В волнении Тимоти откинул плед и выпрямился в кресле. Сейчас в нем не было заметно никаких признаков слабости или хрупкости – наоборот, подумал Энтвисл, он выглядел вполне здоровым мужчиной, хотя, может быть, и слегка нервным. Более того, старый адвокат вдруг понял, что Тимоти всю жизнь тайно завидовал Ричарду. Они были достаточно похожи, чтобы младший брат остро чувствовал силу характера и деловую хватку старшего. После смерти Ричарда Тимоти надеялся наконец занять его место у рычагов власти и начать распоряжаться судьбами людей. А брат не дал ему такой возможности. А думал ли он вообще об этом? И если да, то почему отказался от этого плана?

Неожиданное мяуканье кошек в саду вырвало Тимоти из кресла. Подлетев к окну, он поднял штору и заорал: «Немедленно прекратите!», а потом схватил толстенную книгу и запустил ею в нарушителей спокойствия.

– Проклятые коты, – проворчал он, возвращаясь к своему посетителю, – разрушают все клумбы, и я совсем не могу выносить их чертов вой… Хотите выпить, Энтвисл? – спросил он, снова усаживаясь в кресло.

– Пока нет. Мод угостила меня великолепным чаем.

Хозяин дома фыркнул:

– Мод – женщина многих достоинств, но и заниматься ей приходится слишком многим. Даже во внутренностях нашей машины ей приходится рыться – она стала почти механиком, знаете ли.

– Я слышал, что у нее была серьезная поломка, когда она возвращалась с похорон.

– Да, машина просто вдруг умерла. Мод хватило ума позвонить и предупредить об этом, но эта наша приходящая идиотка прислуга так записала информацию, что понять ее было просто невозможно. Я вышел немного подышать свежим воздухом – доктор советует побольше физических нагрузок, если они мне не мешают, – а когда вернулся, увидел на клочке бумаги запись: «Мадам сожалеет машина сломалась придется ночевать». Естественно, я решил, что она все еще в Эндерби-холле. Позвонил туда и выяснил, что Мод уехала еще утром. То есть поломка могла произойти где угодно. Ничего себе ситуация! Эта приходящая идиотка оставила мне на ужин лишь слипшиеся макароны с сыром. Мне пришлось идти на кухню и самому разогревать их, а потом еще делать себе чай, не говоря уже о нагревании бойлера! У меня вполне мог начаться сердечный приступ, но разве таких женщин это волнует? Нет, конечно! Если б у нее была хоть какая-нибудь порядочность, то она в тот вечер вернулась бы и ухаживала за мной. У этих людей из низших слоев совсем не осталось никакого понятия о лояльности… – Он грустно вздохнул.

– Я не знаю, что Мод рассказала вам о самих похоронах и о присутствовавших там родственниках, – заговорил мистер Энтвисл, – но Кора поставила всех в неудобное положение. Весело так сказала о Ричарде: «Но ведь его же убили, нет?»

Тимоти слегка закашлялся.

– Об этом я тоже слышал. Все уставились в пол и притворились, что они в шоке. Но это, безусловно, в стиле Коры. Вы же помните, как она постоянно вляпывалась во что-то, когда была девочкой, а, Энтвисл? И во время нашей свадьбы тоже что-то выдала и расстроила Мод… Жене она никогда не нравилась. Так вот, Мод позвонила мне вечером после похорон, чтобы узнать, как у меня дела и пришла ли миссис Джонс накормить меня ужином. А потом рассказала мне, что все прошло очень здорово, а я спросил: «А что с завещанием?», и она стала вилять, но, естественно, я все из нее вытянул. Я не мог поверить услышанному и сказал ей, что она ошиблась, но она стояла на своем. Мне было больно, Энтвисл, это действительно сильно меня ранило, если вы понимаете, о чем я. Со стороны Ричарда это было как плевок в душу, если хотите знать мое мнение. Я знаю, что о мертвых плохо не говорят, но клянусь…

