Сначала в тайну «Петра Фёдоровича» были посвящены немногие, потом слух о нём распространился по всему Яику.

17 сентября 1773 года на хуторе казака Михаила Толкачева первые восемьдесят казаков, татар и башкир принесли присягу на верность Петру Фёдоровичу, и он повёл их к Яицкому городку. Крестьянская война началась.

По дороге в плен к восставшим попал сержант Дмитрий Кальминский, объезжавший форпосты с приказом арестовать самозванца. Казаки хотели повесить Кальминского, но Пугачёв простил его и назначил писарем. Так на службе у самозванца в первый же день Крестьянской войны оказался первый дворянин.

В последующем ещё несколько дворян оказались в лагере Пугачёва, но, как правило, их переход к самозванцу не был добровольным и объяснялся опасениями за свою жизнь.

Так случилось и с подпоручиком Михаилом Александровичем Шванвичем, с отцом которого — Александром Мартыновичем Шванвичем мы познакомились, рассказывая о братьях Орловых, в самом начале их бурной и скандальной карьеры.

Получив хорошее домашнее образование, молодой Шванвич в 1770-1771 годах с Ингерманландским карабинерным полком участвовал в войне с турками, отличился под Нагоештами, после чего попал в ординарцы к генералу Григорию Александровичу Потёмкину — будущему фавориту Екатерины II, светлейшему князю и генерал-фельдмаршалу.

В сентябре 1773 года Шванвича с ротой гренадер отправили в Симбирск для приёма и отвода рекрутов. Но на пути в Симбирск, когда рота была в Муроме, её командир поручик Карташов получил приказ «с крайним поспешанием идти в Казань». Затем маршрут следования изменили ещё раз, приказав двигаться к Оренбургу — центру пугачёвского бунта.

В сентябре пугачёвцы взяли полдюжины небольших крепостей, а в начале октября блокировали Оренбург. На помощь осаждённым вышел карательный отряд генерала Кара в 3500 человек при десяти пушках, но в трёхдневном бою 7-9 ноября под деревней Юзеево был разбит восставшими. В этом районе оказалась и рота поручика Карташова.

Рота сдалась без боя. Карташова и ещё одного офицера пугачёвцы казнили тут же, а сдавшихся на их милость поручика Волженского и подпоручика Шванвича доставили вместе со всеми солдатами в село Берду, где сам Пугачёв, узнав, что и Волженский, и Шванвич любимы солдатами, велел первому из них быть атаманом, а второму — есаулом и «быть над гренадерами, так как и прежде, командирами».

Пугачёв побеседовал со Шванвичем и, выяснив, что тот знает немецкий и французский языки, приказал новоиспечённому есаулу заведовать в его канцелярии иностранной перепиской.

Шванвич участвовал в бунте почти до самого конца. Вместе с Пугачёвым он принимал участие в полугодовой осаде Оренбурга, под стенами которого сосредоточилось до 25 тысяч мятежников при 86 пушках. А вокруг Оренбурга — в Казанской губернии, в Западной Сибири, Западном Казахстане и в Башкирии действовали крупные отряды сторонников Пугачёва.

В декабре 1773 года на подавление восстания был двинут отряд генерал-аншефа Александра Ивановича Бибикова, назначенного главнокомандующим по борьбе с мятежом. Отряд был численностью в 6500 солдат и офицеров при 30 орудиях. Бибиков разбил отряды повстанцев под Самарой, Кунгуром, Бузулуком и двинулся к Оренбургу.

В это трудное для Пугачёва время Шванвич, в противоположность другим офицерам-дворянам, оказавшимся в рядах повстанцев, сохранил верность самозванцу.

В феврале 1774 года Шванвич из есаулов был произведён в атаманы и командиры солдатского полка вместо Волженского, казнённого пугачёвцами за подготовку «изменнического действа»: Волженский и ещё один бывший офицер, Остренев, решили заклепать пушки бунтовщиков и тем самым вывести их из строя. Их разоблачили и приговорили к повешению. После казни Волженского и Остренева Шванвич командовал всеми солдатами, согласившимися служить Пугачёву и, таким образом, оказался в одном ряду с другими пугачёвскими атаманами и полковниками. Закончил же он свою карьеру в армии Пугачёва секретарём Военной Коллегии — высшем органе руководства повстанческим войском. В марте 1774 года отряды Пугачёва были разбиты под крепостью Татищевой и, узнав об этом, Шванвич бежал в Оренбург и сдался на милость губернатора Рейнсдорпа.

