Ср., между прочим, в воспоминаниях Д. Н. Свербеева (1799—1826): «Дочерей же было у нас шесть с именами далеко не аристократическими» (Свербеев Д. Н. Записки, т. I. М., 1899, с. 7—8; имеются в виду имена Матрена, Пелагея, Евфимия, Настасья, Анна и Елена); или в воспоминаниях Е. П. Яньковой (1768—1861) приведен характерный диалог: «Елизавета Петровна, у меня есть племянник, который просил меня познакомить его с вами. — Кто же это такой по фамилии?, — спрашиваю я. — Зовут его Дмитрий Калинович Благово, — говорит она. — Что же, родня, что ли, Мухановым? Это у них только в семье и бывали Ипатьичи да Калинычи, а то этого имени я никогда и не слыхивала в порядочных семьях…» (Благово Д. Указ. соч., с. 384); в другом месте мемуаристка замечает: «…к нам езжали Ергольские: один был по отчеству Тимофеич, другой Гурыч» (там же, с. 42) — отчества выступают здесь как значимая характеристика этих людей (имена которых даже не называются). Знаменательно, что П. А. Вяземскому имя Каченовского — Михаил Трофимович — казалось смешным: «Одно имя это — насмешка», писал он А. И. Тургеневу (письмо от 31 декабря 1820 г. — Остафьевский архив князей Вяземских. Под ред. В. И. Саитова, т. II, СПб., 1899, с. 132—133).

А. Н. Лесков упоминает о художнике из крестьян, который, приехав в столицу, изменил имя Антон на Анатолий, а фамилию Елдаков на Ледаков (Лесков А. Указ. соч., т. I, с. 319—320, ср. с. 467); если изменение фамилии вызвано семантическими ассоциациями (елдак — membrum virile), то изменение имени имеет чисто стилистический характер — имя Антон явно воспринималось как деревенское. А. Н. Лесков считает нужным специально отметить, что художник этот примирился «с не слишком звучным отчеством Захарович», что явно свидетельствует об аналогичном восприятии имени Захар.

Благово Д. Указ. соч., с. 147, 152.

Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч. в 20‑ти тт., т. I. М., 1965, с. 161, 165.

См. с. 19—20, 27, 105—107 нас. изд. П. В. Долгоруков — известный специалист по генеалогии, — в частности, отмечал: «Из числа потомков Рюрика роды, приявшие свое наименование от города или волости, коими владели, оканчивают фамилию свою на ‑ий, а роды, приявшие название от личного прозвища родоначальника своего, оканчивают фамилию свою на ‑ов или на ‑ин» (см.: Долгоруков П. Российская родословная книга, ч. I. СПб., 1854, с. 86—87, примеч.). Непосредственная связь такого рода фамилий с названием владения могла живо ощущаться еще в XVII в. Так, царь Алексей Михайлович запретил князьям Ромодановским писаться родовым прозвищем Стародубские, заявив, что так им называть себя «не пристойно» (см.: Карнович Е. П. Родовые прозвания и титулы в России и слияние иноземцев с русскими. СПб., 1886, с. 51).

Ср. примечательное свидетельство Н. С. Лескова: «Во вкусе … народном, — если кто хочет это проверить, — самыми лучшими прозвищами почитаются прозвища „по страны“ (то есть по стране), а „не от имени человека“. Самое лучшее прозвание у нас идет от края, от города, даже от села, вообще от местности: князь „черниговский“, „одоевский“, воевода „севский“, „гадячский“, „ломовецкий“ барин, „воронецкий“ поп, „рятяжевский“ староста. Все „от страны“. Старому почетном „седуну“ на месте название того места придается, и это есть почет. От „ломовецкого барина“ идут и дети его, тоже „ломовецкие господа“. И всех таких прозваний „по стране“ нет для народного вкуса законнее и „степеннее“. И слух народный на этот счет удивительно разборчив» (см.: Лесков Н. С. Геральдический туман (заметки о родовых прозвищах). — В кн.: Н. С. Лесков. Собр. соч. в 11‑ти тт., т. XI. М., 1958, с. 129). Следует заметить, что фамилии, образованные от топонимов с помощью рассматриваемых показателей, можно встретить, вообще говоря, в разных слоях населения, однако именно для высших социальных слоев они наиболее характерны; речь идет в данном случае об общих тенденциях, а не о правилах, не знающих исключений.

Ранее выходцы из Польского государства могли менять фамилии на ‑ский/‑цкий — видимо, ввиду их особой отмеченности в великорусском быту. Так, предок А. С. Грибоедова, Ян Гржибовский, в начале XVII в. переселился из Польши в Россию. Его сын Федор Иванович стал писаться Грибоедовым; при царе Алексее Михайловиче он был разрядным дьяком и одним из пяти составителей «Уложения», т. е. свода законов (см.: Лобанов-Ростовский А. Б. Русская родословная книга, изд. 2‑е, т. I. СПб., 1895, с. 165). Фамилия автора «Горя от ума» представляет собой не что иное, как своеобразный перевод фамилии Гржибовский.