Какое-то время Тимоти продолжал распространяться на эту тему. А потом в комнате появилась Мод и твердо сказала:

– Мне кажется, дорогой, что мистер Энтвисл слегка засиделся у тебя. Ты обязательно должен отдохнуть. Если вы обо всем договорились…

– Да, мы обо всем договорились, – отозвался ее муж. – Вам придется все взять на себя, Энтвисл. И сообщите, когда они поймают мерзавца, если это когда-нибудь произойдет. В наши дни я не доверяю полиции. Все ее начальники какие-то не такие. Вы проследите за… э-э-э… погребением, хорошо? Боюсь, что мы присутствовать не сможем. Но прошу вас, закажите дорогой венок и проследите, чтобы в свое время на могиле была установлена достойная плита. Я полагаю, что ее похоронят там же, где она и жила? Смысла везти ее на север я не вижу, а где похоронен Ланскене, никто не знает, – наверное, где-то во Франции. Не знаю, что полагается писать на плите, если покойника убили… Не можем же мы написать «ушла с миром» или что-нибудь в этом роде! Надо подобрать что-то подходящее – может быть, «R.I.P.[43]»?.. Хотя нет, это для католиков.

– Ты видишь, Господи, обиду мою; рассуди дело мое[44], – пробормотал мистер Энтвисл. Удивленный взгляд, который Тимоти бросил на него, заставил адвоката чуть заметно улыбнуться. – Это из Плача Иеремии, – пояснил он. – Кажется, что это подходит, хотя и несколько мелодраматично. В любом случае до установки плиты должно пройти какое-то время. Земля на могиле должна, так сказать, осесть. Прошу вас, ни о чем не беспокойтесь. Мы все сделаем и сообщим вам.

На следующее утро, сразу поле завтрака, Энтвисл отбыл в Лондон.

Добравшись до дома и немного поколебавшись, он позвонил своему другу.

– Не могу передать вам, как польщен вашим приглашением, – сказал мистер Энтвисл, тепло пожимая руку хозяину дома.

Эркюль Пуаро гостеприимно указал на кресло возле камина.

Старый адвокат уселся, с удовлетворением вздохнул и сообщил, что только утром вернулся из деревни.

– И у вас возникла проблема, по поводу которой вы хотите у меня проконсультироваться? – уточнил сыщик.

– Да. Боюсь, что это довольно длинный и запутанный рассказ.

– Тогда мы перейдем к нему только после того, как отобедаем. Джордж!

В комнате немедленно материализовался Джордж, который держал в руках тарелку с pâté de foie gras[45] и салфетку с горячим тостом.

– Pâté мы съедим здесь, у огня, – сказал Пуаро, – а потом перейдем за стол.

По прошествии полутора часов мистер Энтвисл удобно вытянулся в кресле и испустил удовлетворенный выдох.

– Вы, Пуаро, без сомнения, знаете, как наслаждаться жизнью. В этом французам равных нет.

– Я бельгиец, но во всем остальном вы абсолютно правы. В мои годы основной радостью – и, я бы сказал, единственной радостью – становится чревоугодие. К счастью, у меня прекрасное пищеварение.

– Ах, вот как, – пробормотал юрист.

На обед им подали sole veronique[46], за которым последовал escalope de veau milanaise[47], а закончилось все poire flambée[48] с мороженым.

Пили они сначала «Пюйи Фюисс»[49], потом «Кортон»[50], а теперь рядом с локтем мистера Энтвисла стоял стакан превосходного портвейна. Пуаро, который портвейн не любил, предпочел «Крем дё какао»[51].

– Не представляю, – мечтательно произнес адвокат, – где вы умудряетесь находить такие отбивные – они просто тают во рту!

– На континенте у меня есть друг, который держит мясную лавку. Я помог ему решить одну небольшую семейную проблему. А он человек благодарный – поэтому с того момента с большой симпатией относится к потребностям моего желудка.

– Семейная проблема, – вздохнул Энтвисл. – Лучше бы вы мне об этом не напоминали. Такой восхитительный вечер…