже не представляла для Эбернети того интереса, что прежде. Со своей стороны я считаю, что никакого самоубийства не было, но не могу сказать, что оно невозможно.

– Сейчас вы говорите с точки зрения психологии. А я, когда говорю о медицинской точке зрения, то именно ее и имею в виду: обстоятельства его смерти полностью исключают такую возможность?

– Нет-нет… Этого я не могу сказать. Он умер во сне, как часто умирают люди. И у меня не было причин подозревать самоубийство, ничто в его психологическом состоянии об этом не говорило. Если каждый раз, когда во сне умирает серьезно больной человек, мы будем требовать проведения вскрытия…

Лицо врача краснело все больше и больше. Энтвисл поторопился вмешаться:

– Все это так, все так. А что, если такое свидетельство было, но вы просто не обратили на него внимания? Если, например, он кому-то что-то сказал?..

– Сказал о том, что собирается совершить самоубийство? Действительно? Тогда я должен сказать вам, что очень удивлен.

– Но все-таки, если все это было именно так – поймите, что мы говорим чисто гипотетически, – можете ли вы полностью исключить такое развитие событий?

– Нет, я не могу этого сделать, – медленно произнес доктор Ларраби. – Но хочу повторить еще раз – меня это очень удивило бы.

Адвокат немедленно попытался развить свой успех:

– В таком случае, если мы предположим, что умер он не естественной смертью – еще раз, это все только мои предположения, – как он мог это сделать? Я имею в виду, с помощью какого препарата?

– Таких препаратов несколько, но, скорее всего, это мог быть какой-то наркотик. И точно никаких следов цианида – смерть была очень спокойной.

– А он принимал снотворные таблетки или микстуру? Что-нибудь в этом роде?

– Да. Я прописал ему «Сламберил» – совершенно безопасный и надежный гипнотик. Принимал он его не каждую ночь. Да и бутылочка с таблетками была достаточно маленькая. Превышение дозы в три или даже в четыре раза не вызвало бы смерть. Кстати, мне вспоминается, что я видел эту бутылочку на его умывальнике сразу же после смерти – она была почти полная.

– А что еще вы ему выписывали?

– Да много чего. Препарат, который содержал небольшие количества морфина, чтобы снимать приступы боли… Витамины в капсулах… Микстуру против несварения желудка…

Адвокат прервал собеседника:

– Витамины в капсулах? Кажется, мне тоже их один раз выписывали. Такие небольшие круглые желатиновые капсулы…

– Совершенно верно. С адексолином.

– А нельзя ли было положить в одну из этих капсул что-то еще?

– Вы имеете в виду какой-нибудь смертельный препарат? – Медик уже не скрывал своего удивления. – Но ведь ни один человек не будет… послушайте, Энтвисл, к чему вы клоните? Боже мой, уж не хотите ли вы сказать, что его убили?!

– Я не очень хорошо понимаю, что хочу сказать. Скорее просто хочу понять, что возможно, а что нет.

– Но какие факты у вас есть, чтобы предположить нечто подобное?

– Никаких, – ответил адвокат усталым голосом. – Мистер Эбернети мертв, и тот, с кем он говорил, тоже умер. Все это на уровне слухов – смутных и неприятных, которые я, если это возможно, хочу прекратить. И если вы сейчас скажете, что ни один человек не имел возможности отравить мистера Эбернети, то вы сделаете меня счастливым! Уверяю вас, что вы снимете с моих плеч колоссальный груз.

Ларраби поднялся на ноги и стал прогуливаться по кабинету.

– Я не могу сказать вам то, чего вы от меня ждете, – ответил он. – Хотя мне этого и хотелось бы. Конечно, его могли убить. Любой мог удалить из капсулы масло и заменить его, например, чистым никотином или еще добрым десятком других препаратов. Или, например, подложить ему что-то в еду или питье. Такое выглядит даже более вероятным.

– Может быть, вы и правы, но в момент его смерти в доме находились только слуги – а я не думаю, что кто-то из них способен на такое. Более того, я уверен, что нет. Поэтому-то и ищу какую-то возможность, при которой результат был бы отдален во времени. Ведь не существует такого препарата, как мне кажется, который можно дать сегодня, а умрет человек через несколько недель?

– Идея интересная, но, боюсь, неосуществимая, – сухо сказал врач. – Я знаю вас, Энтвисл, как человека уравновешенного; кто распространяет подобные слухи? Мне они кажутся слишком надуманными и неправдоподобными.