— Уверен, так и есть, — рассердился папа. — Но я требую регулярных отчетов. От вас обоих.

— Папа!

— Ну, по крайней мере, когда сможете, хотя бы. Я не найду себе места, пока не буду уверен, что мои девочки в безопасности.

Он на это имел все основания.

— Хорошо, папа, обещаю, кто-нибудь из нас позвонит тебе сразу, как только выдастся свободная минутка. Но, повторяю: у нас все в порядке и мы в безопасности.

Немного соврала.

— Хорошо, котенок. Я тебя люблю. И маму тоже люблю. Передай ей, что я теперь меньше обеспокоен.

— Передам, папа. Я тоже тебя люблю, — и нажала на кнопку отбоя, после чего сказала маме: — Он больше на нас не злится.

— Это он так говорит, — фыркнула мама.

— Я мог бы с ним поговорить, — предложил Мартини.

— Не стоит, — сказала я. — Что я хочу сейчас больше всего, это вздремнуть.

— Никаких вздремнуть. С минуты на минуту мы попадет на Базу, — сказал Гауэр.

— Я бы согласилась, если б мы направлялись в Бруклин, — все присутствующие воззрились на меня непонимающими взглядами.

— Не уверен, что у нас есть время затесаться на концерт «Бисти Бойз», подруга, — засмеялся Райдер. В лимузине нашелся, по крайней мере, один человек, который меня понимал. И сейчас уже не важно, что он, бывшая модель международного уровня. Я слишком устала, чтоб им восхищаться.

— Жаль, могли бы немного расслабиться. Да ладно, — воскликнула я на сердитый взгляд Гауэра. — Пока не вернемся на Базу, спать запрещается. А где мы сейчас?

— Подъезжаем к безопасной точке переноса, — ответил Мартини.

— Никак она рядом с ЛаГуардия, я права?

— Я хочу завести много детей, — Мартини обратился к маме. — Но этот вопрос мы еще обсуждаем.

— Поинтересуйся на досуге, сколько и чего она из тебя может выжать, прежде, чем примет окончательное решение, — вздохнула мама.

До ЛаГуардии добирались мы спокойно. И медленно. Потому что попали как раз в час-пик и застряли в пробке. Пробки в Нью-Йорке впечатляют.

Все устали, так что мы почти не разговаривали. Это даже к лучшему — у меня появилось время обдумать все, что случилось за сегодняшний день.

Мартини немного поскулил, но, не получив поддержки от Гауэра, задремал. Пару минут спустя к нему присоединились остальные, только мы с Райдером остались бодрствовать.

Засыпая, Мартини прижался ко мне, попытался обнять. Я, решив выяснить, спит ли он на самом деле, пошла на хитрость: чуть отстранила его от себя и пристроила свою сумочку между ним и дверью. Джефф тут же прижался к сумочке и засопел спокойнее.

Кристофер, не выпуская из рук оружия, расслабился в своем уголке, Гауэр сопел напротив Мартини, а мама свернулась в клубочек, используя в качестве подушки свою сумочку. Не знаю почему, но их сонный вид сделал меня наоборот, более бдительной.

Я увидела, как Райдер смотрит на меня через зеркало заднего обзора. Заметив, что я обратила на него внимание, он предложил:

— Ты тоже можешь отдохнуть.

— Я в порядке, — покачала я головой. — Хочу, чтобы среди нас хоть кто-то был в сознании.

— Да, — усмехнулся Райдер, — мы должны следить за нашими братьями с другой планеты.

— Верно, — я вспомнила все, что произошло сегодня, и была весьма горда тем, что выставила себя больше заинтересованной в получении ответов на вопросы, чем взволнованной происходящим. — Что же получается? У них есть разные штучки типа ворот, а мы тут сидим в пробке?

— Это так не работает, подруга, усмехнулся Джеймс.

— Почему?

Райдер на мгновение затих, а потом ответил:

— Частично из-за того, что так мы менее заметны. Частично из-за того, что враг не ожидает от нас такого хода. Частично из-за того, что многие центаврицы стремятся вписаться в нашу земную жизнь.

Это могло бы сработать, если б они сплошь и рядом не выглядели такими красавчиками. Хотя все возможно, если затеряться среди обычных людей.

— Ну а как все это работает на самом деле? Я про установки, если что.