Отметим, что и в Польше фамилии с соответствующим окончанием (‑ski, ‑cki, ‑dzki) воспринимались как шляхетские. В XVII—XVIII вв. в мещанской среде наблюдается активный процесс образования фамилий на шляхетский манер: так Żuk становится Żukowski, Baran называет себя Barański и т. п. (см.: Bystroń J. St. Nazwiska polskie (wyd. 2). Lwów—Warszawa, 1936, s. 112—130). Ср. королевский указ (1659 г.) о «нобилитации», т. е. возведении в дворянское достоинство, Василя Золотаренко: «Уважаючи дела рицерские Василя Злотаренка, рицера з войска Запорозьского… до клейноту шляхетства Польского приймуем, и уже от сего часу Злотаревским зватися будет…» (Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, т. IV. СПб., 1863, с. 215); оформлению фамилии с помощью суффикса ‑ский (‑ski) характерным образом сопутствует при этом полонизация корня (золот‑ превращается в злот‑).

Аналогичный процесс, естественно, наблюдается на Украине и в Белоруссии. Так, Г. Ф. Квитко-Основьяненко, описывая в «Пане Халявском» украинский быт XVIII в., говорит о крепостном Иванька Маяченко, который, получив отпускную, «выслужил чин, и стал уже Иван Маявецкий» (Квітка-Основ’яненко Гр. Твори, т. V, Київ, 1970, с. 386); сходным образом, например, сыновья сотника Павла Огиенко после учебы в Киеве (в первой половине XVIII в.) стали называться Огиевскими (Лазаревский Ал. Описание старой Малороссии, т. II. Киев, 1893, с. 369). Одновременно фамилии на ‑ский в противопоставлении фамилиям на ‑енко могли указывать на Украине на матримониальный статус носителя фамилии, ср. у того же Квитки-Основьяненко: «…Павел Миронович Халявченко (он умер холостым и потому не мог именоваться полным „Халявским“, но как юноша — „Халявченко“)» (Квітка-Основ’яненко Гр. Указ. соч., с. 290); это, очевидно, связано с тем, что фамилии на ‑ский передавались жене носителя фамилии (которая получала соответствующую фамилию на ‑ская), тогда как с фамилиями на ‑енко этого не происходило — фамилии на ‑енко для этого времени могут рассматриваться вообще не столько как фамилии в собственном смысле, сколько как отчества (именно так и трактует этот формант П. П. Белецкий-Носенко: «‑енко. Придаточный корень имен собственных фамильных и нарицательных мужескаго пола; равен значению: законный сын имярек, соответствует российскому ‑вичь» — Білецький-Носенко П. Словник української мови. Київ, 1966, с. 131).

См., в частности: Харлампович К. В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь, т. I. Казань, 1914.

Ср. пародийную кличку семинариста: Через-забор-на-девок-глядященский (Селищев А. М. Происхождение русских фамилий, личных имен и прозвищ. — Ученые записки Московского Университета, вып. 128. Труды кафедры русского языка, кн. 1. М., 1948, с. 129) или Превыше-колокольни-ходящинский (Рассказы и заметки сельского священника. — Русская старина, март 1879, с. 557). Здесь обыгрывается не только окончание семинарских фамилий, но и их сложный морфологический состав (ср. такие фамилии духовного происхождения, как Смиренномудренский или Остромысленский и т. п.).

Вообще о фамилиях великорусского духовенства см.: Шереметевский В. В. Фамильные прозвища великорусского духовенства в XVIII и XIX столетиях. — Русский архив, 1908, кн. I (с. 75—97, 251—273), II (с. 195—218), III (с. 44—46, 269—290); Unbegaun B.‑O. Les noms de famille du clergé russe. — Revue des études slaves, t. XX, 1942; наст. изд., с. 169—181. См. также ниже.

В XVIII в. фамилию на ‑ский, образованную от топонима, могли получать незаконнорожденные дети знатного происхождения. Так, сын Екатерины II от Григория Орлова был назван Бо́бринским по названию подаренного ему села Бо́брики (см.: Майков П. Бобринской Алексей Григорьевич. — Русский биографический словарь, том «Бетанкур — Бякстер». СПб., 1908, с. 114; ср. наст. изд., с. 182); князь А. А. Безбородко дал своей побочной дочери фамилию Верецкая по названию первой деревни, пожалованной ему Екатериной II (см.: Карнович Е. П. Указ. соч., с. 120); побочные дети графа А. К. Разумовского (от разных матерей) получали фамилию Перовские от принадлежавшего ему подмосковного села Перово (см.: Вигель Ф. Ф. Записки, т. I. М., 1928, с. 227).

См.: Васильчиков А. А. Семейство Разумовских. — «Осмнадцатый век». Исторический сборник, издаваемый П. Бартеневым, кн. II. М., 1869, с. 263, 266.

