– Мне стоит только сказать это слово…

Пуаро поспешно перебил ее. Он не доверял чувству юмора графини. Возможно, инспектору Стивенсу грозит серьезная опасность.

– Профессор Лискерд хочет поговорить с вами.

Профессор стоял рядом с ней и с упреком смотрел на нее.

– Вы взяли мой стейк, – пожаловался он. – Зачем вы его взяли? Это был хороший стейк!

– В четверг вечером, старина, – сказал Джепп. – Вот тогда шарик взлетит. Конечно, это добыча Эндрюса из отдела по борьбе с наркотиками, но он с радостью позволит вам принять участие… Нет, спасибо, не стану пить ваши странные сиропы. Мне надо позаботиться о желудке. Что это у вас там – виски? Это мне больше подойдет!

Поставив бокал, инспектор продолжал:

– Мы решили проблему, кажется. Из клуба есть другой выход – и мы его нашли!

– Где?

– За грилем. Часть его поворачивается.

– Но вы бы наверняка увидели…

– Нет, старина. Когда началась облава, погас свет – его выключили на центральном щитке, – и у нас ушла минута или две, чтобы снова включить его. Никто не вышел через парадную дверь, потому что за ней следили, но теперь ясно, что кто-то мог выскользнуть через тайный ход с этой гадостью. Мы обследовали дом за клубом – и так разгадали этот трюк.

– И что вы собираетесь делать?

Джепп подмигнул:

– Пусть все идет по плану: появляются полицейские, свет гаснет – а кто-то будет ждать за этой тайной дверью и посмотрит, кто из нее выйдет. На этот раз они попались!

– Почему в четверг?

Инспектор снова подмигнул:

– Теперь «Голконда» у нас на прослушивании. Оттуда в четверг будет доставлен товар. Изумруды леди Кармайкл.

– Вы позволите мне тоже кое-что подготовить? – спросил Пуаро.

Сидя, как обычно, за столиком возле входа в четверг вечером, Пуаро изучал окружающую обстановку. Как обычно, в «Аду» царило оживление.

Графиня была еще более ярко раскрашена, чем обычно, если это возможно. Сегодня она вела себя очень по-русски – хлопала в ладоши и взвизгивала от хохота. Появился Поль Вареско. Иногда он носил безупречный вечерний костюм, а иногда, как сегодня, предпочитал появляться в чем-то вроде наряда «апаш», в застегнутом на все пуговицы сюртуке с шарфом на шее. Он выглядел жестоким и привлекательным. Покинув тучную женщину средних лет, усыпанную бриллиантами, Вареско наклонился над Алисой Каннингем, которая сидела у столика и деловито писала в маленькой записной книжке, и пригласил ее на танец. Тучная женщина бросила хмурый взгляд на Алису и с обожанием посмотрела на Вареско.

В глазах мисс Каннингем не было обожания. В них горел чисто научный интерес, и Пуаро уловил отрывки их разговора, когда они в танце двигались мимо него. Она продвинулась дальше его гувернантки в детстве и теперь собирала сведения о наставнице в подготовительной школе Поля.

Когда музыка умолкла, Алиса села рядом с Пуаро; вид у нее был довольный и возбужденный.

– Очень интересно, – сказала она. – Вареско станет одним из самых значительных случаев в моей книге. Символика четко просматривается. Неприятности с жилетками, например, потому что «жилет» подразумевает «власяницу», со всеми ее ассоциациями, – и все становится совершенно ясным. Вы скажете, что он определенно криминальный тип, но его можно исцелить…

– Одной из самых дорогих сердцу женщины иллюзий всегда было то, что, по ее убеждению, она способна перевоспитать шалопая, – заметил сыщик.

Алиса Каннингем холодно посмотрела на него:

– В этом нет ничего личного, месье Пуаро.

– В этом никогда нет ничего личного, – ответил сыщик. – Всегда чисто бескорыстный альтруизм, но его объектом обычно является привлекательный представитель противоположного пола. Например, вас интересует, в какую школу я ходил или как ко мне относилась наставница?

– Вы не криминальный тип, – возразила мисс Каннингем.

– А вы способны распознать криминальный тип, когда он вам встречается?

– Конечно.

К ним подошел профессор Лискерд и сел рядом с Пуаро.

– Вы беседуете о преступниках? Вам следовало бы изучить уголовный кодекс Хаммурапи, месье Пуаро. Тысяча восьмисотый год до нашей эры, очень интересно. «Человека, пойманного на воровстве во время пожара, следует бросить в огонь».

