Слева на краю деревни росла узкая полоска деревьев, и капитан направился к ней через дорогу. Я поехал следом. Это были земли, принадлежащие деревне, и, стоило нам приблизиться, цыплята с писком бросились врассыпную. По такой неровной почве приходилось ехать на малой скорости, и один из наших солдат, пользуясь этим, соскочил на ходу и схватил одного из цыплят. Он не стал его убивать, а лишь связал лапы обрывком тонкой лианы и бросил в кузов. Я подумал, выживет ли он, чтобы мы потом могли полакомиться курятиной.

Несмотря на прикрытие деревьев, я чувствовал себя совершенно незащищенным. Тропмен уже почти достиг точки слияния двух дорог, и пивоварня высилась метрах в четырехстах впереди, фасадом к нам. Если мы не поостережемся, подумал я, то в роли вызывающих огонь на себя окажемся сами.

Внезапно капитан остановился. Я слегка развернул машину, чтобы сержант Муса мог держать под обстрелом пивоварню, и вылез из кабины. Держаться под прикрытием грузовика намного безопаснее, чем сидеть в кабине.

Сквозь просветы меж деревьев я видел, как Барьер с кучкой своих людей продвигается вперед по той стороне дороги, где стоит пивоварня. На развилке высилась поросшая кустарником насыпь в форме буквы «V». Это было там единственным прикрытием. Неожиданно Барьер и двое солдат рванули через открытое пространство, пытаясь добраться до насыпи.

Из пивоварни начали стрелять, пули врезались в дорогу, но Барьер сумел благополучно добраться до укрытия. Скорчившись за насыпью, он стал жестами подзывать своих людей. Те тоже помчались к цели, и вновь пивоварня ответила на этот маневр градом пуль. На этот раз я заметил вспышки огня. И сержант Муса — тоже. Он завопил от возбуждения и в свою очередь устроил пальбу.

Территорию пивоварни окружал высокий металлический забор, и стреляли из двух точек слева от ворот, ведя огонь сквозь дыры в ограде.

И тогда меня в очередной раз осенило. Я вспомнил, как Велэ говорил Тропмену, что пивоварня сложена из железобетонных блоков. В тот момент казалось, что он говорил о непреодолимости таких стен, но теперь я понял, что это не так. Бетон не представляет собой надежную защиту, если только вы не спрячетесь за ним. Глядя на сплошные стены фасада пивоварни, я понял, что, если вы хотите сделать из этого здания настоящую крепость, сначала следовало проделать в стенах бойницы. Это потребовало бы времени, а его-то у них и не было.

Я включил уоки-токи и поведал Тропмену о своих догадках.

— Потрясающе! — воскликнул он. — Вы только что это придумали? — Капитан глупо хихикнул. — Я должен поделиться с капитаном Велэ.

Конечно, Тропмен сделал вид, что сам давно до этого додумался, но меня не проведешь. Он определенно действовал по моей подсказке. Через десять минут снаряды минометов разнесли защитников пивоварни на куски.

Естественно, мне было их жаль, но на войне нет места сантиментам и полумерам. Как говорил мой отец: «Работа солдата — драться с неприятелем, а не заигрывать с ним».

Группа Барьера осталась добивать солдат в пивоварне, а все остальные двинулись в город.

Докладывая Кинку, я получил кое-какие известия и от него. Основной наш отряд атакован на дороге у Мататы с воздуха. Три самолета прилетели из-за реки. Обошлось без жертв, но возникла «некоторая дезорганизация колонны», и теперь, чтобы догнать нас, основным силам требовалось часа два, а то и больше, если атаки с воздуха повторятся.

Тропмен потемнел лицом, услышав об этом.

Понятно почему.

Барьеру, покончив с пивоварней, предписывалось вести свою группу к пристани и захватить ее или хотя бы попытаться. Им надлежало овладеть пирсом, складом горючего и всеми наличными судами, перекрыв движение по реке в обе стороны. Если Барьер не столкнется с серьезным сопротивлением, они смогут это сделать, но у него не хватало людей. А на то, чтобы одолеть засевший в военных бараках гарнизон, оставалась только группа Гутара. И это бы ничего, будь у гарнизона одна цель: защищать казармы. Но стоило угазийцам, обнаружив, что мы медлим с атакой, выйти и напасть самим до подхода нашей основной колонны — и от нас останется только мокрое место.

