– О, я знаю, знаю…

Сыщик некоторое время наблюдал за ней, отмечая ее тревожное недоумение, ее ощутимую неуверенность.

– Я думаю, – сказал он наконец, – я уверен, вы все же знаете, что породило все эти истории.

Медсестра Гаррисон покраснела.

– Ну, я могла бы, наверное, высказать догадку… Я думаю, это Беатрис, служанка, распустила все эти сплетни, и, мне кажется, я догадываюсь, что ее навело на эту мысль.

– Что же?

Медсестра Гаррисон заговорила, довольно бессвязно:

– Понимаете, я кое-что случайно услышала… обрывок разговора доктора Олдфилда с мисс Монкриф… и я уверена, что Беатрис его тоже слышала, только она никогда в этом не признается.

– Что это был за разговор?

Медсестра Гаррисон помолчала, словно проверяла точность своих воспоминаний, потом сказала:

– Это было недели за три до последнего приступа, который убил миссис Олдфилд. Они находились в столовой. Я спускалась по лестнице, когда услышала, как Джин Монкриф сказала: «Сколько еще это продлится? Я не выдержу, если придется ждать еще долго». И доктор ей ответил: «Теперь уже недолго, дорогая, я тебе клянусь». А она: «Я не могу вынести это ожидание. Ты действительно думаешь, что все будет в порядке?» А он: «Конечно. Ничего не может случиться. В следующем году в это время мы уже будем женаты».

Пауза.

– Тогда я впервые заподозрила, месье Пуаро, что между доктором и мисс Монкриф что-то есть. Конечно, я знала, что он ею восхищается и что они очень близкие друзья, но ничего больше. Я снова поднялась по лестнице – я испытала нечто вроде шока, – при этом заметила, что дверь на кухню открыта. И с тех пор я думаю, что Беатрис, должно быть, подслушивала. Вы ведь понимаете, правда, что их разговор можно истолковать в двух смыслах? Он мог просто означать, что доктор знал: его жена серьезно больна и не сможет прожить дольше; я не сомневаюсь, что именно это он имел в виду, но для такой женщины, как Беатрис, эти слова могли иметь другой смысл. Ей могло показаться, что доктор и Джин Монкриф определенно… ну, они определенно планировали покончить с миссис Олдфилд.

– Но вы сами так не думаете?

– Нет, нет, конечно, нет…

Пуаро испытывающее посмотрел на нее:

– Мадам Гаррисон, что еще вам известно? О чем еще вы мне не рассказали?

Она вспыхнула и резко ответила:

– Нет же, конечно, нет. Что еще может быть?

– Не знаю. Но я подумал, что, может быть… что-нибудь?

Женщина покачала головой. На ее лицо вернулось прежнее встревоженное выражение.

– Возможно, – произнес Эркюль Пуаро, – Министерство внутренних дел распорядится произвести эксгумацию тела миссис Олдфилд.

– Ох, нет! – Медсестра Гаррисон пришла в ужас. – Как это ужасно!

– Вы считаете, что это было бы неправильно?

– Я считаю, что это было бы ужасно! Подумайте о разговорах, которые это вызовет! Это будет кошмаром, настоящим кошмаром для бедного доктора Олдфилда.

– Вы не считаете, что это могло бы быть полезным для него?

– Как это может быть полезным?

– Если он невиновен, – ответил Пуаро, – его невиновность будет доказана.

Он умолк, наблюдая, как эта мысль проникает в сознание медсестры Гаррисон, как та озадаченно нахмурилась, а потом лицо ее прояснилось.

Женщина глубоко вздохнула и посмотрела на него.

– Я об этом не подумала, – просто сказала она. – Конечно, это единственное, что нужно сделать.

С верхнего этажа донеслись глухие удары. Медсестра Гаррисон вскочила:

– Это моя старая дама, мисс Бристоу. Она проснулась после дневного сна. Я должна пойти и успокоить ее перед тем, как ей принесут чай и я пойду на прогулку. Да, месье Пуаро, я думаю, вы совершенно правы. Вскрытие уладит это дело раз и навсегда. Оно пресечет все эти ужасные слухи о бедном докторе Олдфилде, они заглохнут.

Она пожала ему руку и поспешно вышла из комнаты.

Эркюль Пуаро дошел до почты и позвонил в Лондон.

