Муж и дети опомнились: «Ну надо же!» — пошли к Иккю и рассказали обо всём. Он отказался ещё раз идти:
— Я уже раз её наставил, а вы просили ещё кого-то!
Но супруг с детьми так плакали и молили, что он сжалился:
— Ну что уж, раз так! — наказал вырыть труп, снова пошёл к реке, встал на берегу и сказал: — Подобно каштану, что роняет плоды в воды великой реки, лишь тело отбросив — можно спастись![76] — и швырнул труп в воду. В тот же вечер она вновь явилась им во сне: «Благодаря прекрасному наставлению — я спасена!» — и улетела от них на белом облаке в сторону Запада[77]. Все думали, что то была завидная доля.
9
Как Иккю сочинял пьесу о горной ведьме и ходил на гору Хиэй, а также о том, как хиэйские монахи просили его написать каллиграфический свиток
Когда Иккю сочинял пьесу о горной ведьме для театра Но, он пошёл на гору Хиэй к одному человеку, с которым они были дружны, чтобы посоветоваться. Он спросил:
— Как лучше продолжить строки: «Будды есть в этом мире, есть в нем разные твари, и среди несчётных созданий блуждает горная ведьма»? — а тот, будучи человеком сведущим, отвечал:
— «Весной зеленеет ива, лепестки сливы алеют»[78] будет в самый раз.
Иккю обрадовался:
— Как вы хорошо предложили! Иве свойственно быть зелёной, сливе — быть красной, а людям свойственно развлекаться стихосложением!
— Так и есть! — И они рассмеялись. Воистину, родственные души тянутся друг к другу!
Получив такой хороший совет, Иккю пошёл поклониться местным святыням. Монахи горы Хиэй, прослышав об этом, заговорили:
— Иккю известен своим искусством владения кистью! — из рук в руки передавали бумагу и тушечницы. Иккю подумал: «Они только называются буддистами, наверняка эти монахи и читать не умеют! Ладно, напишу им что-нибудь», быстро набросал им какие-то сложные для чтения строки и отдал им.
Собрались монахи со всей горы:
— Раз такой известный монах, мастер каллиграфии, посетил наш монастырь, нужно его просить написать что-то такое, что станет драгоценностью нашего монастыря в веках! — говорили они, а бывший среди них старый монах сказал:
— Вот он уже написал раньше для тех монахов, а я там ни одного знака прочесть не могу. И знаки там какие-то короткие, для того, чтоб стать сокровищем монастыря, это не годится! Нужно писать большими знаками, и подлиннее. И нечего писать так сложно, нужно просить написать что-нибудь попроще! — Все монахи с ним согласились, и тогда Иккю сказал:
— Есть у вас бумага и кисть?
— Конечно-конечно! Есть большая кисть в семь-восемь сяку, которой писал сам Дэнгё-дайси — Великий учитель, Передающий учение[79]. А бумагу мы вам склеим какой угодно длины!
— Ну, клейте бумагу. Так и быть, напишу я вам, как вы хотите, большими знаками что-нибудь такое, что прочитать будет легко. Клейте скорее!
Раз за разом подклеивали новые листы бумаги до той длины, какую ему хотелось. Получилось длинное полотно, тянувшееся от Золотого павильона храма Хиэй до жилищ мирян в Тодзусака.
— Что ж, наберём на кисть туши! — Хорошенько макнул кисть в тушь, приложил к бумаге и побежал к Фудосака, ведя линию по бумаге.
— Что, монахи, можете прочитать? — спросил он.
— Нет, ничего не понятно!
Тогда Иккю снова макнул кисть в тушь и от Фудосака побежал к самому подножию склона, ведя кисть по бумаге.
— Ну как? Ну как? Читаете? — прокричал он, а поражённые монахи отвечали:
— Нет, ничего не получается!
— Это знак «си», который в песне ироха использован в строке «Асаки юмэ миси»![80] Он длинный и легко читается!
Всем стало ясно:
— Да он ещё больший шутник, чем мы слышали! — и они разом захохотали. Этот свиток с буквой «си» до сих пор является одним из сокровищ храма. А тамошние монахи и не могли ничего сказать, ведь видели, что он сделал как раз то, о чём они его просили.
10
Как Иккю написал славословие к картине с Лин Чжао
У одного человека была картина с изображением Лин Чжао[81], которую написал преподобный Муци Фачан[82]. Услышав о том, что преподобный Иккю известен как просветлённый монах, он решил попросить Иккю написать славословие к картине. Принёс её к Иккю и изложил свою просьбу, а тот отвечал:
— Это нетрудно! Напишу вам славословие, раз уж вы хотите! — взял кисть, набросал текст и вернул картину владельцу.
— Большое спасибо! — поблагодарил тот человек, обрадовавшись: «Какой простой в обхождении монах!» — вернулся к себе и созвал друзей:
— Недавно Иккю написал славословие на той картине! — сообщил он.
— Давайте же посмотрим! — оживились они, тот человек повесил свиток в нишу-токонома, и все увидели, что на свитке иероглифами и каной написано:
Ты плела для отца соломенные корзинки,
Дочь глупца Пан-цзюйши!
Мацзу Даои
[83] обвёл его вокруг пальца,
И он выбросил сокровища в море!
Прочитав, все от удивления всплеснули руками:
— Как он над нами подшутил! Все говорят: «Как мудры Пан-цзюйши и его дочь Лин Чжао, что жили в Китае!» — и мы думали, что Иккю тоже прославит мудрость этих людей, а он написал такое, чего никто не ожидал. Воистину, просветлённый монах, каких немного в Поднебесной! — поражались они.
11
Как Иккю ограбил горшечника, а также о том, как он получил приношения и произнёс наставление-индо
Преподобный Иккю был человеком, который, как говорится, «выбросил деньги в горах, а сокровища швырнул в пучину»[84], и, если набиралась одна миска, больше подношений не принимал. Но вот наступил вечер последнего дня года, и служка сказал ему:
— Завтра Новый год, Три начала. Что вам готовить? У нас нет ни одного го[85] риса и ни одной монетки медных денег! — так печалился он, но Иккю отвечал:
— Нечего плакаться! Пойдём! — и с палкой на плече пошёл в горную деревню, на главную улицу. Там как раз мимо проходил продавец горшков. Иккю погнался за ним с криками:
— Не уйдёшь! — и перепуганный горшечник бросил своё коромысло с товаром и убежал.
— Ну вот! — сказал Иккю, отдал добычу служке, который был с ним, а тот продал горшки. Так они разжились деньгами и смогли встретить Новый год. Тут неожиданно умер один даймё, и послали за Иккю, чтобы тот прочитал посмертное наставление-индо.
— Не пойду! — отказался Иккю.
— Почему же? — спросил его посланец.
— Пойду, только если дадите мне денег! — ответил Иккю.
— Это несложно! Сколько же вы хотите?
— Одну связку и восемь монов![86]
— Хорошо! — отвечал посланец и заплатил Иккю, а тот, получив деньги, пошёл на то место, где разбойничал, намотал связку с деньгами на ручку корзины горшечника и установил табличку, на которой написал:
«Плата за горшки за последний день прошлого месяца. Прошу вычеркнуть из расчётной книги[87] всё до последней монеты!» — а дальше приписал:
«Кража от бедности не является нарушением заповеди, и вот почему. Складывающие любовные стихи не нарушают заповеди о прелюбодействе. Уважаемый мудрец преподобный Дзитин[88] писал:
