Поучение царю (II, VII, 9) I Ладно сработанный лук, вделанный в рог на концах, Если отпустишь – концы врозь разойдутся легко! С братьями дружно живи, со всею по женам родней. Лучше ты с ними, о царь, не расходись далеко. II Будешь далек от родни, в ней не почуешь оплот, Станет чураться тебя собственный твой же народ. Ты наставляешь народ, ты образец и закон – Знай же: как ты поступил, так же поступит и он. III Если и тот и другой братья друг к другу добры, Великодушия в них хватит с избытком на всех. Если и тот и другой между собой недобры, Будут друг другу они точно болезнь или грех. IV Нет и в народе добра, если – так кажется мне – Тянут и тот и другой каждый к своей стороне! Чин получает иной, только в нем скромности нет, Смотришь: и чин утерял сам, по своей же вине. V Старый коняга не прочь стать молодым жеребцом, Впрочем, последствий сего этот одер и не ждет! Всякий, кто ест без конца, должен насытить живот; Чарку за чаркою пьешь? – слишком упьешься винцом! VI Ты обезьян не учи лазать на ветви дерев! К грязи ли грязь прибавлять, чувство стыда одолев? Если пойдешь, государь, сам ты стезею добра, Люди с тобою пойдут, сгинут и злоба, и гнев. VII Падает хлопьями снег, густ и обилен кругом, Тает, однако, и снег с солнечным первым лучом. Царь не желает лжецов ни прижать, ни изгнать – Злобная гордость растет, с каждым сгущается днем. VIII Падает хлопьями снег, как он обилен, смотри! С солнечным первым лучом все же растаял давно… Стали как варвары мы, стали мы как дикари! Сердце мое оттого скорбью великой полно. Там ива, я вижу, пышна и густа, Не сладко ль под ней отдохнуть по пути? Верховный владыка наш грозен весьма – Я сам не хочу к нему больше идти. Могущество ль буду его укреплять, Чтоб тяготы после нести и нести? [221]Там ива, я вижу, пышна и густа, Не сладко ль под ней отдохнуть без забот? Верховный владыка наш грозен весьма – Ужели кто сам себе вред принесет? Могущество ль буду его укреплять, Чтоб после принять еще больше тягот? Бывает, что птицы высоко летят, Но выше небес им лететь не дано. А сердце людское желаний полно – Где ставит пределы желаньям оно? Могущество ль буду его укреплять, Чтоб вызвать несчастье и горе одно? VIII Ода о запустении в столице Хао (II, VIII, 1) I Были служивые люди в столице тогда: Шубы из лис понаденут, их шубы желты, Вид благородный, ему не изменят они, Красочна речь и тонка, как в узоре цветы. О, если б снова в столицу вернулись они – Тысяч и тысяч народа сбылись бы мечты! II Были служивые люди в столице тогда: Шапки наденут – все черная ткань да камыш! Жены домов благородных идут ли куда – Как их прически пышны и красивы, глядишь! Я их теперь не увижу… Ты, сердце мое, Радости больше не знаешь и только болишь. III Были служивые люди в столице тогда: Из самоцветов носили закладки в ушах… Жены домов благородных идут ли куда, Инь, говорят, или Цзи [222] эта – так хороша! Их я теперь не увижу, и сердце мое Связано горькою скорбью, тоскует душа… IV Были служивые люди в столице тогда: Ходит, и виснут концы на его пояске. Жены домов благородных идут ли куда – Локон лежит скорпионом на каждом виске! Их я теперь не увижу, и сердце мое Ноет. За ними бы вслед устремился в тоске! V Это не то, чтоб концы опускали они, – Ткани избыток имели у них пояса! Это не то, чтоб себя завивали они, – Сами собой у красавиц вились волоса! Их я теперь не увижу, и сердце мое Ноет. Тебя повидать бы, былая краса! В ожидании мужа (II, VIII, 2) Целое утро рвала я, рвала тростники, Но не наполнила ими и обе руки. Волосы все растрепались и вкось развились; Я возвращаюсь, омою их – будут мягки. Целое утро рвала я индиго одна – Даже подола собрать не сумела сполна. Он мне сказал, что в разлуке мы будем пять дней, Вот и шестой! Я не вижу его и грустна. Если, супруг, на охоту захочется вам, Все приготовив, в чехол уложу я ваш лук; Если с удою пойдете вы рыбу ловить, Нить для уды заплету я вам, милый супруг! Рыбы какой наловил мой супруг на уду? Он наловил и лещей, говорят, и линей; Он наловил и лещей, говорят, и линей, Я поскорей поглядеть его рыбу иду! Ода о постройке города в Се[223]
(II, VIII, 3) Пышные, пышные проса поднялись ростки – Вспоены долгим они моросящим дождем. Шаоский князь ободряет всех нас на пути, К югу, далеко, далеко походом идем. Тяжести носит и возит телеги солдат, Нам выводить и быков, и повозки велят. Только тогда лишь, когда мы закончим поход, Нам и прикажут, чтоб мы возвращались назад. Едут в повозках солдаты, проходят пешком, Службу свою мы в отрядах и ратях [224] несем. Только тогда лишь, когда мы закончим поход, Воина также на отдых отпустят в свой дом. Строго прямые постройки красуются в Се, Шаоский князь завершил начертания все. Шаоский князь завершает творением рать – Вот и идет она в грозной суровой красе! Ровны низины теперь и высоты, и вот Мы расчищаем с истоков течения вод. Город постройкою шаоский князь завершил – В сердце царя и довольство, и мир настает! вернутьсяУдельные князья в установленные сроки должны были являться ко двору царя Чжоу и приносить дань со своей земли. Однако право царя на земли князей и власть его над ними с ослаблением дома Чжоу оказывались нередко чисто номинальными, между тем как аппетиты двора росли. Были случаи, когда князья отказывались являться ко двору с данью. вернутьсяИнь и Цзи – названия наиболее известных родов эпохи Чжоу. вернутьсяЭкспедиция под командованием шаоского князя Му-гуна для постройки новой столицы княжества Шэнь была отправлена в годы правления чжоуского царя Сюань-вана (827–781 гг. до н. э.). Се – местность в пределах территории нынешней провинции Хэнань. вернутьсяКормленье – уделы, получаемые князьями за службу царю. Доходы с этих владений поступали в распоряжение князей, приносящих установленную дань царю. |
