Из-за своей редкой красоты, силы и высокого роста он был взят камер-лакеем к Петру Фёдоровичу и стал одним из его ближайших и доверенных людей.

Он понравился и Екатерине, и она тоже подружилась с ним, шутливо называя его «сынком», а Чернышов её — «матушкой». В мае 1746 года де Виейра застал Чернышова и Екатерину возле спальни великой княгини, донёс об этом Елизавете, и та распорядилась арестовать Чернышова и его братьев. Два года просидел Чернышов в заключении, а потом был отправлен на службу в Оренбург, в армейский полк.

Историк Василий Алексеевич Бильбасов, один из лучших знатоков екатерининского времени, утверждает, что эти подозрения основывались не более чем на сплетнях, потому что кроме братьев Чернышовых были допрошены и Пётр с Екатериной, и другие их придворные, но никаких доказательств найдено не было. Однако, несмотря на невиновность Екатерины, приставленную к ней обер-гофмейстерину Чоглокову постигла опала, так как она не только не добилась того, ради чего была приставлена к молодым супругам, но и не замечала очевидного, о чём, кроме неё, знали все придворные, а именно, что её собственный муж обер-гофмейстер и камергер Николай Наумович Чоглоков смело заглядывается на Екатерину и одновременно откровенно волочится за фрейлиной Кошелевой, что брат фаворита императрицы Кирилл Разумовский тоже открыто бросает влюблённые взоры на жену Петра Фёдоровича, а последний, пренебрегая всеми правилами приличия, откровенно увивается вокруг любой юбки.

Чоглокова отставили от должности, назначив вместо него гофмаршалом двора Петра Фёдоровича князя Репнина, который был полной противоположностью Чоглокову — умным, честным, спокойным и добрым человеком.

К этому времени произошёл окончательный разрыв между Петром и Екатериной. Тому способствовало многое, но наиболее сильное и неблагоприятное впечатление произвело на Екатерину то, что её муж начал проявлять ещё и жестокость по отношению к животным.

Сначала Екатерина стала свидетельницей того, как во время игры в солдатики, слепленные, кстати сказать, из теста, выскочившая из-под пола крыса прыгнула на бруствер игрушечной крепости и съела одного из часовых. Кто-то из партнёров Петра, забавлявшихся вместе с ним игрой, поймал крысу, и над ней был учинён военно-полевой суд, после чего преступницу под барабанный бой повесили.

Кроме того, Пётр поселил в своих комнатах, расположенных рядом со спальней Екатерины, целую свору собак и под видом дрессировки постоянно истязал их. От собачьего воя Екатерина буквально не знала, куда ей деваться, но августейший дрессировщик был неумолим.

Молодая женщина сначала скучала в одиночестве, потом с головой погрузилась в книги, а досуг проводила на охоте, на рыбалке, занимаясь, кроме того, танцами и верховой ездой. Как и следовало ожидать, таких невинных забав оказалось недостаточно для сильной, молодой женщины, обладавшей к тому же более чем пылким темпераментом. Тем более что соблазнов вокруг было предостаточно, да и сама императрица Елизавета подавала тому многочисленные примеры, отставив «любезна друга Алёшеньку» и влюбившись ещё раз по-настоящему в молодого красавца Ивана Ивановича Шувалова.

Оставив на время молодую чету — Петра Фёдоровича и Екатерину Алексеевну, обратимся к их сорокалетней тётке, возле которой всё ещё оставался Алексей Разумовский, но уже появились и ещё двое талантов — двадцатидвухлетний Иван Иванович Шувалов и одновременно, так сказать параллельно с ним, двадцатилетний кадет Никита Афанасьевич Бекетов.

Но обо всём по порядку.

Иван Иванович Шувалов доводился двоюродным братом ловкому царедворцу и не менее ловкому негоцианту Петру Ивановичу Шувалову — будущему графу и фельдмаршалу, сделавшему карьеру на том, что его женой стала бывшая любовница Бирона Мавра Егоровна Шепелева. Та самая, что с юности была задушевной подругой цесаревны Елизаветы и не порывала с ней, даже живя в Киле при дворе Анны Петровны — родной сестры императрицы, матери Петра Фёдоровича.