— Об этом лучше всего может рассказать Джефф.

— Ты пытаешься свести нас?

— Нет, — усмехнулся Райдер. — Они все адаптированы к земной жизни, но Мартини особенно, потому что попал сюда еще подростком.

На ум пришел Чаки. Не знаю почему. Он тоже мог адаптироваться к любой среде. Он был самым умным парнем в нашем районе, а это, как правило, привлекает внимание со стороны сильных и наглых людей. Чаки удалось не сломаться, и вот сейчас стало интересно: был ли в детстве Мартини похож на него. Опять же, если назвать настойчивость Джеффа упрямством, то с ним придется труднее, чем, в свое время мне пришлось с Чаки.

Его стремление узнать больше о Чаки говорит о том, что его навязчивая идея становится все больше и больше навязчивее. Это как если бы Профессор Икс или Брейниак услышали бы, что они снова оказались правы. Я посмотрела на Мартини. Он крепко спал сном младенца, и мне представилась возможность поговорить о нем с кем-то другим.

— Как можно его застать врасплох?

— Э-э… он устал?

— Нет, но он же эмпат. Если верить его словам, то очень сильный эмпат.

— Так и есть. Джефф — самый мощный эмпат на планете.

— Супер. Но он спит.

— Я не успеваю за твоей мыслью, подруга.

Я задумалась. Как объяснить попроще, что я имею ввиду? В результате решилась на прием, каким воспользовалась чуть раньше, когда выясняла вопрос про гипер-скорость.

— Чтобы не слышать посторонние звуки в своей голове, Сорвиголове приходилось спать в изолированной комнате.

— О-о! Ну конечно. Только у центаврийцев это работает немного по-другому. У них есть блоки.

— Конечно, — я вздохнула, — Мартини рассказывал мне о них. Но я не понимаю, где они находятся и как работают. Или эта способность, как у Икс-Мэнов, появляется со временем, во время полового созревания?

— Я не совсем в этом разбираюсь, потому что Пол не эмпат, но кое-что знаю. Талант у центаврийцев могут проявиться когда угодно, до того, как они войдут во взрослую жизнь. У них это где-то до двадцати одного года, как у нас совершеннолетие. Ну, если примерно, то да, как у Икс-Мэнов, где-то в период полового созревания.

— И что происходит, когда появление прыщей совпадает с проявлением возможностей? Матери, наверное, волнуются так же, как когда узнают, что их чадо попало в аварию, да?

— Не буду спрашивать, почему ты привела именно этот пример, подруга. Центаврийцы проверяют всех своих детей, когда те еще молоды, и определяют, когда у них разовьется талант. Вопрос только — какой это будет талант. В смысле, научно объяснимая способность.

На ум снова пришел Чаки — снова со времен колледжа.

— Кроме, возможно, мозгов.

— Да, — усмехнулся Райдер. — Такое обнаруживается раньше, и будущий эмпат получает подготовку, учится блокировать проникновение в себя чужих эмоций. Со временем они делают это на полном автомате, так же как и умение блокировать эмоциональные удары. Если, конечно, достаточно долго тренироваться боевым приемам эмпатии.

— Хорошо. Мартини еще упоминал наркотики.

— Да. Эмпаты употребляют разные препараты, но ни один из них для их метаболизма не вреден, так что наркоманами они не становятся. Эти препараты всего лишь усиливают блокировку и укрепляют собственные возможности.

— И как часто им приходится принимать эти препараты?

— Зависит от каждого эмпата, а так же от того, что он делает. Чем больше активности, физической или, в частности, эмоциональной, чем сильнее эмоциональный натиск, тем быстрее эмпат выгорает.

— Получается, у него был шанс сгореть, когда он защищал мою маму?

— Тут все зависит от боя. Ты же имеешь в виду бой, что мы провели с Мефистофелем, когда люди, которые тебе не безразличны, находятся в опасности, а тебе приходится еще и драться кулаками? Это может быстро опустошить тебя.

— Так вот почему он спит.

— Возможно. К тому же Джефф может автоматически ставить штуку, которую центаврийцы называют блокировкой сна. Если поблизости нет реальной опасности, Джефф может спать, как скала. Отрицательные эмоции должны быть сильными, чтобы разбудить его. А обычные страх или ненависть — ничто. Он натренировался их игнорировать.