Когда после восшествия Елизаветы Петровны на престол, А. Г. Разумовский был пожалован в действительные камергеры и поручики лейб-кампании в чине генерала-лейтенанта, на Черниговщину был отправлен офицер, который должен был доставить его мать в Петербург. В ответ на расспросы офицера о том, где живет госпожа Разумовская, крестьяне отвечали: „В нас з роду не було такой пани; а е, коли божаете, хата Розумихи-вдовы» (Васильчиков А. А. Указ. соч., с. 270). В 1744 г. Разумовский получил достоинство графа Римской империи; в патенте было сказано, что «Разумовские происходят от знатной фамилии Польского королевства Рожинских, из которой фамилии Роман Рожинский поселился в Малороссийских городах, где его потомки, от своих полезных заслуг и многих благоразумных советов употребляемое ныне прозвание Розумовских получили» (там же, с. 287). Вымышленная генеалогия — нередкое явление в русском дворянском быту.

Характерно, что фамилия Разумовский может быть и духовного происхождения (см.: Unbegaun В.‑О. Op. cit., р. 43). В обоих случаях эта фамилия образована искусственно (ср. ниже об искусственно образованных фамилиях духовного происхождения).

Гоголь в «Ночи перед Рождеством» очень точно передает это отношение к столичному аканью, заставляя украинцев во дворце Екатерины II намеренно акать (ср.: «„Что ж, земляк“, сказал приосанясь запорожец и желая показать, что он может говорить и по-русски. „Што балшой город?“» и т. д. — Гоголь Н. В. Полн. собр. соч., т. I. Изд-во АН СССР, 1940, с. 233—234). Ср. свидетельство А. Г. Кантемира о социальном аспекте аканья в рукописном русско-французском словаре (1737 г.): по словам Кантемира, «les Gentilhommes et leur imitateurs changent souvent l’O en A, tant au comencèment qu’au milieu de mots; delá viennent les deux sortes de Pronontiations, qui distinguent les Gens de mise avec le Peuple. Ceux la par exemple disent: агурецъ, акошко, пападья, башмакъ, et ceux-ci: огурецъ, окошко, попадья, бошмакъ» [‘дворяне, а также те, кто им подражают, часто изменяют о в а, как в начале, так и в середине слова; отсюда идут два вида произношения, которые отличают людей из общества от простонародья: одни, к примеру, говорят агурец, акошко, пападья, башмак, а другие — огурец, окошко, попадья, бошмак’] (Лексикон славеноруской с француским — Гос. библ. им. Ленина, отд. рукописей, собр. Дурова, №41.1, л. 3; о принадлежности этого словаря Кантемиру см.: Градова Б. А. А. Д. Кантемир — составитель первого русско-французского словаря. — В кн.: Россия — Франция. Век Просвещения. Тезисы научной конференции. Л., 1987, с. 16—18).

Любопытно, что родственники Разумовских, не получившие графского достоинства, стали, по-видимому, называться Розумовскими: так, двоюродный брат А. Г. Разумовского Петр Иванович Розумовский стал нежинским полковником, а другой двоюродный его брат Василий Иванович — гадячским полковником (Васильчиков А. А. Указ. соч., с. 263—264, примеч. 3). Таким образом, они приобрели фамилию на ‑ский, однако, поскольку они оставались на Украине, они называли себя Розумовские, а не Разумовские.

Сумароков А. П. О правописании. — В кн.: Сумароков А. П. Полное собрание всех сочинений в стихах и прозе, ч. X. М., 1787, с. 27. Сам Сумароков писал фамилию Тредиаковского с окончанием ‑ой: Тредьяковской.

Тредиаковский был родом из Астрахани, однако отец его происходил из Вологды (см.: Шишкин А. Б. В. К. Тредиаковский: годы учения. — Studia slavica Academiae scientiarum hungaricae, t. XXX. Budapest, 1984, p. 128). Отец и дед Тредиаковского были священниками, сам же он учился сначала в латинском училище, основанном в Астрахани итальянскими капуцинами, а затем в московской Славяно-греко-латинской академии.

Фамилия Тредиаковский впервые фиксируется в 1721 г. в предисловии к переписанной им грамматике церковнославянского языка (в период обучения у капуцинов). Тредиаковский подписывает свое предисловие: «ученикъ латінских школъ: Basilius Trediacovensis»; здесь же имеется дарственная надпись, где он именует себя «Василей Тред[ь]яковскій». См.: Успенский Б. А. Из истории русского литературного языка XVIII — начала XIX века. М., 1985, с. 111, примеч. 74.

См.: Успенский Б. А. К истории одной эпиграммы Тредиаковского. — Russian Linguistics, 1984, №2, с. 88.

Сумароков А. П. Указ. соч., с. 27—28.

См. наст. изд., с. 27. Ср.: Русский биографический словарь, том «Бетанкур — Бякстер». СПб., 1908, с. 112—116.

См.: Степун Ф. Бывшее и несбывшееся, т. I. Нью-Йорк, 1956, с. 273.