По иронии судьбы, Рейнсдорп учился в Академической гимназии у деда Шванвича и был хорошо им аттестован. Рейнсдорп, не вдаваясь в подробности о службе Шванвича у Пугачёва, снова привёл его к присяге и отправил служить в отряд князя Николая Михайловича Голицына. Однако князь, выяснив обстоятельства, велел посадить Шванвича в тюрьму. 17 мая на допросе в Оренбурге Шванвич заявил, что служил Пугачёву «из страху, боясь смерти, а уйти не посмел, ибо, если бы поймали, то повесили».

...Пугачёвские войска были разгромлены летом 1774 года, когда против повстанцев было послано двадцать пехотных и кавалерийских полков, казачьи части и отряды добровольцев-дворян. Общее руководство войсками осуществлял генерал-аншеф, граф Пётр Иванович Панин, один из лучших полководцев российской армии. А 2 сентября в Царицын в расположение Панина прибыл генерал-поручик Александр Васильевич Суворов. С этого времени разгром пугачёвского восстания вступил в свою последнюю стадию.

Пугачёв был захвачен группой своих приближённых, недавних соратников и единомышленников, и 15 сентября доставлен в Яицкий городок. Суворов приложил невероятные усилия, чтобы заполучить «злодея Емельку» в свои руки и лично сопровождал его, посаженного в железную клетку, в Симбирск, а потом и в Москву для допросов и следствия.

Екатерина строжайше запретила применять при допросах Пугачёва и его сподвижников пытки, что и было исполнено.

Тем не менее Пугачёв и пятеро его ближайших сообщников 10 января 1775 года были казнены на Болотной площади в Москве, а остальные подверглись жестоким телесным наказаниям и ссылке в тюрьмы и на каторгу.

А как складывалась жизнь Екатерины Второй и её семьи с той поры, когда в Петербург пришли тревожные слухи о «мужицком возмущении и казацком воровстве»?

В конце ноября 1773 года в Царском Селе праздновалось тезоименитство (день Ангела, именины) Екатерины. Продолжавшаяся война с Турцией и начавшаяся пугачёвщина требовали обратить особое внимание на армию и флот, и потому множество офицеров и генералов получили производство в очередные чины, были награждены поместьями, деньгами и орденами. Однако, сколь ни были приятно волнительны все эти награждения и перемещения, не они оказались в центре внимания и пересудов гостей императрицы. Первое место, безусловно, заняла новость об отставке Васильчикова и появлении на его месте тридцатичетырёхлетнего кавалерийского генерал-поручика Григория Александровича Потёмкина.

Старые придворные и генералы делились воспоминаниями об отце Потёмкина, о его дядьках и со стороны отца и со стороны матери, а люди из учёного сословия припоминали, что, как будто в Московском университете или же гимназии при нём когда-то видели они и самого Григория Александровича. Постепенно картина его жизни прояснилась.

Григорий Александрович Потёмкин родился 13 сентября 1739 года в селе Чижове, близ Смоленска.

Отец его — отставной шестидесятипятилетний подполковник Александр Васильевич Потёмкин, первым браком женат был на своей сверстнице. Однажды поехал он из Смоленской губернии в Тульскую, в Алексинский уезд, сельцо Маншино, и там увидел бездетную красавицу-вдову Дарью Васильевну Скуратову, старше которой был он на тридцать лет. Утаив, что женат, объявив себя вдовцом, Потёмкин повенчался с Дарьей Васильевной и остался жить в Маншино. Вскоре молодая жена оказалась в положении и вдруг узнала, что её муж двоеженец. Дарья Васильевна добилась того, что Потёмкин увёз её в своё смоленское имение и познакомил с законной женой. Та, будучи женщиной доброй, милосердной, довольно старой и к тому же за долгие годы изрядно намучившейся со своим мужем, по собственной воле ушла в монастырь и тем самым утвердила брак Дарьи Васильевны с Потёмкиным.