Он с удовольствием воззрился на электрогриль перед собой.

– Существуют и более древние, шумерские законы. «Если жена возненавидит своего мужа и скажет ему: “Ты не мой муж”, ее нужно бросить в реку». Дешевле и проще развода в суде. Но если муж скажет то же самое жене, он всего лишь должен будет выплатить ей определенную меру серебра. Его-то в реку никто не бросит.

– Все та же старая история, – сказала Алиса Каннингем. – Один закон для мужчины, и другой – для женщины.

– Женщины, разумеется, больше ценят денежную стоимость, – задумчиво произнес профессор. – Знаете, – прибавил он, – мне нравится этот клуб. Я прихожу сюда почти каждый вечер. Мне не приходится платить. Графиня об этом договорилась – очень любезно с ее стороны – в благодарность за мои советы по отделке помещения, так она говорит. В действительности отделка почти не имеет ко мне отношения, я понятия не имею, зачем она задавала мне вопросы, и, естественно, они с художником сделали все не так. Надеюсь, никто не узнает, что я имел хоть какое-то отношение к этим ужасным вещам. Я не должен был пережить всего этого. Но она чудесная женщина, я всегда считал ее похожей на вавилонянку. Вавилонские женщины хорошо разбирались в делах, знаете ли…

Слова профессора утонули во внезапном хоре голосов. Прозвучало слово «полиция», женщины вскочили, все зашумели. Свет погас, и электрический гриль тоже.

Невзирая на весь этот гам, голос профессора продолжал спокойно излагать различные примеры законов Хаммурапи.

Когда свет зажегся снова, Эркюль Пуаро уже одолел половину подъема по широким низким лестничным ступенькам. Полицейские у двери отдали ему честь, он вышел на улицу и зашагал к углу. Прямо за углом, прижавшись к стене, стоял маленький, дурно пахнущий человечек с красным носом. Он заговорил хриплым, тревожным шепотом:

– Я здесь, начальник. Мне пора приступать к делу?

– Да. Вперед.

– Вокруг чертова уйма «бобби»!

– Всё в порядке. Их о вас предупредили.

– Надеюсь, они не станут вмешиваться?

– Не станут. Вы уверены, что сможете выполнить то, за что взялись? Этот зверь большой и злобный.

– Со мной он не будет злобным, – уверенно ответил человечек. – Потому что у меня тут кое-что имеется. Любой пес пойдет за мной в ад ради этого!

– В данном случае, – пробормотал Эркюль Пуаро, – он должен пойти за вами из Ада.

Рано утром зазвонил телефон. Пуаро взял трубку. Голос Джеппа произнес:

– Вы просили меня позвонить вам.

– Да, просил. Ну, и как?

– Никаких наркотиков – но мы нашли изумруды.

– Где?

– В кармане у профессора Лискерда.

– У профессора Лискерда?

– Вы тоже удивлены? Откровенно говоря, я не знаю, что и думать! Он выглядел удивленным, как младенец; уставился на них, сказал, что не имеет ни малейшего понятия, как они попали в его карман, – и, будь я проклят, я верю, что он говорит правду! Вареско, должно быть, просто сунул их ему в карман в темноте. Я не могу даже представить себе, чтобы такой человек, как Лискерд, был замешан в таком деле. Он член всех этих претенциозных обществ, даже связан с Британским музеем! Единственное, на что он тратит деньги, – это книги, притом пыльные, подержанные книги… Нет, он не вписывается в эту картину. Я начинаю думать, что мы ошибаемся и что в этом клубе нет никаких наркотиков.

– О нет, они есть, друг мой, и они были там сегодня вечером. Скажите, никто не выходил через ваш тайный проход?

– Выходил принц Генри Сканденбергский со своим конюшим – он только вчера прибыл в Англию. Витамиан Эванс, член кабинета министров… Дьявольская работа – быть министром лейбористов, приходится проявлять крайнюю осторожность! Никто не возражает, когда министр-тори тратит деньги на разгульную жизнь, поскольку налогоплательщики думают, что он тратит свои собственные деньги. Но когда это делает лейборист, публика чувствует, что он тратит ее деньги! И так оно и есть, в каком-то смысле… Леди Беатриса Винер вышла последней: она послезавтра собирается выйти замуж за этого самоуверенного молодого герцога Леоминстерского. Не верю, чтобы кто-то из них был в этом замешан.