— Стал он таким потому, что в нём никто не живёт. Надо пригласить туда подходящего монаха, чтобы там поселился! — и звали туда одного за другим человек шесть или семь монахов, но все они исчезали — кто пропал среди ночи, кто ушёл неведомо куда, никто уже больше туда не ходил, и остался храм заброшенным.

Иккю услышал об этом и сказал:

— Поручите этот храм мне! Наверняка там поселился какой-то дух.

Он тут же направился в тот храм, а жители, услышав это, рассказали ему всё о нём и всячески отговаривали туда ходить. Он же всё твердил:

— Поручите это мне! — и пошёл в одиночку в этот покосившийся старый храм с растрескавшимися стенами, зажёг только маленький светильник и стал ждать, когда придёт ночь.

Вот наступил уже час Мыши[291], как ему показалось, и тут храм затрясся, страшно засверкали молнии, и вдруг из глубины храма вышла к нему юная девушка лет шестнадцати, с прекрасным лицом и приятная на вид, и приблизилась к Иккю.

Иккю, нисколько не испугавшись, сказал:

— Я знаю, кто вы такая, госпожа. Уходите отсюда! — и только он это сказал, она исчезла без следа.

Через некоторое время появился отрок таких же примерно лет, принёс чайник и глиняную чашку и подошёл к Иккю:

— Согрейтесь! Давайте налью вам сакэ!

Иккю же, нимало не робея, сказал:

— Это снова ты? — и отрок тоже исчез.

Пока всё это длилось, вот уже и час Быка[292], наверное, наступил, в храме всё зашаталось, зашумело, засверкала молния пуще прежнего, и со вспышкой молнии выскочил монах в один дзё[293] ростом, с лицом таким, как будто болен желтухой, и с налитыми кровью глазами, которыми он воззрился куда-то под алтарь.

Иккю, увидев его, сказал:

— Надо же, что за глупость — вот и в третий раз ты явился. Убирайся к себе под землю! — и от этих слов тот тут же исчез.

Вот уж начало светать, и местные жители гурьбой пришли к тому храму.

— А ведь об этом Иккю говорили, будто он воплощённый Будда, как жаль, если духи убили его! — говорили они и возглашали имя будды Амиды, подошли на один тё[294] к храму и стали звать на все лады:

— Иккю, где вы? Господин монах, вы там?

Когда Иккю вышел из ворот, они завопили от радости и некоторое время не смолкали. И вот вместе с Иккю зашли они в тот храм.

Иккю сказал:

— Для начала нужно этот храм сломать, а потом выкопать под алтарём яму в три сяку глубиной и один кэн[295] в каждую из четырёх сторон.

Тамошние жители услышали это и говорили:

— Хоть вы так и говорите, но ведь уже с очень давних пор стоит этот храм здесь. К чему же ломать-то? — Жалко было им разрушать храм.

Иккю сказал им:

— Если так жалеете этот храм, то мы воздвигнем на этом месте другую буддийскую обитель, ещё лучше прежней!

— Ну, если так, мы сделаем, как скажете! — отвечали жители, разломали храм, стали копать под алтарём, а там оказались три горшка, полные золота.

Найденное золото поделили так: один горшок преподнесли местному начальнику, господину Коноэ, один поделили между жителями, а на один построили чудесный красивый храм.

С тех пор он носит название Сюонъан и подчиняется храму Дайтокудзи. В храме том Иккю провёл долгое время, а потому в нём хранится множество творений кисти Иккю, прочих сокровищ и изваяний будд.

^{В храме всё зашаталось, зашумело, засверкала молния пуще прежнего, выскочил монах в один дзё ростом, с жёлтым лицом, и воззрился куда-то под алтарь.}

Когда Иккю направлялся в Канто, по той же дороге ехал какой-то владетельный феодал-даймё, и то он оказывался впереди, то Иккю его обгонял. А был как раз конец «безводной» луны[296], стояла страшная жара, а на Иккю не было даже шляпы.

Тот даймё был человеком добрым, и послал к монаху слугу с такими словами: «В такую жаркую погоду господин монах почему-то без шляпы. К счастью, у меня нашлась лишняя. Немного старая, но примите её, ходите в ней, пожалуйста!» — и передал со слугой небольшую шляпу, сплетённую из осоки.

Иккю, соблюдая приличия, отвечал: «Премного благодарен вам за вашу сердечную заботу. Однако же мне, монаху, небо служит шляпой, и не бывает мне ни жарко, ни мокро».

Слуга вернулся и передал хозяину эти слова, и даймё удивился:

— Что ж, не простой он, видимо, человек. Старайтесь, чтоб не летела на него пыль из-под конских копыт, и двигайтесь так, чтобы монах был в тени! — И двинулись они дальше.

Вот пришла пора остановиться на ночь. Иккю и даймё остановились в одном и том же месте. Даймё послал к Иккю слугу передать: «Я — тот, кто недавно присылал вам шляпу. В дороге было чрезвычайно жарко, вы, наверное, изволили утомиться, так пожалуйте ко мне, преподнесу вам сакэ!» Иккю согласился: «Воспользуюсь вашим великодушным приглашением!» — и слуга проводил его к хозяину.

Вошёл он в покои, и даймё сказал:

— С давних времён в нашей стране повелось, что при встрече с человеком снимают шляпу. Что же вы свою не сняли?

Только он это сказал, Иккю тут же ответил:

— Я бы снял, да повесить некуда!

— Стало быть, вы — Иккю! — догадался даймё и предложил множество угощений. А потом они вели учёные беседы, но о чём говорили, я не слышал, а жаль.

^{Даймё послал к Иккю слугу передать: «Я недавно присылал вам шляпу. В дороге было чрезвычайно жарко, вы, наверное, изволили утомиться, так пожалуйте ко мне, преподнесу вам сакэ!»}

Был у Иккю один глупый прихожанин. Он часто захаживал к Иккю и слушал, что он рассказывает. Как-то раз он услышал такое поучение: «Если один из детей станет монахом, то девять поколений его семьи возродятся на небесах!» Он глубоко поверил в это и привёл к Иккю своего единственного сына:

— Возьмите его в ученики!

— Это несложно сделать! — отвечал Иккю, обрил мальчику голову, погладил его по голове и сказал: — Станешь золотом, как «золотые шары»[297] у быка!

Отец мальчика разозлился:

— Это что-то неслыханное! Пусть он не станет буддой, но можно ведь сказать: «Стань бодхисаттвой!» — а что толку от этих «золотых шаров» у быка? — и злобно воззрился на Иккю.

Тогда Иккю рассмеялся:

— Дело в том, что монаху в век Конца закона[298] практиковать трудно, а упасть в адскую пучину легко. Зато мошонка у быка висит, и кажется, что вот-вот упадёт, но никогда такого не было, чтобы она упала. Потому я так и сказал.

Неизвестно, как это понял тот прихожанин, только сказал:

— Интересно вы рассказываете…

В конце последней луны года Иккю направился в святилище Ёсида. На обратном пути он увидел голого бедняка, который растянулся у реки возле проспекта Имадэгава.

«Как его жаль!» — сказал Иккю, снял одно косодэ и отдал ему, а тот не выказал ни малейшей радости, вдел руки в рукава и надел подаренную одежду.

Иккю сказал:

— Удивительный ты бедняк! Обычно нищие падают ниц, вымаливая хоть одну-единственную монетку, а по тебе не видно, чтобы ты восторгался или просто обрадовался.

Бедняк отвечал:

— А тебе самому не радостно, что ты дал бедняку одежду?