Екатерина в своих «Записках», утверждала, что Шуваловы, несмотря на близость Мавры Егоровны к императрице, презирали её, ибо все Шепелевы были «люди глупые и низкого происхождения, так как они были финского происхождения и взяты были ко двору во время завоевания Финляндии, чтобы стирать бельё детям Петра Великого; потом они подметали комнаты и мало-помалу достигли того, что стали горничными. Шепелев, в то время денщик Петра I, женился на одной из сестёр, а Кошелев, унтер-шталмейстер — на другой. Их мужья, благодаря продолжительной службе, сделали карьеру».

Мавра Егоровна дольше других оставалась в опочивальне императрицы, рассказывая ей всё, что знала и от своих многочисленных осведомительниц и от деверя — Александра Ивановича Шувалова — начальника тайной канцелярии.

Из интимных привычек, присущих только Елизавете Петровне, отмечали одну: императрица любила, чтобы особо доверенные и приближённые к ней дамы перед сном чесали ей пятки. Этой милости добивались многие первые дамы империи, но далеко не каждая из них удостаивалась столь высокой чести.

В числе «чесальщиц» была и жена канцлера Воронцова, родная сестра фаворита Шувалова — Елизавета, и вдова адмирала Головина — Мария Богдановна, первая сплетница, злобная и корыстолюбивая. Среди этого сонма полунощных пифий и фурий Мавра Егоровна, безусловно, долгое время занимала первое место.

Эта близость с Елизаветой Петровной ещё более окрепла после удачного дворцового переворота, когда Шуваловы откровенно заявили себя сторонниками Елизаветы и приняли в этом опасном деле активное участие. И всё же, как ни прочны были их позиции при дворе, ещё более укрепились они после того, как супруги Шуваловы устроили знакомство Елизаветы Петровны с двоюродным братом Петра Ивановича — Иваном Ивановичем Шуваловым. Он появился в покоях Елизаветы ещё мальчиком и был определён пажом, проводившим всё время в прихожей императрицы. Чаще всего она заставала этого очень красивого мальчика с книжкой в руках, а вскоре обратила внимание и на его ум, доброту и славный характер. Регулярное чтение не пропало даром: все знавшие Ивана Ивановича Шувалова отмечали его исключительную образованность. Это самообразование дополнилось ещё и тем, что с десяти до шестнадцати лет он проучился в гимназии при Академии наук.

Разумовский, оставаясь законным мужем Елизаветы, не в силах был удержать свою августейшую супругу от амурных увлечений и мог только пассивно созерцать, как возле неё возник Иван Шувалов и одновременно появился ещё один мимолётный любимец — двадцатилетний кадет Никита Бекетов. Бекетов воспитывался в Сухопутном шляхетском кадетском корпусе, гордо именуемом «Рыцарской Академией». В России ещё не было университета, и потому в корпусе, готовя офицеров, старались дать и хорошее общее гуманитарное образование. Мальчики и юноши обучались там политесу, танцам, музыке, а с 1747 года здесь начали ставить и драматические спектакли.

Театр в 40-е годы XVIII века стал играть особую роль. Елизавета Петровна, с увлечением читавшая любовные французские романы и не менее того обожавшая зрелища и маскарады, решила слить два этих пристрастия воедино. В результате в 1743 году к оперно-балетной франко-итальянской труппе добавилась и французская драматическая. И здесь не обошлось без политики, потому что случилось это лишь после того, как Анна Ивановна умерла, а Бирон, Миних и Остерман были сосланы и немецкий язык был заменён при дворе французским. Этому способствовало и то обстоятельство, что новая императрица Елизавета Петровна знала французский намного лучше немецкого. И вот на петербургской придворной сцене появились герои трагедий Вольтера, Мольера, Реньяра и комедийные персонажи Детуша и Ла-Шоссе. Уже через год репертуар пополнился дивертисментами, исполнявшимися по поводу различных политических событий: в 1744 году — в связи с заключением мира со Швецией, в 1745-м — в связи со свадьбой Петра Фёдоровича и Екатерины Алексеевны. Параллельно с придворным французским театром начал существование и первый русский драматический театр, созданный в Сухопутном шляхетском кадетском корпусе. Одним из актёров-любителей, а профессионалов там не было, стал и двадцатилетний красавец-кадет Никита Афанасьевич Бекетов. Счастливая наружность помогла ему занять среди однокашников первое место и получить амплуа героя.