Голос на другом конце провода звучал раздраженно:

– Разве вам необходимо все это разнюхивать, мой дорогой Пуаро? Вы уверены, что это наш случай? Вы знаете, чего обычно стоят все эти деревенские сплетни – просто ничего не стоят!

– Это случай особый, – ответил Эркюль Пуаро.

– Ну, если вы так говорите… У вас такая утомительная привычка всегда оказываться правым. Но если все это яйца выеденного не стоит, мы будем вами недовольны, вы же понимаете.

Эркюль Пуаро улыбнулся про себя и тихо ответил:

– Зато я буду доволен.

– Что вы сказали? Я не расслышал.

– Ничего. Абсолютно ничего.

И сыщик положил трубку.

Войдя в помещение почтового отделения, он перегнулся через прилавок и сказал своим самым любезным тоном:

– Вы случайно не могли бы сказать мне, мадам, где теперь живет служанка, которая раньше работала у доктора Олдфилда; ее зовут Беатрис…

– Беатрис Кинг? Она с тех пор сменила два места. Сейчас она служит у миссис Марли, за банком.

Пуаро поблагодарил ее, купил две открытки, блок марок и изделие местной гончарной мастерской. Делая эти покупки, он завел разговор о смерти покойной миссис Олдфилд. И успел заметить странное выражение, промелькнувшее на лице сотрудницы почты.

– Внезапная смерть, правда? – сказала она. – О ней ходит много слухов, как вы, наверное, слышали… – В ее глазах зажглось любопытство. – Может быть, вы поэтому хотите увидеться с Беатрис Кинг? Нам всем показалось странным то, как внезапно ее уволили оттуда. Кое-кто думает, что она кое-что знала, – и, возможно, она знала. Она несколько раз прозрачно намекала на это…

Беатрис Кинг оказалась низкорослой, пронырливой на вид девицей с аденоидами. Она притворялась очень тупой, но ее глаза свидетельствовали о большем уме, чем она хотела показать своим поведением. Однако казалось, что из Беатрис Кинг ничего выудить не удастся.

– Я ничего не знаю… – повторяла она. – Не мне говорить о том, что там происходило… я не знаю, что вы имеете в виду, когда говорите о подслушанном разговоре между доктором и мисс Монкриф. Я не из тех, кто подслушивает под дверью, и вы не имеете права утверждать это. Я ничего не знаю.

– Вы когда-нибудь слышали об отравлении мышьяком?

На надутом лице девушки быстро промелькнул интерес.

– Значит, вот что было в той бутылочке с лекарством…

– В какой бутылочке с лекарством?

– В одной из тех бутылочек с лекарством, которое мисс Монкриф готовила для мадам. Медсестра была очень расстроена, я это видела. Она попробовала его на вкус и понюхала, а потом вылила в раковину и наполнила бутылочку обычной водой из крана. Во всяком случае, это было бесцветное лекарство, похожее на воду. А однажды, когда мисс Монкриф принесла хозяйке чайник чая, медсестра отнесла его обратно вниз и заварила новый чай: сказала, что он залит не кипятком, но это только то, что я сама видела! Я думала, что это просто излишняя осторожность, свойственная всем медсестрам, но я не знаю, здесь могло быть нечто большее…

Пуаро кивнул.

– Вам нравилась мисс Монкриф, Беатрис?

– Я ничего против нее не имела… Немного высокомерна. Конечно, я всегда знала, что ей нравится доктор. Стоило только увидеть, как она на него смотрит…

Пуаро снова кивнул и вернулся в гостиницу, где отдал Джорджу некоторые распоряжения.

Доктор Алан Гарсия, аналитик Министерства внутренних дел, потер ладони и подмигнул Эркюлю Пуаро:

– Ну, полагаю, это вас устраивает, месье Пуаро, человек, который всегда прав…

– Вы слишком добры, – сказал Пуаро.

– Что вас на это навело? Сплетни?

– Как вы говорите: «Входит Молва в одежде, сплошь разрисованной языками»[14].

На следующий день Пуаро снова сел в поезд, идущий в Маркет-Лофборо.

Городок гудел, как пчелиный улей. Он тихо гудел с тех пор, как произвели эксгумацию. Теперь, когда просочились результаты вскрытия, возбуждение достигло стадии лихорадки.