Мы остановились у главной площади на окаймленной деревьями улице среди старых двухэтажных домов. Некоторые из них были жилыми, но в большинстве располагались магазины, крошечные кафе и бары. Стайки чернокожих в европейской одежде стояли у кафе, глазея на нас. Они не выглядели испуганными, многие даже смеялись и шутили, лишь несколько человек казались вдребезги пьяными.

Теперь у нас вовсе не было чувства, что победа — за нами, как в Сикафу и Матате. Напротив, я всеми фибрами ощущал, что мы нажили куда больше неприятностей, чем способны переварить, и в любой момент может произойти что-нибудь совсем скверное. Наверное, это звучит глупо, но, когда я стоял рядом с Тропменом, соображавшим, что предпринять, меня нисколько не удивило бы, появись вдруг полицейский и арестуй всю нашу компанию.

Группа Гутара уже ушла вперед выяснять, что делается в казармах, и капитан, поразмыслив, наконец решил присоединиться к ней.

Мы обогнули площадь и какое-то время ехали в гору мимо обнесенного стеной старого кладбища. Грузовики Гутара стояли на обочине дороги рядом с воротами.

Я притормозил за ними, но не успел выйти из кабины, как над самой головой с оглушительным ревом промчался самолет. Я только и успел заметить на крыльях цвета Угази, как он пропал из виду. Пилот не стрелял и не сбрасывал бомб. Возможно, он лишь хотел выяснить, развевается ли по-прежнему над казармами флаг Угази.

Флаг развевался.

Гутар развернул свою группу на кладбище за осыпавшимися стенами у самых казарм и предупредил, чтобы мы не высовывали голову. Гарнизон был начеку и готов к решительным действиям. На крыше стояли два пулемета, способных немедленно изрешетить любую движущуюся цель. Угазийцы — не очень меткие стрелки, но всякое может случиться. Уилленс установил наши орудия, нацелив их на главные ворота и на открытое пространство перед ними. Таким образом, он мог сделать положение опасным для пулеметчиков, засевших на крыше, и поумерить их боевой пыл. Помимо того, Уилленс отыскал в стене кладбища дыру, чтобы вести наблюдение, и мы по очереди заглядывали в нее.

Приблизительно в двухстах метрах от нас, на дальнем конце пыльной площади, тянулась длинная каменная стена с арочным проемом посередине. Здание за этой стеной смахивало на тюрьму. Мы видели шлемы пулеметчиков, устроившихся на крыше. На флагштоке над ними уныло обвис флаг Угази. Мрачный облик тюрьмы смягчала лишь огромная бугенвиллея, усыпанная алыми цветами, чьи ветви буйно завивали арку и стену у входа.

Тропмен взглянул на капитана Велэ.

— Кто командует гарнизоном? — спросил он.

— Полковник Нгози.

— Белые офицеры есть?

— Нет.

— И что он способен предпринять, Жан-Пьер? Устроит вылазку?

— Сомневаюсь. Нгози будет держаться, пока не получит подкрепления из-за реки.

— А нельзя ли его купить?

— Может быть. — Велэ довольно улыбнулся. — Хочешь, чтобы я спросил?

— Благодарю, Жан-Пьер, но я предпочту, чтобы этот полковник пока не знал о нашей численности. А то, чего доброго, решит прорвать осаду. Но позднее, когда к нам подтянется основной отряд, может, и спросишь.

Велэ вздохнул:

— Я только хотел помочь.

— Естественно.

С реки донеслись выстрелы, почти сразу смолкли и опять возобновились через несколько минут. Тропмен обернулся ко мне:

— Пойдите узнайте у Барьера, как он там.

Пока я крался в ту сторону, стрельбы не было. Но перестрелка, видимо, взбудоражила солдат на крыше казармы. Раздался жуткий треск пулеметов, и на меня дождем хлынули сбитые ветки деревьев. Я с удовольствием убрался подальше от кладбища и сел в машину.

Вместо Барьера я застал на месте Райса.

— У нас проблемы, — тяжело дыша, сказал он. — В западном углу площади, в доме неподалеку от пристани, засели несколько человек. Кажется, там префектура. И у обороняющихся есть ружья. Думаю, мы застряли. Попытались было обойти их с фланга, но там нет места. И вдобавок ранили Рене.